Соловьи поют только на Родине - Иоланта Ариковна Сержантова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На крайний случай и помолчать можно, оно тоже ничего, ежели в тепле, да под всполохи огня в печи… Глядишь, и задремлет тот негаданный, некстати гость.
Переминается с ноги на ногу дождь, мёрзнет, а всё не решается войти… Надолго ли к нам, служивый, али насовсем?..
Всё сходится…
Мы не видались довольно давно, и поэтому, когда он окликнул меня однажды, я не сразу узнал в нём своего старинного приятеля. Заговорив со мною запросто, будто мы расстались накануне, он принялся вспоминать о минувшем таким молодым, свежим голосом, что мне пришлось сдержать в себе чувство досады, что произошло не из нежелания добра приятелю, а по собственной моей слабости.
— Не обижайся, но ты никогда не сможешь меня понять. Тот, кто не бывал в стройотряде, не окунулся в атмосферу быта и работы там…
— Ущербный человек?
— Ну, не так категорично, но в общем…
— 1975 год. Нас, студентов МГУ, доставили до места, в посёлок Светлый. Хотя… не был он никаким светлым. Ну, деревьев маловато, потому, как вырубили часть тайги под постройки, и посёлок был каким-то прозрачным, что ли. В общем, условно оправдывал своё название. А так — обычный хрущёбный посёлок для строителей ГЭС, что перегородили речку Зею длиннющей высоченной плотиной, не знаю, есть она ещё, либо нет…
— Она до сих пор обеспечивает Якутию электричеством и теплом.
— Ну, вот, видишь. Не зря, значит.
На первых порах мы занимались благоустройством посёлка. А точнее — вычищали траншею от нечистот и мусора, который накидали туда Зее ГЭС строители. Им же там было «не жить», а нам, приехавшим в Светлый на лето, юношеский максимализм не позволял оставить всё, как есть, и с одними лопатами в руках, мы трудились, преображая это место. Даже носилки пришлось мастерить самим.
Старожилы, а точнее — матёрые строители, относились к нам с изрядной долей пренебрежения. За что? За младость, за студенчество, за трезвость, за неравнодушие, за работу без выходных, за очевидное стремление участвовать в жизни страны. Мы не давали себе отдыха, но не в погоне за длинным стройотрядовским рублём. Жаль было тратить жизни на безделие. Единственно — второе воскресенье августа25 отпраздновали по-студенчески, — с песнями под гитару у костра.
Невзирая на чрезмерную самоуверенность Зее ГЭС строителей, не им, а именно нам удалось справиться с трубой в два человеческих роста под дорогой. Её установили, чтоб не размыло путь половодьем, да не держалась она никак, «плыла». И мы с нашим прокуренным до мозга костей инженером Володей Обоевым придумали опалубку, да укрепили эту трубу, как следует, и верили, что это на века.
— Ну вы, студенты, ну вы даёте… — Качали головой строители, но больше уважать не стали. Так повелось…
А с Гришей Якутовским, что некогда трудился над оперой «Хабаровщина», известным ныне миру городским шаманом Всеславом Святозаром, ставили наперегонки полосатые столбики ограждения. Зарывая их на метр глубиной в землю, выставляли по астролябии, подобной той, которой некогда так бойко, аж за трёшку, расторговался сын турецко-подданного26.
… Мой старинный товарищ говорил, говорил, воспоминания нагромождались друг на друга непроходимыми торосами, а я думал о том, что на письмах, которые писала моя мама своей, когда строила на Алтае по Комсомольской путёвке узкоколейку, значился адрес «Переулок Светлый…» Так вот что это за место на земле, в память о котором был назван некогда безымянный проезд между домами.
В жизни всё сходится, — события, случайности, люди и города… При наличии доброй воли, и вне её, — сходится всё.
Прогулка
Не сказать, что я был охотником прогулок в вечерних сумерках осени, когда главным из впечатлений от округи оказывается послевкусие сырости, но дабы не прослыть праздным или преждевременно состарившимся, я порой предпринимал попытки пройтись вдоль железной дороги.
Моя любовь к путешествиям заканчивалась разговорами об них, а посему я с интересом заглядывал в освещённые вагоны, урывками разделяя с проезжающими их хлопоты, тревоги и прочие понятные всякому вояжёру чувства. Нарочно незадёрнутая занавеска купе, подчас, дарила меньшей радостью, чем скрывающая большую часть временного уюта. В такт шагам можно было напридумывать себе всё, что угодно, и я часто пользовался этим, дабы развлечься хотя чем в нашей глуши.
Но тем вечером, о котором речь, поезд в направлении столицы запаздывал, и я мерил известную тропинку вдоль железнодорожных путей, хотя неспешным шагом, но вместе с тем уверенно бодро, ибо неизменный сквозной ветер, сопутствующий колее, недвусмысленно толкал в спину, понукая поторопиться.
Ещё не звенели натянутой струной рельсы, как я заметил его. Клубком серой шерсти он катился в направлении путей. То был ёж. Белый его галстух выглядывал из-за распахнутого ворота, запыхавшись, он со вкусом, будто на чересчур горячий чай, отдувался в темноту, моё же появление заставило его сперва замедлить шаг, а звуки голоса и вовсе принудили остановиться.
— Какая встреча! Малыш! Доброго тебе вечера! — Поприветствовал я ежа насколько мог ласково, и тот без какого-либо опасения приготовился выслушать всё, что я ему скажу.
Разделив с милым зверьком считанные мгновения восторгами насчёт всё более густеющих сумерек, я повернул назад к дому, чем невольно напугал ежа, отчего он развернулся в сторону кустов, из которых вышел, и удалился, бойко загребая лапами промокший до мышиных нор пригорок.
И тут же, почти сразу же, не предваряя своё появление ничем, кроме яркого света, из темноты выдвинулся паровоз. Спящие и любопытствующие, пьющие чай и закусывающие проезжающие на этот раз обошлись без моего сочувствия. Ибо в эту минуту я думал только о том, что окажись подле тех кустов позже, не перемени из-за меня ёж своё намерение идти в сторону путей, не бывать бы ему. Слишком высоки рельсы и коротки ножки, куда как короче, чем его недолгий век27…
Никогда не знаешь, чем закончится твой очередной день, случится ли следующий, но в тот вечер я был доволен собой. Быть причиной хорошего дела, даже не желая того, куда лучше, чем оказаться виноватым.
