Веледар (СИ) - "Bastard92"

Несмотря на усталость, настроение у Вани было распрекрасное, праздник же. Девушки, красивые и не очень, весь день в главном зале вьются, строят глазки, кому ни попадя, женихов ищут. Иван красавцем не был, но и ему внимание иной раз перепадало.

Ободренный мыслями о скором отдыхе и веселье, парень даже замурлыкал себе под нос песню:

За рекой горят огни,

Погорают мох и пни.

Ой, купало, ой, купало,

Погорают мох и пни (1).

Притащив бочонок в кухню, Иван принялся его откупоривать, по-прежнему напевая, нещадно фальшивя:

А у наших у ворот

Пляшет девок корогод.

Ой, купало, ой, купало,

Пляшет девок корогод.

Перелив прохладный квас в глиняный кувшин, он двинулся обратно в главный зал:

Кому радость, кому грех,

А нам радость, а нам смех.

Ой, купало, ой, купало,

А нам радость, а нам смех.

Проходя мимо лестницы, ведущей на второй этаж, он со всего маху столкнулся с девушкой, отшатнулся, удерживая в руках скользкий от испарины кувшин.

— Извините.., — буркнул смущенно, и поднял на девушку взгляд. Остальные слова застряли в горле.

— Да ничего… Иван, — зеленые глаза пронзили его насквозь. Кувшин выскользнул из ослабевших пальцев и звонко бахнулся об дощатый пол, обдав всех, находящихся рядом, брызгами хлебного кваса и мелкими острыми осколками.

— Ах ты, бездарь криворукий! — немедленно отреагировал хозяин двора, спеша к месту происшествия, ловко лавируя между столами и лавками, но строгий голос долетал до Ивана словно сквозь вату. Кровь резко прилила к голове, забилась под кожей сильно, почти больно, и парню казалось: прикоснись он сейчас к собственному лицу — обожжет руку.

— Сударыня, не гневайтесь, — хозяин вился вокруг девушки, всплескивая руками на ее залитое квасом платье. — Он не нарочно, на красоту вашу засмотрелся. Я все возмещу. День постоя за мой счет.

— Ничего страшного, — отмахнулась девушка, не отводя от Ивана горящих зеленью глаз, пригвождая его к полу, парализуя…

— Ну как же, как же, — не унимался хозяин. — Пойдемте, я сейчас дочку позову, она поможет, все отстирает, а на время ее платье вам сгодится…

Ведьма оторвала, наконец, взгляд от Ивана, поворачиваясь к хозяину, чтобы что-то ответить, и парень ощутил, как невидимая стяжка спадает с голеней. Ах, какой это был чудесный дар — уметь ходить и даже бегать. Бегать почти быстрее всех в городе.

Ваня рванул с места, расталкивая локтями всех на своем пути и не обращая внимания на возмущенные вскрики и забористую ругань хозяина, несущуюся вслед. Выскочил из зала, чуть не навернулся на крыльце, а потом помчался во весь дух, ударяя себя пятками в ягодицы, не чуя земли под ногами.

Частые прохожие расступались перед ним, коли успевали. А кто нерасторопен был, мог оказаться сидящим в дорожной пыли. Вслед парню летели ругать, проклятья и даже один раз что-то похожее на сглаз, но Иван не обращал на это никакого внимания, несся вперед, к дому. Дом — защита.

Рано он обрадовался, выбравшись тогда из леса. Теперь ведьма проклятая Ваню выследила и пришла по его душу. А он-то, наивный, думал, что леший всех погубил, никого не оставил. А теперь что же выходит? Он у этой девки в услужении?

Запыхавшись, парень забежал в свой двор, распугал кур, которые как раз вереницей тянулись в хлев, на насесты, чуть не споткнулся о подвернувшегося под ноги пса и влетел в сени. Захлопнул дверь, привалился к ней спиной, отдышаться пытаясь.

В доме было тихо. Родители еще на рынке торговали, а сестрицы старшие по городу шатались, как и прочие девицы, женихов себе высматривали. Ваня согнулся, ладонями в колени упираясь. В боку кололо, горло саднило от частого дыхания, а ноги слегка подрагивали. Долго стоять без дела нельзя, сказал он сам себе, выпрямился и осмотрелся, а затем принялся тереть виски, силясь вспомнить советы покойной бабки.

