В долине Иордана - Александр Елисеев

Всѣмъ этимъ обязано Мертвое Море, главнымъ образомъ, одному своему свойству, страшному насыщенію минеральными солями, коихъ въ водѣ его до 25 %. Если мы, согласно этому содержанію, предположимъ что Мертвое Море на цѣлую четверть своей массы состоитъ изъ солей, то мы поймемъ огромное значеніе этого факта. Пересыщеніе солями, въ особенности хлористымъ магніемъ и поваренною солью, водъ асфальтоваго озера обусловливаетъ всѣ отличительныя качества его воды, береговъ, окружающей атмосферы. Много вѣроятныхъ. причинъ породило такое необыкновенное свойство воды; онѣ общи по большей части всѣмъ значительнымъ бассейнамъ соленой воды, каковы Большое Соляное озеро въ Утахѣ, Элтонъ въ Киргизской степи, степныя озера Турана и рядъ тому подобныхъ вмѣстилищъ соли и воды. Самое свойство грунта, безъ сомнѣнія содержащаго соленыя отложенія, такъ какъ здѣсь находятся въ изобиліи источники минеральной воды, уже указываетъ на одну изъ главныхъ причинъ пресыщенія. Масса этихъ ключей вѣроятно бьетъ и на днѣ Мертваго Моря, дѣлая его, вскипѣвшимъ котломъ; вулканическая дѣятельность ложа помогаетъ усиленному испаренію, которое велико и безъ того, благодаря крайне низкому положенію бассейна, запертаго отовсюду горами, и страшнымъ жарамъ. Громадное испареніе, уносящее ежегодно толщу воды почти въ двадцать футовъ, восполняется весьма недостаточно осенними и зимними дождями и притокомъ прѣсной воды Іордана, несущаго также не мало землистыхъ и минеральныхъ частицъ. Огромная доставка отовсюду солей въ нѣдра Мертваго Моря не можетъ покрываться расходомъ, такъ какъ оно не даетъ начала исходящимъ рѣкамъ и вотъ приносимыя вѣками соли остаются въ нѣдрахъ небольшаго бассейна, непрерывно сгущая его и безъ того пересыщенныя воды и превращая ихъ въ настоящій разсолъ.

Масса условій превращающихъ воды Бахръ-эль-Лута въ мертвый бассейнъ породила полную безжизненность и его береговъ; ни одинъ арабскій шатеръ не стоитъ постоянно у водъ темно-синяго озера. Пустынная, ровная подчасъ какъ зеркало поверхность его можетъ въ самомъ дѣлѣ служить символомъ мертвенной тишины. Въ 1835 году, на водахъ ужаснаго бассейна появилась лодка перваго изслѣдователя-Европейца. Ирландецъ Кастиганъ приплылъ сюда по Іордану и пустился въ море, желая снять съ него таинственную завѣсу. Шепотъ изумленія пронесся по пустынѣ; стоустая молва разнесла вѣсть объ отважномъ пловцѣ. легенды Арабовъ и до сихъ поръ помнятъ о Кастиганѣ, но онъ погибъ неизвѣстно отчего, заплативъ жизнью за подвигъ, до него не совершенный никѣмъ. Хотя ни одного слова не повѣдалъ міру Кастиганъ, не оставившій даже замѣтки, но не безъ пользы для науки погибъ отважный пловецъ. Густая завѣса, до того покрывавшая Мертвое Море, была приподнята; вѣковая дѣвственность, хранимая доселѣ легендой, была нарушена, и ладьи болѣе счастливыхъ изслѣдователей не замедлили появиться на таинственныхъ водахъ озера Лота.

