Волгины - Георгий Шолохов-Синявский

— Тебе дверей мало, мальчуган! — прикрикнул на него Виктор.

— Через окно ближе, — оскалился Родя.

Он был без рубахи, на смуглой мускулистой груди и на крутых плечах его блестели прозрачные капли. Спутанный белокурый чуб был влажен, на подбородке также висела светлая капля. Помахивая мохнатым полотенцем и раскрывая в усмешке неровные зубы, Родя любовно боднул Виктора головой в плечо.

— Новость слыхал?

— Какую? — складывая в планшетку письма, спросил Виктор.

— Очень занятную, можно сказать, наводящую на размышления…

— Не болтай зря, Родион.

— Наш генерал должен приехать.

— Что ж тут нового?

— Ежели, конечно, как всегда, то действительно ничего… Но ежели…

Родя сощурил дерзкие глаза.

— Что — ежели? Ну, опять полеты, стрельбы. Дело знакомое, — усмехнулся Виктор.

— Ну, а что ты скажешь насчет новых самолетов, а? — блестя карими шельмоватыми глазами, приглушил голос Родя. — Новую партию самолетов будем принимать, слыхал?

— Да ну? — оживился Виктор. Он недоверчиво посмотрел на товарища.

Неожиданно в окно ворвался пронзительный вой сирены. Виктор и Родя переглянулись.

— Тревога! Опять «старик» что-то придумал! — крикнул Родя и, взмахнув полотенцем, выбежал из комнаты.

Виктор оделся в полминуты Когда прибежал на песчаную линейку перед штабом — постоянное место сбора, там уже выстраивались летчики. Сирена выла надоедливо и резко. Звук ее, снижаясь до хриплой октавы, медленно таял над аэродромом.

Из штаба в сопровождении командира полка вышел молодой белолицый генерал. Золотая звезда на левой стороне груди ярко вспыхивала на солнце.

За простоту летчики любили своего генерала какой-то трогательной сыновней любовью.

Коренастый, начавший тучнеть, он выглядел штатским, переодетым в генеральскую форму. Сейчас Виктору странно было думать, что этот человек с полным добродушным лицом и грузной походкой и есть тот самый прославленный Герой Советского Союза, отличившийся у реки Халхин-Гол и в финскую войну.

Генерал поздоровался с истребителями.

— Командиры звеньев, ко мне! — скомандовал командир полка.

Виктор вышел из строя. Командир полка разъяснял «боевую» задачу. Генерал изредка подсказывал ему, водя по сложенной вчетверо, исчерченной красным карандашом карте розовым пальцем с тщательно остриженным ногтем.

Голова генерала чуть ли не касалась головы Виктора, и тот, стараясь задержать дыхание, боялся пропустить малейшее движение генеральского пальца.

— Квадрат номер семь… По дороге движется автоколонна синих… Расстрелять с пикирования с дистанции в двести метров, — звучал спокойный голос генерала.

— Есть — расстрелять с пикирования с дистанции двести метров, — повторил Виктор.

Генерал поднял голову, добродушно-насмешливый взгляд его встретился с глазами Виктора.

— Ну как, Волгин? На водокачку больше не пикируешь?

Виктор густо покраснел.

— И не помышляю, товарищ генерал… Дело прошлое…

Светлые глаза заблестели у самого его лица, в их прищуре Виктор уловил небывалую суровость. «Все знаю, — меня не проведешь», — казалось, говорил взгляд генерала.

— Волгин, Полубояров стали подтягиваться, товарищ генерал… — вмешался командир полка. — Сладу с ними не было…

— Нам бесполезной удали не надо, — строго сказал генерал. — И не для того мы носим звание сталинских соколов, чтобы быть лихачами. — Жестковатый взгляд генерала уперся прямо в переносицу Виктора. — Понятно?

— Понятно, товарищ генерал, — смущенно ответил Виктор.

— А вам, Полубояров?

— И мне, товарищ генерал, — отозвался поблизости Родион.

— Выполняйте задание.

— По самолетам! — скомандовал командир полка.

— Стоило из-за этого будить хлопцев ни свет ни заря, — подбегая к самолету, ворчал Родя. — Какие-то там еще «синие». Понаставят деревяшек, и пикируй на них. Того и гляди, голову своротишь. Тьфу! Прости ты мою душу грешную.

— Не скули, Родион, — крикнул на ходу Виктор. — По деревяшкам мазать будешь — по настоящему врагу, ежели понадобится, бить не сможешь.

Виктор пристегнулся ремнями, оторвался от земли. Запах трав и леса мгновенно улетучился из кабины. Солнце только что взошло, острые шпили кирх прусского пограничного городка вспыхнули, как свечи. Качнулись внизу пестрые флигельки дач и растаяли в утреннем тумане. Звено Роди ушло на юг, у него было свое задание. За Виктором, наполняя небо виолончельным гудом, тянулись, как на невидимом буксире, машины Харламова, робкого Кулькова и необузданно смелого Сухоручко.

