Женщина и обезьяна - Питер Хёг

— Выпейте, — сказал он. — Это вода.

Маделен жадно выпила. Из кармана плаща она достала свои витамины В, положила пригоршню в рот и снова глотнула.

Джонни запустил двигатель и отъехал от поребрика.

Внутри Маделен падение продолжалось с постоянно увеличивающейся скоростью. Впереди уже маячило отвращение к самой себе, а ещё дальше под ним виднелись наполненные трупами катакомбы, которые мир с непозволительным преуменьшением называет похмельем. У Маделен не оставалось никаких сил изображать загадочность. Одновременно она видела всё с истеричной ясностью, которая предшествует нервному срыву.

— Собака, — сказала она. — Именно о ней говорил Еоуэн. Обезьяна была у вас в машине.

— Она убежала, — сказал Джонни. — Это впервые. Я не знал, что она там.

— Как вы снова нашли её?

Джонни постучал по радиоприёмнику.

— Полиция передаёт информацию на частоте сто сорок восемь мегагерц, — объяснил он. — Ветеринарная полиция — на ста сорока шести.

С квалифицированными и неквалифицированными рабочими Маделен никогда не взаимодействовала иначе как на основе точно определённых предварительных условий. Они обеспечивали ей материальную сторону её существования, а затем удаляли продукты отходов. Она заказывала их, принимала, открывала им дверь и закрывала её за ними, обращаясь к ним с преувеличенной любезностью, которая происходила от того, что она боялась их, не понимая и в глубине души осознавая, что полностью находится в их власти, поскольку сама она не в состоянии сменить предохранитель, выкопать колодец и испечь крендель. В такси она всегда ездила на заднем сиденье. Теперь она сидела рядом с Джонни. В поездке, которую она сама спровоцировала. При том что никто её заранее никуда не приглашал.

В сомнительных случаях все живые существа стремятся к знакомым им моделям поведения.

— Вы хотите получить компенсацию, — решила она.

Джонни покачал головой.

— Сколько?

Джонни снова покачал головой.

— Дело не в деньгах, — объяснил он.

Маделен посмотрела на него новыми глазами, как смотрят на редкое животное, на птицу-носорога или на карликового тапира. Человек, которому не нужны деньги!

— А что же вам надо? — спросила она.

Через тело Джонни и по его лицу пронеслись разные чувства, но ни одно из них не нашло своего выражения. Маделен поняла, что рядом с ней сидит человек, который, подобно ей, не представляет себе, куда он движется, но который — подобно ей самой — убеждён, что след, по которому он идёт, — правильный.

— Я просто хочу её ещё раз увидеть, — сказал он.

Некоторое время они ехали в молчании. Оба они чувствовали, что обезьяна побывала в той кабине, где они сейчас сидели.

— Я обещала ей, что помогу, — сказала Маделен. Джонни кивнул:

— Это понятно.

— Но я не знаю, как это сделать.

— Кого только я не возил, — сказал Джонни. — Самцов-жирафов во время брачного периода, антилоп-пала. Которые гибнут, стоит им только заподозрить, что они уже больше не в Африке.

Он остановил машину. Только сейчас Маделен узнала район. Отсюда было рукой подать до Момбаса-Мэнор. Она осторожно вышла из машины.

— Я бы мог помочь, — сказал Джонни.

Маделен посмотрела на него. Положиться на незнакомого человека неизвестного социального положения было для неё совершенно невозможно. Но она была не одна. Истерзанная ясностью своего сознания, она заметила, что её окутанным дымкой подружкам Джонни пришёлся по вкусу.

— С этого момента я буду парковаться здесь, — сказал он. — Я живу в машине.

Он протянул ей её тубус.

— Скажите ей… скажите, что мы с Самсоном простили то, что случилось с Самсоном. У неё не было выбора.

Маделен захлопнула дверь машины, повернулась и, не оглядываясь, начала с трудом пробираться к дому.

10

Её разбудил свет, звук двигателей и чувство, что она кому-то что-то должна.

Хотя было два часа ночи, но шум не был для неё неожиданностью. В течение последних месяцев через её череп провели шестиполосную скоростную магистраль, которая становилась особенно оживлённой по ночам, когда она к тому же освещалась прожекторами, и те, вспыхивая, прочёсывали область позади роговой оболочки её глаз. К этому аду света и звука ей со временем удалось приспособиться. На сей раз её беспокоило то, что все эти ощущения вызывались чем-то извне.

