Божий Суд - Михаил Антонов

Стрелка весов в вышине задрожала и лениво стала клониться влево.

Я прощался с тем, что я избранный.

XII

Валерий в своей четвертой миссии был актером. По молодости играл в основном в провинциальных труппах, летом мотаясь с ними по южным губерниям России, а зимою выступая на ярмарках: то на

Нижегородской, то на Ирбитской. Приходилось ему и не раз встречаться с корифеями этого вида искусства, но сам он заглавные роли играл не часто — амплуа было не то. Однако и на его долю порой выпадали аплодисменты зрителей. Особенно, когда ему удавалось продемонстрировать свой коронный номер — выдержать паузу.

Вот и сейчас, выдержав театральную паузу, увидев, что я сник, он произнес:

— Высокий суд, но у нашего подсудимого есть и смягчающие обстоятельства. Я бы хотел их продемонстрировать.

— Хорошо, — разрешил спокойный голос сверху.

Опять Валерий сделал какое-то движение рукой, и из темноты появилась все та же красавица. Только теперь она держала какую-то круглую рамку- обруч, диаметром сантиметров в семьдесят.

— Сейчас мы покажем запись событий, которые произошли уже после смерти нашего подсудимого.

— Хорошо, — молвил голос.

Рамка в руках красавицы засветилась и из нее куда-то во тьму ушла сверкающая внутренними стенками труба. Это напоминало огромный световод. А где-то в конце трубы я и судья увидели молодого парня, сидящего с гитарой на диване. Парень пел:

— "Я умру- упаду, на бегу на ходу,Словно чуть поскользнувшись на мартовском льду.И слетит моя шапка куда-то в кювет,Вот я жил и дышал — и меня больше нет.И начнут все меня обходить стороной.И промолвит брезгливо прохожий иной,Что не стало житья, мол, от этих бомжей,Вот и этот свалился, напившись уже…"

Порою парень сбивался, видно песня ему была не очень знакома, он ее только разучивал.

А вот зато мне эти стихи были известны хорошо! Еще бы мне их не знать, если я их написал.

— "А я не пьяный, ни бомж и совсем не злодей.Я такой же обычный, как те из людей,Что, спеша, равнодушно пройдут стороной,Не спросив ничего, не склонясь надо мной.Но не мне их винить, ведь, пока был живым,Я и сам не бросался на помощь другим.Так что я получу то, что сам заслужилБог все знает, рассудит, так ли я жил.

Мы видели его откуда-то сверху, поэтому я не мог разглядеть его лица. Но ни по голосу, ни по фигуре, ни по манерам я его узнать не мог. И когда он поднял лицо к подошедшей к нему из глубины комнаты девушки, я убедился, что парня этого не встречал никогда.

— Новую песню сочиняешь? — спросила девушка.

Парень кивнул головой, не переставая петь.

— "На одну часть весов вознесется душа,На другую он сложит грехи не спеша:"Не курил, меру знал, хоть и пьяным бывал.Многих женщин любил, но порой обижал.Не был грубым и злым, и не так часто врал.И друзей он своих никогда не сдавал.Никого не убил и чужого не брал,Был к деньгам равнодушен, долги- возвращал…"

— А стихи чьи? — поинтересовалась девушка, — Неужели сам сочинил?

Парень отрицательно помотал головой, и, прервав пение, что-то черканул в листочке, что лежал перед ним.

— Здесь, значит, будет ми-минор, — пробормотал он.

И, отвечая на вопрос девушки, сказал:

— Да в инете наткнулся на стихи одного чувака, — и он назвал фамилию, под которой я прожил свою последнюю жизнь. — Уж больно они мне музыкальными показались. Это уже третья.

— Что, третья? — спросила девушка.

— Это третья песня на его стихи. Для двух я уже аккорды подобрал.

И, взяв в руки гитару, парень запел дальше:

— "И умом не обижен, силой не обделен,В этой жизни сумел достичь многого он.Но вот с нищими он не делился, отнюдь.Так что добрым его не считаем ничуть…"И склонится куда-то стрелка божьих весов,И вся жизнь моя станет ясной без слов.И воздастся за все, все, что я совершил,И узнаю, быть может, так ли я жил.

А пока я бегу по весеннему льду,И не ведаю, где и когда упаду.Знаю только одно, что совсем не боюсьЯ того, что на Божьем суде окажусь.А боюсь одного, что в сумятице дел,Я могу не успеть сделать все, что хотел.И жалею о том, что в отпущенный срокЯ так много задумал, а исполнить, не смог."

Дальний конец трубки стал ссужаться, превратился в конус, затем сияние его быстро погасло, и в руках у красавицы остался только обруч. Вместе с ним красавица скрылась во тьме.

