Расписное небо (СИ) - Питкевич Александра "Samum"

– Нарин говорил, что это было сложнее всего, но не стал объяснять.

– Спать было страшно, – от воспоминаний, чувства неуверенности и страха, по телу прошла дрожь,– лежа в постели каждую минуту вслушивался в дыхание на соседней кровати и ждал, когда безумие накроет Нарина с головой. Думал, что оджи такой силы – слишком большая опасность, чтобы даже на мгновение позволить себе потерять контроль над ситуацией. Слишком ответственно чтобы просто спать. Знаю, что он тоже не спал. Это с того времени он разговаривает так, как сейчас. Плавно и негромко. Своего рода демонстрация самоконтроля.

– А теперь? Не боишься больше, что возможно будешь обязан его убить? – видел, что Селене трудно произносить это. Но пока это просто слова, которым даже воображение не позволяет стать реальными, в них нет такого ужаса. Если ей для спокойствия и понимания нужно услышать, то у меня нет желания ее в этом ограничивать. Тем более, что на Валоре эти сведения доступны каждому.

– Нет. Давно не боюсь, – я потянулся, встав из кресла. Настроение почему-то улучшалось, выгоняя тоску и печаль, которые поселились во мне раньше. – В одну из операций, когда было совсем тяжко, я понял, что мы оба, и я и Нарин сделаем все возможное, чтобы не пришлось применять таких радикальных мер.

– Расскажешь? – вспомнив то кровавое месиво и ловушку, в которую мы попали на задании в одной из колоний, хмыкнул. Было сложно представить, как из той грязи, смертей и боли сделать прекрасную конфетку, приемлемую для ушей беременной женщины. А она, по глазам вижу, ждет красивую историю о восстановлении доверия и совместном шаге в светлое будущее.

Решив, что хорошего понемногу, а эту историю и вовсе Селене знать не нужно, подал одже руку, помогая подняться. Она была все еще слишком стройной, по сравнению с той круглой и мягкой Селеной, которую я помнил в момент нашего знакомства, но беременность сделала ее черты все же мягче и плавне, хотя живот был пока едва заметен.

– Может, расскажу когда-нибудь в другой раз, – какую-нибудь другую, менее жуткую историю, – а сейчас я хочу проведать Птичку. Пойдешь со мной? Через пару дней мы должны достигнуть рабочего сектора, так что можно готовиться.

Заинтригованная чем-то новым, оджа радостно улыбнулась, но в глубине глаз все же плескалось упрямство. Она не даст мне забыть про обещание.

Ольса.

Я потратила почти три дня, пока сумела вытянуть из Озара свидание. Три дня усиленного кокетства и по-девичьи раскрытых удивленных глаз. От этих восторгов и охов-ахов уже начинало сводить скулы, пока дождалась результата. Но оно того стоило.

У механика были крупные руки с крепкими пальцами, на которые я обратила внимание почти сразу. И внимательный взгляд этих льдисто-голубых глаз. Помня, что мужчины любят рассказывать о себе, и надеясь, что здесь работает та же схема, что и на Земле, уговорила валора показать мне свои подотчетные территории. Сразу после ужина. А там, глядишь, можно будет оценить мужчинуболее качественно. Может, даже поцелую.

На Парадоксе было весьма интересное разделение приемов пищи. Если завтракали и обедали все в общей зоне, то ужинать офицерский состав, а так же члены семей, собирались в отдельной кают-компании. Сидя за длинным столом возле одной из прекрасных местных женщин в ярком летящем наряде, я раздумывала, насколько сложно построить отношения в таком замкнутом обществе, если мне от них нужно только усмирить гормоны и поддержать женское здоровье. Насколько серьезно местные мужчины относятся к подобному виду связей? Как бы их моральные принципы не привели меня к алтарю. Впрочем, Лени говорила, что у них практикуют отношения по обоюдной договоренности. Тамьё. Только мне пока было совсем не ясно, можно ли такое прямо предлагать, или лучше действовать старыми проверенными методами.