Виктор спокойно следил за затянутой лиловой дымкой панорамой земли, ища знакомые ориентиры. Сколько раз он летал по этой трассе! Здесь каждый холм был знаком ему. Тоненькая коричневая лента зазмеилась между лесом и озерцом.

«Вот она, эта самая дорога! Квадрат номер семь», — подумал Виктор, и сердце его забилось учащенно.

— Кульков, подтянуться! — крикнул он в микрофон.

Виктор чуть снизился и увидел на дороге желтые квадраты, похожие на разложенные в одну линию игральные карты. Он подал команду, стал выравниваться для пикирования сообразно направлению дороги и в что мгновение увидел рядом с собой, в ста метрах не более, неизвестно откуда вынырнувший штурмовик.

«Никак, батя», — подумал Виктор.

— Атаковать автоколонну! Огонь с дистанции двести метров! — скомандовал он и бросил самолет в пике почти вертикально.

Перед его глазами с каждым мгновением ширилась тоненькая вначале, как волосок, дорога, а нечеткие квадратики вырастали в предметы определенной рельефной формы. Это были деревянные макеты-автомашины «синих».

Воздух ревел за стеклом кабины. Это была страшная скорость падения, превышающая скорость урагана. За десять секунд надо было поймать цель, уследить за приборами, не упустить, вернее — почувствовать, то мгновение, когда дальнейшее пикирование означало бы верную катастрофу.

Макеты быстро увеличивались в перекрестье прицела. Стрелка альтиметра свалилась до 300. Виктор отсчитал про себя «раз-два-три» — и нажал гашетку. Длинная пушечная очередь ознобом пробежала по самолету. На месте «машин» поднялся желтый дым.

Самолет круто взвился вверх. В глазах Виктора потемнело от прихлынувшей к голове крови. «Попал», — облегченно вздохнул он. Виктор не успел заметить, как вошла в цель очередь Харламова, но, выходя из пике, увидел: Сухоручко погорячился, открыл стрельбу преждевременно, и его снаряды легли далеко впереди колонны. Кульков же, который должен был пикировать последним, почему-то уже шел в хвосте.

— Примите строй! Атакуйте снова!

Виктор чуть не вскрикнул, узнав в шлемофоне голос генерала. Оказалось, это он летел на штурмовике.

«Сундуки! Шляпы!» — мысленно обругал Виктор Кулькова и Сухоручко и подал команду.

Снова крутое пике, свист ветра, пушечная очередь… И опять голос генерала:

— Повторить атаку!

Кульков и Сухоручко теперь только пикировали, не стреляли: у них кончился пушечный комплект. Виктор выпустил последние два снаряда и вышел из пике. Самолет генерала шел вровень с его машиной.

— Горячку порете! — жужжал в уши сердитый тенорок. — Торопливость полезна только при ловле блох. Вот вам и лихачи!

Макеты на дороге горели, но половина колонны оказалась нерасстрелянной.

— Добить из пулеметов! — приказал генерал. — Хотя эта возможность вами упущена. «Синие» уже поливают вас зенитным огнем.

Звену Виктора пришлось сделать еще два захода, и все же не менее трети макетов остались нерасстрелянными. Виктор уже выходил из последнего пике, подавленный неудачей товарищей и злой, как будто не фанерные ящики лежали на дороге, а настоящие вражеские машины. И вдруг увидел, как штурмовик генерала камнем ринулся вниз. Гулкая пушечная очередь пробухала внизу. Еще пять макетов вспыхнули.

Виктору представился тучноватый живот генерала, розовый палец с аккуратно подстриженным ногтем, насмешливый взгляд… «Не разучился еще стрелять, папаша. Влепил очередь, дай бог всякому», — подумал он.

Когда звено Виктора приземлилось, командир полка ждал летчиков на аэродроме. Виктор стоял у самолета, ожидая появления генерала и обычного в таких случаях разноса за ошибки, допущенные в стрельбе.

Но генерала не было. Повидимому, он остался недоволен стрельбой и улетел. Комполка, сутулясь, вразвалку подошел к истребителям. Обветренное лицо его с седоватыми висками хмурилось.

— Ну, стрельцы в белый свет, как в копейку. Что же это вы? — сипло пробасил он. — Кульков стрелял с трехсот метров и мазал; Сухоручко — как кто жигалом его в спину ширял — тоже торопился, стрелял, почти не целясь.

Краем глаза Виктор увидел, как мочки ушей Сухоручко покраснели. Тем же сердитым, ворчливым тоном «старик» продолжал: