Мир Роджера Желязны. Лорд фантастики - Мартин Гринберг

— В самом деле? Это правда? — Крэнстон наклонился и принялся рассматривать мою одежду. Стандартная форменная рубашка колониста и брюки моего персонального цвета, серебряного, были сконструированы так, чтобы отталкивать любую грязь и пятна. Моя одежда была чиста. Я поскреб в волосах и стряхнул на стол песчинку зеленой почвы.

— Да, под землей, хотя, к счастью, не в гробу, — сказал я. — Кто объявил меня мертвым?

— Рой, — сказал он.

— А где был ты, когда все это происходило? — Мы с Крэнстоном играли в шахматы каждый Четвердень. Он был одним из разведчиков колонии; каждую неделю отправлялся на исследование новых земель, открывал полезные ископаемые, описывал неизвестных животных. Это давало ему чувство перспективы в отличие от других, запертых в тесном мирке колонии. Он был одним из немногих людей в колонии, которые проводили со мной время, не испытывая раздражения с первой же минуты.

— Рой — генеральный прокурор. Мне не приходило в голову оспаривать его суждения.

— А как насчет похорон? Ты же знаешь, я бы согласился отдать части своего тела в любом виде по первому требованию. И кстати, как насчет сохранения результатов моей работы? Кто-нибудь удосужился проверить, над чем я работал перед смертью? Почему не было проведено вскрытие? Что, если мне удалось решить ключевые проблемы?

— Вскрытие было проведено, — сказал Крэнстон. — Ева сказала… — Он уставился на меня и покачал головой. — Я ничего не понимаю. Я думал, что тебя вскрыли, а потом пустили на удобрение в соответствии с твоей волей. Вот почему я все еще думаю, что ты призрак.

— Что именно сказала Ева?

— Сказала, что ты не оставил никаких записей о последней фазе своей работы и что ей не удалось догадаться о том, что ты с собой сделал.

Им мало записей? Да я детальнейшим образом описывал каждую модификацию! Может, она смотрела не в тех файлах. Возможно, я дал им странноватые названия. Возможно, я заблокировал или спрятал их.

— Причина смерти? — спросил я Крэнстона. — Она назвала причину?

— Твои кишки были полны полупереваренными персиками. Она рассудила, что это было самоубийство. Боже, Джейк. Ты же сам твердил всем и каждому не есть эти штуки. И с твоей стороны было крайне неосмотрительно оставлять нас в полном неведении.

Итак, Ева знала, что я наелся персиков. Поэтому она и сделала аутопсию. Со странным чувством я расстегнул липучки на рубашке и осмотрел живот. При всем старании мне не удалось обнаружить никаких следов лазерной хирургии. Я похлопал себя по животу. Никакой зияющей раны, никаких болезненных ощущений.

— Так ты сам видел, как меня закопали три дня назад? — спросил я.

— Ну да.

— Как долго я был мертвым?

— Ты умер в Перводень, похоронили тебя на Втородень, а сегодня Пятый день, — разъяснил Крэнстон. Он вздохнул и покачал головой. — Гипотеза номер два: все это — очень жизнеподобный сон.

— Мне не очень-то улыбается быть плодом твоего воображения.

— Мне тоже не хотелось бы иметь такой плод, как ты, — сказал Крэнстон, нахмурившись. — Я бы предпочел остановиться на гипотезе с привидением, но я в них не верю. И все же, кто ты такой, почему ты здесь и чего ты хочешь?

— Ты же меня знаешь, — сказал я. — Ты отлично знаешь, кто я такой.

— Не уверен, — сказал он. — И даже если бы я знал, кем ты был, я давно уже не понимаю, чего ты хочешь. Просвети меня.

А что, если он прав? Что, если я — уже не я? Я допил остатки спиртного. Оно не было похоже ни на один напиток, который я когда-либо пробовал, хотя, насколько мне было известно, Крэнстон плеснул мне в стакан мой любимый бурбон.

— У меня есть гипотеза, — сказал я. — Это ты — плод моего воображения.

Он ущипнул себя и покачал головой. «Я не сплю». Он протянул руку и ущипнул меня.

— Я тоже не сплю, — сказал я.

Крэнстон смотрел поочередно то на свою руку, то на мою. Он открывал и закрывал рот, словно рыба.

— Да, — сказал я. — Мы оба не спим, и ты можешь меня потрогать. Так кто же плод воображения?

Он встал, отошел на несколько шагов назад, затем приблизился. «Джейк, ты весь какой-то зеленоватый и пахнешь как-то чудно — не то чтобы плохо, просто необычно. Сделай мне одолжение, проверь пульс».

Похоже, ему не хотелось еще раз дотрагиваться до меня.

Я посмотрел на его стенные часы и, положив пальцы на запястье, сосчитал удары сердца за полминуты.

— Нормальный, — сказал я.

Он покачал головой, вновь отошел подальше и вернулся обратно.

— А почему ты, собственно, пришел сюда? Ну, то есть в мою квартиру? Ты больше никуда не заходил после того, как пришел в себя?

— Нет, конечно, — сказал я.

— А почему?

— Потому что ты — мой друг. Во всяком случае, был моим другом. Разве что-то изменилось?

— Не знаю.

— Просто ты думаешь, что я — это не я. О’кей, ты хочешь, чтобы я ушел?

— Нет. Нет. Я только хочу, чтобы ты сказал правду. Над чем ты работал перед смертью?

Тут я рассказал ему о персиках и торопливом прыжке в три шага.

Он облизнул пересохшие губы.

— В первый год мне казалось, что они ужасно воняют, — сказал он. — Доходило до тошноты, когда они созревали. Такая вонь, и никуда от нее не деться! Но в этом году мне вдруг захотелось откусить кусочек. — Он посмотрел в окно. Отсюда не было видно ни одного дерева с листьями в виде ложек, небольшая рощица была немного выше по реке. — Значит, теперь их можно есть?

— Видишь ли, — сказал я и осекся, поняв, что голоден. До меня дошло, что я не ел уже четыре дня, но, возможно, мертвецы не расходуют много энергии. — Я не знаю. Что, если Ева была права и именно они убили меня?

— Она сказала, полупереваренные. Стало быть, первый этап пищеварения прошел удачно.

— Я бы съел еще немного, — сказал я.

— Идем.

Когда мы только прибыли на Эмери, всем приходилось носить респираторы. Слишком много аллергенов в атмосфере. Без мер защиты люди чесались бы и чихали до полного изнеможения, а некоторые и вовсе не могли дышать без респираторов. Мои первые модификации как раз были направлены на решение этих проблем, и я справился с задачей отлично, перекроив генетику колонистов.

Пока я работал с людьми, Дрина Александер, инженер-ботаник, возилась с земными растениями, которые мы привезли с собой, а также изучала местную флору. Мы координировали усилия, хотя и не очень хорошо ладили друг с другом.

Шутки ради я оставлял у Дрины кое-какие аллергические реакции, просто чтобы подразнить ее, но она была умная женщина, несмотря на колючий характер. Она раскусила меня и пожаловалась в колониальный совет. Они обладали некоторыми весьма эффективными карательными полномочиями.