Не прошло и двухъ лѣтъ съ безвѣстной смерти Кастигана, какъ Моръ и Бекъ, плывя по Мертвому Морю съ барометромъ въ рукѣ, впервые провѣряютъ низкій уровень этого бассейна сравнительно съ уровнемъ Средиземнаго моря. Въ 1847году лейтенантъ Молине пытается уже измѣрить самую глубину Мертваго Моря; арабскіе шейхи кочевавшіе въ заіорданскихъ странахъ сочли личнымъ для себя оскорбленіемъ плаваніе нечестиваго Франка по водамъ Бахръ-эль-Лута и напали на ладью Молине. Несмотря на то что отважный изслѣдователь отбился отъ Арабовъ пустыни, онъ все-таки не въ силахъ былъ бороться со стихіями и погибъ на водахъ Бахръ-эль-Лута. Только экспедиціей Линча и Деля, предпринятой чрезъ годъ послѣ смерти Молине, была снята окончательно завѣса покрывавшая Мертвое Море. Оно перестало быть загадкой для географовъ, потому что экспедиція въ двадцать два дня своего пребыванія на водахъ соленаго бассейна описала его довольно подробно. Рядомъ точныхъ измѣреній были опредѣлены не только относительный уровень и глубина Мертваго Моря, но даже описаны его берега и изучены во всѣхъ отношеніяхъ его таинственныя воды. За всѣ эти данныя экспедиція заплатила дорогою цѣной, такъ какъ одинъ изъ членовъ ея, Дель, наслѣдовалъ участь Кастигана и Молине. Несмотря на всѣ эти успѣхи, Мертвое Море еще не изучено вполнѣ, и полное описаніе его вѣроятно будетъ стоить еще не одной человѣческой жертвы. Ядовитое дыханіе моря тушитъ жизнь вокругъ себя, оно вѣетъ далеко и по окрестнымъ горамъ. Никогда мертвое не станетъ живымъ, никогда озеро Лота не оживится. Библейское проклятіе тяготѣетъ надъ водами Мертваго Моря; оно вѣетъ и надо всею окрестною страной. Палъ великій Іерихонъ, пали грозный Махерусъ и Масада; великолѣпный Раббатъ-Аммонъ, Раббатъ-Моабъ, Киръ-Моабъ, Хесбонъ и Атаротъ превратились въ развалины и не воскреснутъ. И Пе тра, и Моавія, и Аммонъ, нѣкогда царившіе надъ Палестиной и богатые городами, не возстанутъ изъ ничтожества. Пустыня заняла ихъ мѣсто, песокъ засыпалъ великія развалины, и конь Араба мчится свободно надъ прахомъ схороненной страны. Эс-селямъ алейкумъ (миръ съ вами)!

VII

— Хали рахсакъ, эфенди (подыми голову, господинъ)! таинственно прошепталъ мой Османъ, увидя что я погрузился въ мечтанія, остановивъ своего скакуна у самаго берега Мертваго Моря, соленыя струи котораго лизали ноги моего коня. Подыми голову и посмотри хорошенько направо. Шатеръ Франка раскинулся надъ водой; заѣзжій Франкъ пришелъ посмотрѣть на тѣни Бахръ-эль-Лута.

Я взглянулъ по тому направленію куда указывалъ Османъ, и взглядъ мой упалъ на бѣлое пятнышко показавшееся на темно-желтомъ фонѣ предгорій, близко подошедшихъ къ берегу моря. Несомнѣнно было что какой-то европейскій путешественникъ расположился шатромъ неподалеку отъ насъ, не боясь зловредныхъ испареній изъ озера Лота.

Солнце жгло невыносимо наши головы, жгучій вѣтерокъ вырывался изъ горъ, изсушая наши губы; во всемъ тѣлѣ чувствовалась истома, а внутри все сильнѣе разливался жаръ. Не прошло и получаса нашей скачки по берегу моря, какъ мы достигли приманившаго насъ шатра. Два Араба-проводника суетились предъ нимъ, стряпая какое-то кушанье на небольшомъ костеркѣ; четверо коней лежали неподалеку въ какой-то тягостной истомѣ, а самъ хозяинъ вышелъ впередъ чтобы привѣтствовать насъ.

Сухой, черномазый, юркій небольшой человѣкъ, одѣтый во всемъ бѣломъ, съ пробковымъ шлемомъ на головѣ и двумя револьверами за поясомъ, шелъ на встрѣчу къ намъ, махая своимъ пестрымъ платкомъ. По мѣрѣ его приближенія жесты становились дотого энергичными что можно было думать будто незнакомецъ хотѣлъ выразить ими что-то важное, не похожее на простой привѣтъ. На всѣ эти знаки я отвѣчалъ также издали, приподнимая козырекъ своей фуражки и понукая своего взмыленнаго коня. Едва я успѣлъ поровняться съ шедшимъ на встрѣчу незнакомцемъ, живая, быстрая какъ потокъ, французская рѣчь оглушила меня звономъ трескучихъ фразъ, на которыя невозможно было отвѣчать.