"Передача с планеты Земля окончена"- подумал я.

— Как мы все видели, творческие усилия подсудимого все же не пропали втуне, — сказал Валерий. — На его стихи были сочинены мелодии и, видимо, еще будут сочиняться. Поэтому я бы просил, Высокий Суд, учесть это вновь открывшееся обстоятельство при своем решении.

Вот теперь у меня и все. И он тоже воззрился туда, наверх, на божественные весы. Стрелка весов колыхнулась и медленно поползла вверх. И опять, как и в прошлый раз застряла ровно на середине.

— Не очень понятно, — удивленно произнес Валерий, — каков же будет вердикт?

— Мы решаем, — послышался ответ сверху.

Тягостная тишина повисла в зале.

XIII

И не было ни фанфар, ни спадающей сверху божьей благодати.

После долгой паузы очень буднично спокойный голос из вышины сообщил свой вердикт. Меня не признали выполнившим задание четвертого этапа, но и не лишили звания избранного. Слава Богу, подобные прецеденты случались и до меня. Я не был здесь первооткрывателем.

И подобно другим, зависшим на середине, моей душе предписали пройти еще одно дополнительное испытание. Оно должно было решить, в какую сторону должна была качнуться стрелка. Ну а Валерию предложили подобрать мне соответствующую судьбу.

Свет после вынесения приговора погас и, дабы покинуть эту гнетущую темноту, я сделал шаг и в тот же миг оказался в белоснежном ярко освещенном коридоре. Рядом стояли и Валерий со своей красавицей. У Валерия в руках была пластиковая папочка с моим делом, а его подруга держала все тот же загадочный обруч.

— Ну и как ощущения? — спросил начальник смены.

— Я оставил там свои грехи, — ответил я. — чувствую себя необыкновенно легко, но летать почему-то не хочется. Устал. Не физически, а мозгами.

— Ну тогда пойдем на свежий воздух, — предложил Валерий, — тем более, что моя смена уже закончилась, и я могу тебя немного проводить.

Он подплыл к одной из коридорных дверей и, распахнув ее, пригласил нас за собой.

Если бы я не знал, где нахожусь, я бы подумал, что это Земля. Что я вновь на Земле. Мы втроем находились на поросшем травой холме, а перед нами располагалась дивная долина. Вся залитая солнечным светом, с неторопливой сверкающей бликами рекой, с березовым лесом по правую руку и убегающей вперед дорогой, начинавшейся прямо у моих ног. Дорога была грунтовой, извилистой и где-то у горизонта упиралась в городок, состоящий из белоснежных домов.

— Где это мы? — спросил я.

— Это твой рай, — улыбаясь сообщил Валерий.

Я поверил ему. Умиротворение, которое я испытал при виде неожиданно возникшей передо мной картины, было близко к состоянию счастья.

— Ты можешь идти по этой дороге долго, наслаждаясь тишиной или пением птиц, ты можешь заказать дождь, и он оросит все вокруг. Но ты можешь и сразу оказаться возле города. Здания в нем будут радовать твой взор, парки удивят своей красотой, а населен он окажется образами милых тебе людей.

— Значит, у каждого из нас свой Рай? — спросил я.

— Да, у каждого свой, — согласился мой собеседник. — Только этот дан тебе на время. Для отдыха. Вскоре тебя призовут и ты вновь отправишься туда.

Я понял о чем он говорит.

— Скажи, ты с самого начала знал, чем закончится мой процесс? — спросил я.

— Я предполагал, когда ознакомился с твоим делом, — ответил

Валерий. — Дела у тебя были не очень. Но многое зависело и от тебя. От того, что и как ты будешь говорить. И то, что ты вел себя на суде правильно, было лишним доводом, чтобы отнестись к тебе со снисхождением. Вообще-то, у судей были разные мнения о твоей судьбе. Но когда они узнали о твоем даре читать судьбы, они подумали, что из тебя может получиться неплохой коллега для них.

Только для того, чтобы стать с ними вровень тебе нужно пройти еще две ступени: четвертую и пятую. И они решили дать тебе этот шанс.

Помолчав, Валерий добавил:

— А я вот так и не сумел одолеть пятую ступень, ту где дают власть. Можно конечно обвинять и время, начало моей карьеры пришлось на закат сталинской эпохи, а это политические процессы, враги народа и бесчеловечное законодательство. А я, как назло, судья. И хоть я старался заниматься только уголовными делами, всячески избегая политики, но несколько ошибок я все-таки совершил. Вот поэтому я сейчас здесь, и на этой должности. У меня после подобного процесса вопрос стоял так: или техническая должность здесь по приему вновь прибывших, или новая жизнь там, на