Аппетита почти не было, так как вопрос оставался актуальным и открытым. Селена обещала помочь, чем сумеет, но сама в этом разбиралась не особо. Предлагала даже спросить у местных девочек, «чайного клуба», как она их обзывала, но я пока смущалась задавать столь личные вопросы общественности. Пусть и исключительно женской. Не было ни малейшего шанса спрашивать «теоретически», будучи при этом единственной свободной женщиной на корабле. И пусть для кого-то это дело могло показаться смешным или не сложным, но имея за всю жизнь только пару любовников, я совсем не хотела прослыть легкомысленной и ветреной.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Задумчиво жуя какой-то местный фрукт, свежий и сладковатый, чем-то похожий на манго, я невидяще пялилась на ложные иллюминаторы на противоположной стене, совсем не слушая разговор. Пропустив вопрос, среагировала только на прикосновение валлине Катрени, которая сидела рядом.

– Терри, вы скажете? – яркие, зеленые глаза валорки ждали моего ответа с каким-то волнением. Оглядев стол, поняла, что на меня смотрят почти все. Стало неуютно. Кусок едва не застрял в горле. С трудом справившись с собой и глотнув воды, сцепила пальцы под столом, сдерживая волнение.

– К сожалению, валлине, я пропустила вопрос, размышляя. Вы могли бы повторить?

– Я спрашивала о исследования реакций на свет тех ламп. Когда мы сможем присоединиться к Торраде?

Вопрос был сложный. Даже если пока у нашей первой испытуемой практически отсутствовали побочные реакции, мы не могли делать никаких выводов. Слишком мало времени прошло и данных было катастрофически недостаточно.

– Думаю, как только у нас с акером Сумудином будет четкое мнение по данному вопросу, мы оповестим вас немедленно. Не сегодняшний момент это все еще остается непроверенным вариантом. – Встретившись взглядом со старшим медиком, вежливо кивнула. Мы почти не общались последние пару дней, будучи заняты каждый своими делами. Сейчас Сумудин смотрел на меня внимательно и довольно хмуро, словно на мозаику, у которой отсутствовала одна-две детали, но таких ключевых, что делают картинку понятной. Валор сидел на противоположной стороне но значительно ближе к началу стола, так что при прямом взгляде мне его видно не было, что очень даже устраивало. Почему-то я всегда чувствовала, когда он смотрит. От этого тяжелого взгляда и сейчас по коже бегали нервные мурашки. Селена, сидящая рядом с доктором, что-то спросила, и лицо валора просветлело, озарившись улыбкой. Я ни на что не претендовала, но мне было иногда до крайности обидно, что я не заслужила ни единой светлой улыбки, а только хмурые и раздраженные взгляды. Да еще странный, порывистый поцелуй, про который предпочтительно забыть. Да и сам Сумудин очень успешно делал вид, что ничего не было.

Стоило ужину закончиться, как Озир почти тут же покинул кают-компанию. Мне уйти оказалось затруднительнее, так как местные дамы почти сразу подхватили под локоток, утянув в свой тесный круг. Почти полчаса отвечая на расспросы о моде, роли женщины и прочих мелочах, то и дело поглядывала на часы. Еще меня удивляло, что с такими вопросами валорки не приставали к Селене. Оджа широко улыбнулась, лукаво глянув на местных женщин.

– Они знают, что это бесполезно. О моде я могу сказать только то, что в целом можно носить, что хочешь, лишь бы причинные места прикрывало. То же самое о новинках кино или прочем. Я уже неизвестно сколько времени не была на Земле, а некоторыми вещами не интересовалась никогда.

– Но ты же знаешь хоть что-то о роли женщин?

– Конечно. Меня на работе никогда не ущемляли, из этого могу сказать, что в среде ученых при должном уровне знания и мастерства можно чувствовать себя на равных. С поправкой на физическую силу и всякие моменты слабости.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Да, с тобой и правда скорее стоит говорить о создании новой колонии, чем о последнем веянии в моды в сфере нижнего белья.

– Это точно, – весело рассмеялась оджа, разведя руки в стороны и демонстрируя вполне стильное, но универсальное платье широко кроя. Такое могли носить и сегодня, и две сотни, и тысячу лет назад в любом конце вселенной.