Тайны Руси - Кир Булычев

Может быть, он был лицом незначительным, и потому фамилии ему, как смерду, не положено было иметь?

Вряд ли.

Судя по дальнейшему рассказу, Афанасий - непростой человек.

Он начал свое путешествие в 1466 году из Твери.

Тверь, основная соперница Москвы, терпела в те годы окончательное поражение, хотя не всем это было очевидно.

Формально между Москвой и Тверью отношения были почти дружескими. Тверской князь Борис даже послал своего лучшего воеводу Бориса Захарьевича, чтобы изгнать из Москвы узурпатора Шемяку и вернуть престол ослепленному им Василию Темному.

Однако умный и сильный Борис рано умер, и Тверь досталась его маленькому сыну Михаилу, так что московской знати удалось окружить мальчика своими людьми. Даже епископом Твери поставили владыку Геннадия, московского ставленника. Но время гибели тверской независимости еще не наступило, и тверяки не оставляли надежды, что их город станет столицей Руси.

В разгар скрытой борьбы вниз по Волге отправился купец Афанасий.

Фигура, на взгляд многих историков, загадочная.

Представьте себе купца, который отправляется вместе с тверским послом Василием Папиным к ширваншаху (правителю Азербайджана), но даже фамилия которого неизвестна. Купец имеет при себе охранные грамоты от епископа Геннадия и от воеводы Бориса Захарьевича, а также грамоту от самого великого князя Михаила. Он берет с собой какие-то товары, о сути их не упоминает, но известно, что они много места не занимали, так как умещались вместе с пожитками купца на «малом судне», тогда как основной багаж купцов и посла погрузили на «большое судно», где и разместились все пассажиры. Зато точно известно, что Афанасий везет с собой сундучок с книгами, судя по всему, религиозными. Впрочем, других в то время и быть не могло.

Первый этап путешествия был вполне благополучен и предсказуем. Вот что (в переводе на современный русский язык) пишет Афанасий: «…Пошел на Углич, а с Углича на Кострому, к князю Александру, с другой грамотой великого князя, и отпустил он меня свободно. Так же свободно пропустили меня и на Плесо, в Нижний Новгород к наместнику Михаилу Киселеву…»

Итак, по Волге движется вполне достойный господин, все его знают, и он всем знаком. «Я ждал еще в Новгороде две недели ширваншахова посла Хасан-бека. Он ехал от великого князя Ивана с кречетами, а их у него было девяносто».

Дальше отправились с послом и «проехали свободно Казань, Орду, Услан, Сарай, Берекезан».

Татарско-русский мир доживает последние годы. Через десять лет в 1480 году будет последнее противостояние на Угре, после чего татарское войско уйдет в степи, и иго завершится. Но и само иго в те годы - давно установившаяся система отношений, которые обеспечивали нормальную жизнь в пределах Руси и Орды.

На окраинах порядка куда меньше. Особенно у Каспийского моря, где начинаются владения чужих князей и шахов. Местные феодалы не всегда подчинялись правилам общежития.

Так или иначе, но под Астраханью бандиты ограбили малое судно с добром Афанасия, а уже на выходе в Каспийское море большое судно село на мель, и его пассажиры и грузы попали в лапы местным жителям.

Когда ограбленные купцы, не говоря уж о послах с кречетами, добрались до ширваншаха, началась долгая тяжба по поводу возвращения пленников и товаров. И если людей отпустили, то товары не вернули, и попытки получить компенсацию у правителя ничего не дали. Купцы, «заплакав, разошлись кто куда: у кого было что на Руси, тот пошел на Русь, а кто был должен там, тот пошел куда глаза глядят, а другие же остались в Шемахе, а иные пошли работать в Баку».

А что же Афанасий?

«А я пошел в Дербент, а из Дербента в Баку, а из Баку пошел за море…»

Странный купец?

Полностью ограбленный, даже книг лишившийся, в 1468 году он оказывается в Персии.

Почему-то о том, где он был и что делал целый год, в дневнике ни слова.

О Персии Афанасий пишет кратко и, я бы сказал, невыразительно. Словно она остается на периферии «нерушимого напутствия». Он отмечает, что «из Рея пошел к Кашану и тут был месяц. А из Кашана к Найину, потом к Йезду и тут жил месяц… Из Сирджана к Таруму, где финиками кормят скотину…». И это все, что он заметил или счел нужным записать.

И так проходит еще год.

В конце года Афанасий меняет имя.

Дальше на Восток отправляется хорасанский купец Ходжа Юсуф Хорасани. Больше того, из самого текста Афанасия следует, что купец уже отлично владеет персидским языком. Впрочем, с одним русским языком на Востоке Ходже Юсуфу делать нечего.

Но что самое удивительное - Афанасий прибывает в Индию с породистым жеребцом и пишет, что переезд в Индию стоил ему сто рублей.

На этого самого жеребца он извел 68 футунов - целое состояние из золотых монет.

Разумеется, все бывает, но маловероятно, чтобы простой русский купец провел два года в Персии и четыре в Индии. Большей частью он свободен в средствах, без сомнений и опасений принимает мусульманское имя, не изменяя христианской вере, о чем в его дневнике есть любопытные размышления. Афанасий приходит к выводу, совершенно греховному с точки зрения православной морали: всякая вера хороша, если это искренняя вера в единого бога. Впрочем, и индуисты, и буддисты его не возмущают.

В нескольких эпизодах книги Афанасия рассказывается о попытках властителей склонить его к басурманской вере. Ничего из этого у них не получается, но, ввиду того что книг у путешественника нет, он не знает дней недели, «и я позабыл всю веру христианскую и праздники христианские: не знаю ни Великого дня, ни Рождества Христова, ни среды, ни пятницы. И среди вер молю я Бога, чтобы он хранил меня… Бог един». Чтобы укрепить себя в христианской вере, Афанасий соблюдает пост. Но не христианский, потому что не может определить его сроки, а мусульманский.

Еще пример. В городе Дунире местный хан позарился на жеребца. «Хан взял у меня жеребца. Когда же он узнал, что я не басурманин, а русский, то сказал: "Жеребца отдам и тысячу золотых дам, только прими нашу веру". Афанасий обратился к хорасанскому негоцианту Ходже Мухаммеду за помощью. Тот отправился к хану, уговорил его, чтобы меня в веру не обращали, он же и жеребца моего у него взял».

У Афанасия были влиятельные друзья-мусульмане.

Это еще ничего. Но так как обычно современные читатели знакомятся с книгой Афанасия по переводу, мало кто знает, что все размышления о Боге, посте, молитвах и т. д. написаны Афанасием не по-русски. А вот так: «А промежу есьми вер тангрыдань истремень…», что означает «молю я Бога, сохрани меня…».

Долгие годы многочисленные иноязычные вставки в тексты Афанасия считались шифром.

Словно он не желал, чтобы кто-то прочел некоторые страницы его дневника. И эти страницы тщательно переписывали из рукописи в рукопись. Теперь понятно, что кое-что Афанасий записывал персидскими и татарскими словами, но русскими буквами. Почему?

Забыл русский? Чепуха - он был одним из лучших «прозаиков» своего времени.

За четыре года жизни в Индии Афанасий объехал много княжеств. Но из его записок трудно понять, что же его интересовало на самом деле. Он много пишет о драгоценных камнях, даже посещает рудники и копи, возможно, не только в Индии, в Голконде, но и в Бирме, в царстве Пегу.

Пытаясь разгадать тайну Афанасия, некоторые журналисты и историки приходят к выводу, что он был агентом тверского князя, который искал поддержку Твери и старался найти для Михаила драгоценности.

Вряд ли для этой версии есть основания.

Но все равно у меня записки Афанасия оставляют ощущение недоговоренности, незавершенности и даже порой сознательного умолчания.

А уж противоречий в них - тьма-тьмущая.

До сих пор исследователи не договорились, писал ли эти записки Афанасий по следам событий или потом, в конце путешествия. Даже не знают, существовал ли один экземпляр или Афанасий по крайней мере дважды написал их, чтобы быть уверенным, что они доберутся до Москвы.

Как понимать такое пожелание: «Итак, русские братья-христиане, кто из вас хочет идти в Индийскую землю, тогда ты оставь свою веру на Руси и, признав Мухаммеда, иди в Индостанскую землю»? И буквально через две строчки - противоречие: «Меня обманули псы басурманы: они говорили про множество товаров, но оказалось, что нет ничего для нашей земли. Весь товар белый, только для басурманской земли».

Что же он делал в Индии четыре года? Ведь для последнего вывода подобных сроков не требовалось.

Нет сомнений в том, что путешествие в Индию было для Афанасия не первым и язык восточных торговцев, на котором записаны некоторые абзацы рукописи, был ему знаком еще до путешествия в Индию. Но остается вопрос: почему надо было писать на этом языке рассуждения о России? Почему в тексте появляется абзац «на восточном языке», звучащий вызовом порядкам, царящим на родине: «…На этом свете нет страны, подобно Русской земле, хотя бояре Русской земли несправедливы и злы.