Она подошла к окну. Во дворе, в свете затенённых ламп, работали с десяток человек, надёжно укрепляя и изолируя оранжерею. В течение тех двух часов, что она простояла у окна, они поставили стальные решётки на окна, сменили двери и со стороны двора пристроили к крылу здания проволочный вольер высотой метров пять, который венчали три электрических провода на изоляторах. Закончив эту работу, они уехали.

Маделен легла, но заснуть ей не удалось, и она снова встала. В предрассветных сумерках она увидела, что к Адаму пришли три человека. Облачившись в рабочие халаты, они вошли в оранжерею. Вскоре к ним присоединился Клэпхэм.

Пока медленно рассветало, Маделен боролась с последствиями алкогольного отравления предыдущих суток при помощи новых порций спиртного. И поначалу казалось, что это ей удаётся.

В течение последующих трёх суток Адам и четыре его помощника выходили, только чтобы поесть, сходить в туалет или же поспать час-другой на диване или в кресле, и на протяжении этих трёх суток Маделен пила постоянно и безостановочно. Сначала стремясь справиться со своей растерянностью, а потом, когда это не удалось, надеясь, что удастся заснуть, а когда и это не удалось, она пила, чтобы избежать похмелья и чтобы не трезветь.

В течение этих трёх дней во всех обитателях дома появилось что-то животное. Не только в Маделен, но и в пятерых мужчинах. Первый раз, когда они вышли из оранжереи, они приняли душ и переоделись. Но уже во второй раз — через двенадцать часов — они уселись прямо в своих серых рабочих халатах вокруг кухонного стола и принялись за еду, не произнося ни слова. Потом полетел к черту и распорядок обедов и ужинов. Мужчины забывали о еде, или же просили принести им бутерброды, или же по два-три человека заходили на кухню, брали руками кусок мяса, садились и засыпали на стуле, и, продремав так несколько часов, снова возвращались к работе. Через сутки между ними стёрлись все социальные различия. Когда они шикали друг на друга или дремали в кресле, ни один непосвящённый человек не смог бы уже догадаться, кто рабочий, кто дворецкий, а кто будущий директор самого престижного зоопарка за всю историю зоологии.

Они приступили к работе, светясь научным оптимизмом. В течение этих трёх дней Маделен, сквозь своё постоянно растущее опьянение, наблюдала, как этот оптимизм превращается сначала в ожидание, потом в упрямую решимость, потом в депрессивную нервозность и, наконец, в панику.

Когда Адам, с перерывом в двадцать часов, шатаясь, поднимался к себе, Маделен шла в его комнату и совокуплялась с ним, и потом иногда несколько часов спала. На третью ночь она проснулась между двумя кошмарами, осознав происходящую с её организмом экологическую катастрофу.

Алкоголь истощил её запасы жидкости. Он выкачал сыворотку из её клеток, чтобы обеспечить своё растворение, нарушил водорегулирующую функцию почек и загрязнил оставшиеся протоки аммонийными продуктами своего распада. Она явственно чувствовала неровное биение своего сердца, перегрузку печени, смертельное расстройство функций кишечника. И над этой внутренней катастрофой парили рептилии из её снов, большие, белые, сладострастные амфибии алкогольных кошмаров.

Она с трудом выбралась из кровати и подошла к окну. В свете убывающей луны она увидела примата. Под наблюдением Клэпхэма он вышел в отгороженный вольер и медленно сделал по нему круг. На нём был накинут плед, лицо его было в тени, он прихрамывал и казался более измождённым, чем все пятеро мужчин вместе взятых.

И всё-таки Маделен видела: что бы они там ни хотели от него добиться, им это не удалось.

Животное прошлось по вольеру только один раз, потом оно исчезло в здании, и Клэпхэм закрыл за ним дверь.

Маделен посмотрела на оконную раму, на парк и дальше на город. Из подслушанных в родительском доме разговоров у неё осталось смутное, но брезгливое представление о том, в каких условиях живут домашние животные в крупных специализированных хозяйствах. Она знала значение таких слов, как спонтанный перелом, закручивание языка, соматотропин, потребление мочи, обгладывание кормушки, клевание соседа и монотонизация половой жизни. Теперь в этих словах она видела саму себя. Покачиваясь из стороны в сторону, она увидела отражение себя и города в животном мире. Она была совершенно опустошена изнутри, как будто она питалась пустотой, пустотой, которую извергал в неё Адам. Она подумала о так никогда и не высказанных ею возражениях, об упущенных возможностях. Чувство вины охватило её. Не уколы совести, не надуманные пустяки, не какие-нибудь мелочи, а просроченная задолженность самоубийства. В избранном ею самой способе падения ока достигла той точки, где находится покаяние.