Все не так - Александра Маринина

Десять лет! Даже больше. Елки-палки, или я чего-то не понимаю в этой жизни, или я глухой и тупой одновременно, но ведь я отчетливо слышал позавчера, как старушка объявила, что собирается отныне ездить на кладбище к Олегу Семеновичу и еще какому-то Ванечке каждую неделю по выходным. Это где же вы такое видели? Ну, я понимаю – в первый год после смерти, я даже понимаю, когда в первые сорок дней на кладбище ездят ежедневно, это нормально, но через десять лет? Как-то чересчур, на мой взгляд.

Я изначально планировал после вопроса об Олеге Семеновиче плавно перейти, в рамках кладбищенской темы, к вопросу о том, кто такой Ванечка, но теперь прикусил язык из опасений вляпаться в еще большую неловкость. Как говорится, провести прием не удалось. Ладно, во время массажа после вечерней серии спрошу у Даны.

Из судорожных размышлений о том, как бы продолжить разговор, выплыть мне помогла сама Анна Алексеевна, начав расспросы: откуда я родом, из какой семьи, чем занимаются мои родители, какое я получил образование и так далее. Мне полегчало: своей семьей я могу гордиться при любых раскладах, потому как родители-учителя не могут скомпрометировать никого и ни при каких обстоятельствах. Правда, вопрос о моем образовании довольно скользкий, оно, проще говоря, закончилось в одиннадцатом классе средней школы, и чтобы его не затрагивать, я уделил побольше внимания маме с папой. Тетке, много лет проработавшей в страшном роно, должна понравиться такая сыновняя любовь и уважение к профессии родителей.

В общем и целом я угадал, и цепкий взгляд старушки по мере моего повествования становился все более благосклонным. Потом она спросила, почему я хромаю, и, выслушав мою горестную песнь, прониклась ко мне поистине родственной жалостью. А я сделал очередной вывод о том, что папаня Михаил Олегович с ней не очень-то делится информацией. Жена его, судя по всему, про аварию знает, и Дана с Юлей тоже в курсе, а вот мамашу свою старенькую он разговорами обошел, и никто из осведомленных членов семьи ничего ей не сказал. То есть бабку игнорируют. Неужели Нана и здесь оказалась права?

Тут меня посетила гениальная мысль о том, как зайти с другой стороны и попасть в нужное место, то есть в вопрос о мамочке с мальчиком.

– Анна Алексеевна, вы, наверное, знаете, какой у меня график работы, – начал я. – Два раза в день я занимаюсь с Даной, но с девяти утра до семи часов вечера у меня перерыв, и мне хотелось бы делать что-нибудь полезное, а не валять дурака. Как вы думаете, может быть, имеет смысл поговорить с мамой Костика? Я мог бы заниматься с мальчиком, приобщать его к спорту. А то сами знаете, какие сейчас нравы в школе, ребята постарше малышей задирают, бьют, отбирают у них деньги, дорогую одежду, хорошие вещи. Если мальчик будет физически развит и сумеет дать отпор хулиганам, это будет не вредно. Как вы считаете?

Анна Алексеевна недовольно поджала губы, и я понял, что опять вляпался. Да, черт возьми, есть в этой семейке тема, которую можно затрагивать без ущерба для здоровья, или нет?

– Костик ходит в детский сад, днем его все равно нет дома, – сухо ответила старуха. – Кроме того, я полагаю вашу инициативу излишней. О детях должны заботиться их собственные родители, а не посторонние люди. Ваше рабочее время оплачивает мой сын, и предполагается, что в остальное время вы предоставлены сами себе и отдыхаете или занимаетесь своими делами. Кто, по вашему мнению, должен оплачивать ваши занятия с мальчиком? Не хочу ничего плохого сказать о Елене…

Ну да, конечно, Елена. Теперь я вспомнил.

– …но когда она принимала решение рожать ребенка, ей следовало подумать о том, кто будет его содержать, а не бросаться сломя голову в сомнительную авантюру и не садиться на шею Ларисе Анатольевне, которой Лена приходится седьмой водой на киселе. В конечном счете она села на шею не моей невестке, а моему сыну, потому что Лариса Анатольевна не работает. Я не считаю это правильным.

Н-да, опять я попал. Что делать-то? По-хорошему, надо бы начать поддакивать и всячески развивать тему, мол, Анна Алексеевна совершенно права, и так далее. Но развивать что-то не хотелось. То ли я был не совсем согласен с бабушкой Даны и Юли, то ли что-то в ее рассуждениях и тоне мне не понравилось – с ходу разобраться не удалось, но я растерялся, так что и эту тему пришлось свернуть.

Вот таким образом уже во второй день своей работы у Руденко я понял, что большая семья совсем не обязательно означает «дружная», даже если они в выходной день собираются все вместе за обеденным столом. Юля не любит Дану, а Анна Алексеевна почему-то не жалует красавицу Елену. Ну, кто на очереди? Какие тут еще есть подводные течения?