Когда он еще под стол пешком ходил, бабка рассказывала ему небылицы всякие да страшилки: про водяного и мавок, про игошу, про банника… Она же и научила тогда, как от лешего спастись. Ваня думал, что забыл давно бабкины сказки, а поди ж ты, в нужный момент все всплыло…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он долго метался из сеней в горницу и обратно, готовился к приходу ведьмы, боялся, храбрился, уговаривал сам себя, что ведьме его не найти, а потом снова боялся, ведь хозяин двора постоялого мог ей путь указать. Зря он в избу родную бежал, ох зря… Надо было в рощу, и там схорониться.

А потом с улицы донесся конский топот, и немного погодя в дверь постучали. Вежливо так, даже вкрадчиво. Иван сперва обмер, вжался спиной в ближайшую стену, а потом креститься начал, как заведенный, вспоминая все известные молитвы.

— Иван, — раздался из-за двери голос ведьмы. — Открой дверь.

— Пошла вон! — храбро крикнул Ваня, но голос его отчего-то был похож на комариный писк. — Не войти тебе! Тут защита!

— Я могу и не входить, Ваня. Сам выбежишь, как дом загорится. Открывай по-хорошему. Не трону я тебя. Поговорить надо.

— Не открою! Уйди прочь! — колени у парня предательски подогнулись, и он сполз по стене на истертый половик, поджал под себя ноги. — Оставь меня, пожалуйста! Я не хотел тебя убивать, не хотел… Это они все, это Яровид… А серебро твое я не тронул, оно под порогом зарыто. Забирай и уходи! — он все бормотал что-то, спрятав лицо в ладони, и голос его звучал глухо, перебиваясь частными всхлипами.

А ведьма за дверью, кажется, начала терять терпение…

— Открывай, дурень! Сказала же, не трону. А коли упираться будешь, сглаз такой наложу на всю семью, что вовек счастья знать не будете!

Эта угроза внезапно подействовала. Семью Ваня любил. Всех, без исключения, даже самую старшую и самую вздорную сестру.

Мысленно простившись с жизнью, он поднялся на дрожащие ноги и побрел к двери, отодвинул засов… Ведьма уже переодеться успела, стояла на пороге в чистом, улыбалась одними губами.

— Вот и молодец, — молвила она, затем взглянула на нож, в дверном косяке торчащий (2), хмыкнула и спокойно переступила порог, входя в сени. — Это, что ли, твоя защита? За-ради меня мог и получше постараться.

— Я отдам серебро твое, честно, — заблеял Ваня. — Я ни монеты не потратил, все зарыл. Отдам, только семью… не надо…

— Отдашь, куда ты денешься. И отработаешь еще. Есть кто дома, или ты один?

— Один, — закивал Иван, а затем наморщил гладкий лоб. — Отработаю? В смысле?

— В коромысле, — ведьма отодвинула его с дороги, пошла в горницу. — Ограбил меня, убить хотел. Думаешь, так просто отделаешься теперь?

— Не хотел я тебя убивать, — парень засеменил следом. — Я и грабил первый раз в жизни. Меня мужики трусом дразнили…

— Ясно-понятно, — отмахнулась она, останавливаясь посреди горницы, осматриваясь. — Что и кому ты там доказывал, меня не волнует. Мне помощь твоя нужна.

— Помощь? — Ваня выкатил и без того выпуклые глаза и уставился на ведьму, как баран на новые ворота.

— Да. Раздор у меня тут вышел с вашей ведуньей…

— С Демирой?!

— С ней самой. Или у вас еще какая ведунья тут водится?

— Нет, Демира только…

— Вот и не спрашивай глупости, — ведьма раздраженно дернула плечом.

— Так что ж я смогу-то против нее? Ее весь город почитает и боится…

— Я не боюсь, — ведьма прищурила зеленые глаза. — Пальцами могу щелкнуть, и сгорит твоя Демира, как солома на ветру. Но мне другое сделать надо, а ты подсобишь. Поручение для тебя будет. Простое. Коли справишься, половину серебра украденного тебе оставлю, и живи себе дальше. С дураками и разбойниками только не связывайся. Сам-то ты не такой уж глупый, раз от хозяина лесного уйти смог.

— Бабка научила, — смущенно выдавил Иван. — А как ты нашла-то меня?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Да кто ж подумать мог, что ты грабежи надумаешь устраивать неподалеку от родного города? М-да, все-таки дурень. Но я сюда не за тобой пришла, а по своим делам. На постоялом дворе мы случайно столкнулись.

— А дорогу к моему дому хозяин двора указал?

— Да нет. Серебро мое указало. Я могу свою вещь найти, коли унесли недалеко… Ладно, недосуг мне с тобой лясы точить, — с этими словами ведьма вытянула перед собой ладонь, на которой лежала одинокая серьга, серебро с бирюзой. — Поколдовать мне надо немного, не пугайся только. Отойди лучше подальше.