Словарь лжеца - Эли Уильямз

под лестницей, заверив меня, что в дальнейшем пожарная сигнализация будет работать. Я не стала вмешиваться. Где-то через час он позвонил по внутреннему телефону – отчего я подпрыгнула футов на 400 – и затребовал, чтоб я заглянула к нему в кабинет.

Я знала, что вызов этот – не из-за того, что он познакомился с Пип. Полная бредятина. Чушь-чушь-чушь – и все ж такая мысль зародилась в основании моей гортани, плоская и сплющивающая.

Дейвид поднялся со своего места, когда я постучалась и вошла, – и чуть вздрогнул при этом, словно бы испугался. К несчастью, внезапное движение Дейвида породило цепочку откликов, от которых шквал усилился до хаоса. Пусть некоторые семидесятилетние сгибаются с каждым проходящим годом, Дейвид Суонзби, напротив, развертывался: людей выше него я в своей жизни не встречала. Эта быстрая раскрутка его туловища от сидячего положения до стоячего сшибла чашку с кофе, которая заскользила и покатилась по столу. Она испугала конторского кота, тот со всей прыти налетел на принтер, а принтер самопроизвольно включился и принялся неумолчно верещать нечто вроде слова «Пароксизм!». Пролитый кофе изобразил свежий, горячий, без всяких добавок росчерк «ОЙ, БЛИН!» по всему редакторскому столу; я сумела определить, что кофе свеж, по тому, что от него еще шел пар, пока напиток растекался по бумагам и папкам.

Несколько минут спустя, когда покой восстановился, кот, закрыв глаза, устроился сфинксом на подлокотнике кресла. Костяшками пальцев я слегка пихнула его в хребет. Тельце в ответ проворчало нечто о солидарности против моей руки.

– Сядьть-сядьть-сядьть, – произнес Дейвид.

– Спасибо. – Я заметила, что на экране компьютера у Дейвида открыта шахматная партия.

– Тить-Тить-Тить, – произнес Дейвид Суонзби.

Впервые я познакомилась с Титем на собеседовании для моей текущей роли. Кошак был поджарым, желтоглазым фетюком со шкурой цвета черствого гренка. Присутствие его как со-собеседующего («Не обращайте внимания на кота у ваших ног! Прошу вас, садитесь!») неприятным отнюдь не было: оно объясняло наличие мелкой керамической миски на столе передо мной – рядом с кружкой, заклейменной «Новым энциклопедическим словарем Суонзби», и кубиком разноцветных бумажек-самоклеек. Поначалу я решила, что эта мисочка может оказаться пепельницей, а если не пепельницей, то вазочкой некой кошмарной разновидности драже «Мятные империалы» на стойке гостиничного портье – пыльными бурыми катышками. Не совсем порошок, но и близко не мясо: такой кошачий корм называется киббул, не так ли. Слово это я узнала лишь благодаря американским телекомедиям. Удовлетворительно уместная комбинация звуков и букв – и доносит оттенки киски + булыжника, как и смутное звукоподражание глоданию и вытряхиванию из пакета.

Посередине собеседования к моей стажировке я заметила, что керамическая эта миска несет на себе надпись «ТИТЬ». Дейвид – тогда в целях собеседования просто м-р Суонзби – проследил за моим взглядом.

– Сокращение от «Титивилл», – сказал он. Обошел стол и заговорил с котом: – Верно, Тить? Тить-Тить-Тить. – Он дотянулся до ушей Титя и почесал за ними. Включился мой жаждавший работы мозг, и я сообразила, что кот превратился в средство дипломатии, поэтому возложила руку на шерстистую кочку повыше его плеча. Пока м-р Суонзби действовал большим пальцем под челюстью Титя, обнаруживая там сладенькие местечки, от каких кошки улыбаются, я сосредоточилась на его холке. Если оно так называется. Возможно, все это было никак не связано одно с другим, но Тить мурчал нашим согласным трудам, и работу я получила.

Пока Дейвид промокал кофе чем-то похожим на пару сменных носков, я ощутила, что мне следует сказать нечто миролюбивое – для разрядки атмосферы. Бог знает, почему мне вечно неймется с этим.

– Знаете, а ведь вы никогда толком не объяснили, почему так зовут кота, – произнесла я.

– Говоря строго, – ответил Дейвид, не поднимая головы, – так звали всех котов в «Суонзби» – с тех самых пор, как в печатне завели первого мышелова. Крысы, знаете, обустраивали себе гнезда в списанных гранках. Это династическое. Восемнадцать Титей. Чаю не желаете? Кофе? Воды?

– Нет, спасибо. – Большим пальцем я потерла Титю нос.

– Я решил, что «Титивилл» для ошейника будет длинновато, потому и сократил до неизбежного, – продолжал Дейвид. – Первый год было смешно, а затем – ну, я постоянно забываю, как это должно выглядеть. Миски по всему зданию, на которых написано «ТИТЬ», я ору «Тить!» из окон. Теперь-то я к имени уже привык настолько, что едва ли замечаю. – Дейвид занялся чайником и небольшой кофеваркой.

– Титивилл, – снова произнесла я, проверяя произношение. – Это император? Императрица?

– Это бес – по-моему, его упоминает Милтон, хотя, возможно, и нет. – Дейвид махнул в сторону нижней половины своего книжного стеллажа во всю стену, предположительно – раздела на букву «М». Я не была готова к тому, что редактор энциклопедического словаря станет настолько откровенно признавать свое невежество, одновременно заявляя, насколько он начитан. – Определенно возникает в мистериях: раньше его обвиняли в том, что в написанные труды он протаскивает ошибки. Описки, опечатки – такое вот. Кроме того, в «Записках Пикуика» есть что-то про «тить» – вроде бы этим словом подзывают кошек: «Кис, кис, кис… тить, тить, тить». Что-то в этом духе.

Мурлыканье Титя у меня под рукой усилилось. Дейвид стукнул по плунжеру кофеварки с видом того, кто взрывает по меньшей мере горный склон.

– Он, кстати, мальчик, – произнес Дейвид.

– Поняла уже, – ответила я. И добавила: – Привет, – уже коту.

– Но все это совершенно между прочим, – сказал Дейвид. – Я хочу у вас спросить, хорошо ли вам удается хранить тайны.

Я моргнула.

– Все это будет довольно быстро и неофициально. Вообще-то… – Дейвид осекся и чуть сменил тон, – …я бы предпочел, чтобы то, что я намерен сейчас сообщить, не вышло за пределы этих стен.

Мне взбрело на ум, что меня могут отсюда выпалить. Как из пушки, залпом, пинком с работы, вразлет, враздрызг, с синим пламенем. Я уже принялась вычислять, как стану платить за квартиру и погашать кредиты, а Дейвид меж тем откашлялся. Я поймала себя на том, что вычисления эти произвожу у себя глубоко в уме с первого же своего дня на этой работе. Для такого должно существовать особое слово: шлюз для адреналина, когда можешь точно определить причину своего измождения. Подвешенное состояние, балансированье на самом краю, списки покупок с вопросительными знаками, приложения по экономии, плач в ду́ше и разбавление водой соуса для пасты…

– Во-первых, я хочу подчеркнуть, что весьма огорчен сегодняшними событиями, – произнес Дейвид. – Благодарю вас за то, что уделили им время посреди своего рабочего дня, и я просто невероятно сожалею о любом вашем расстройстве, каковое они могли за собой