Я уже почти допил свой кофе и собирался убраться из столовой, когда появилась мать Юли (ее имя я тоже запомнить не сумел, но спасибо хоть вообще вспомнил, кто она такая). Сегодня она выглядела еще хуже, чем в тот день, позавчера, когда я увидел ее впервые. Наверное, она чем-то больна. Вот и на работу не ходит, уже половина десятого, а она дома…

Хмуро поздоровавшись со мной, она сразу переключилась на бабушку, словно меня тут и вовсе не было. Мне нравится такая манера, сразу начинаешь чувствовать себя полноценным человеком, которого если и не уважают, то хотя бы замечают его присутствие. В первый момент я собрался было оставить недопитую чашку и уйти, чтобы не мешать приватной беседе, но потом передумал, засунул самолюбие подальше и подлил себе кофейку. Посижу, послушаю. Должен же я, в конце концов, выполнить задание Наны. Она права (как всегда): чем быстрее сделаю – тем скорее она отстанет.

– Лара так расстроена, – говорила Юлина мама. Как же ее зовут-то? Как-то Олеговна, коль она родная сестра хозяина. Но вот как? – Опять Миша дурит, не хочет ехать в Никольское, на открытие.

– Не хочет? – удивилась Анна Алексеевна. – А почему?

– Говорит, всех приглашают с семьями, то есть с женами и с детьми. Он не хочет ехать с Ларой, говорит, что уже сто раз ездил на такие мероприятия, и все без конца спрашивают, где его дочь да почему не приехала. Он же раньше всегда ее привозил, и все знают, что у него есть дочь. Однажды он не выдержал и сказал, что, мол, она уехала учиться за границу, вслед за Тарасом, так какая-то гадина узнала, что это неправда, и всем растрепала, и Мишу потом все знакомые шпыняли. А что ему делать? Правду говорить не хочет, и я его понимаю. Ссылаться на то, что Дана болеет, тоже как-то нехорошо, говорят, нельзя врать про болезни, можно накликать. И потом, когда все с детьми, а он только с женой, возникают вопросы: мол, что, у Руденко детей нет, что ли? В общем, ему надоели все эти разговоры, и он решил в Никольское не ездить.

– Ну и хорошо, – одобрительно кивнула старуха, – и нечего им там делать, в Никольском этом. Если есть свободный день, пусть лучше дома отдохнет, на кладбище со мной съездит.

Опять кладбище! Что за странный пунктик у этой семейки?

– Я тоже так думаю, – поддакнула Юлина мама Олеговна, – но Лара очень переживает. Ей так скучно сидеть дома, хочется куда-нибудь выехать, развлечься, она же ничего не видит, нигде не бывает.

– Ну конечно, – фыркнула Анна Алексеевна, – нигде она не бывает! Что ты мне рассказываешь! Да она из салонов не вылезает, то прическу делает, то маникюр, то массаж какой-то с водорослями, то кофе пьет с подругами. Ее и дома-то никогда нет. Что-то ты крутишь, Валентина. Давай выкладывай, в чем дело.

Правильно, Валентина. Валентина Олеговна. Теперь вспомнил.

– Мамуля, мне, честно говоря, плевать на Ларку, пусть она хоть с ума сойдет от скуки, но мне Мишеньку жалко. Он так много работает, совсем не отдыхает, так ведь и надорваться недолго. А прием в Никольском – это замечательный отдых, там такая природа дивная, воздух просто волшебный, он бы там хоть немного восстановился. И потом, такие приемы деловым людям обязательно надо посещать, там завязываются и поддерживаются нужные и важные знакомства, без которых бизнес не может идти успешно. Даже я это понимаю, и Миша понимает тем более. Надо как-то уговорить его поехать.

Эвона как! Плевать ей на Ларку, на Ларису Анатольевну то есть. При этом я готов был голову дать на отсечение, что Валентина Олеговна собиралась сказать: «Пусть она сдохнет от скуки», но в последний момент все-таки вспомнила о присутствии в столовой постороннего, то есть меня, и быстро изменила набор и порядок слов в предложении. Еще одно подводное течение открылось.

– Да как же его можно уговорить, если он без детей не хочет ехать, – возразила бабушка. – У тебя что-то на уме? Говори, не тяни.

– Да я вот подумала… может, пусть он Юлечку с собой возьмет? Смотри, мамуля, какой хороший вариант: они приезжают втроем, полноценная семья, и ни у кого никаких вопросов. Кто знал Дану, тому можно сказать, что Юля – племянница, но большинство-то Дану никогда не видело, и все будут думать, что Михаил Руденко приехал с семьей. В конце концов, так оно и есть, мы же все – одна семья, правда? Мы и живем вместе.