Дракон, играющий в прятки - Гилберт Кийт Честертон

Пришла ещё одна ночь, и ещё одна, и каждый раз Мудрая Женщина баюкала её и кормила. Агнес ничего не знала об этом, а день был всё тот же, невыразимо унылый.

Внезапно на третье утро она увидела голую девочку, и такую противную, что её пробрал озноб. Девочка смотрела не на неё, а на свои ножки. Кожа у неё была того же цвета, что блеклая глина, нос — курносый, вместо рта — какая-то щель.

«Ну и уродина! — подумала Агнес. — Что ей туг надо?»

Но было так скучно, что она стала бы играть и со змеёй, а потому протянула руку, чтобы коснуться девочки; и коснулась пустоты. Девочка тоже протянула руку, но в другую сторону, не к ней, и хорошо сделала — Агнес умерла бы от её прикосновения. Тогда Агнес спросила: «Кто ты?», и девочка спросила: «Кто ты?» — «Я Агнес», — ответила Агнес, и девочка так ответила. Агнес решила, что она дразнится, и сказала: «Ты уродина», а девочка повторила точно те же слова.

Туг Агнес потеряла терпение и хотела её схватить, но девочка исчезла, а она сама вцепилась себе же в волосы. Она отпустила их — девочка возникла снова. Агнес совсем рассвирепела и кинулась на неё, оскалив зубы, — но укусила собственную руку, а девочка опять исчезла — и появилась снова. Всякий раз она была намного противней прежнего. Агнес её ненавидела всей душой.

Ненависть впилась в её душу, и она внезапно поняла, что перед ней она сама, Не-Кто-Нибудь. В этом обществе ей придётся быть всегда. Она, она сама никогда себя не оставит! От горя Агнес заснула.

Когда она проснулась, мерзкая девочка, не обращая на неё внимания, смотрела себе на ноги. Вдруг она улыбнулась, но такой противной, самодовольной улыбкой, что Агнес стало стыдно за неё. Уродина гладила себя по лицу, гладила и по телу, любовалась кончиками пальцев, удовлетворённо кивала. Агнес же чувствовала, что другой такой обезьяны нет на свете, прекрасно зная, что ровно то же самое делала и она, только невидимо, в душе.

Она стала себе так противна, что жить не хотелось, но отвратительное созданье оставалось с нею три дня. На третий день Агнес не только страдала, но и стыдилась, всё больше удивляясь, что не замечала всего этого раньше.

Прошла ещё одна ночь, а утром она проснулась на руках у Мудрой Женщины. Страшилище исчезло; на неё смотрели небесно-голубые глаза. Она заплакала и прижалась к тёплой груди. Чем больше она прижималась, тем нежней обнимали её сильные руки.

Через какое-то время Мудрая Женщина отнесла её в домик, помыла в источнике, одела во всё чистое, напоила и накормила. Потом подозвала к себе и торжественно промолвила:

— Агнес, не думай, что ты уже здорова. Да, ты себя стыдишься, но причина для стыда ещё есть. Когда ты тут поживёшь и будешь хорошо вести себя, ты можешь снова возгордиться. Следи за собой. Я ухожу, а дом оставляю на тебя. Пока меня нет, делай всё, как я сказала.

Сказала она Агнес всё то, что говорила Розамунде, с одной лишь разницей — ей она позволила ходить в зал с картинами и показала вход, уже не скрытый часами. Потом она ушла, заперев за собой дверь.

Глава девятая

АГНЕС

В ПОИСКАХ

ДВОРЦА

Оставшись в одиночестве, Агнес принялась за уборку. Она растопила очаг, сбрызнула водой постель, протёрла окна изнутри (снаружи они всегда были чистые), а когда со всем этим управилась, нашла обед, такой же, как дома, но получше. Наевшись, она пошла посмотреть на картины.

К этому часу зашевелились прежние её чувства. Она хорошо поработала и снова о себе возомнила. Как ни странно, люди гордятся, если хоть один раз выполнили свой долг. Те, кто всегда его выполняет, видят в том не больше заслуги, чем в ежедневном обеде. Если ты собой гордишься, это значит, что ты очень мало делаешь и совсем не видишь, как это плохо.

Словом, Агнес стала охорашиваться, забыв о самодовольном страшилище и не думая о том, что ведёт себя точно так же. Вот в каком расположении духа вошла она в зал.

На первой картине она увидела площадь, а в глубине её — мраморный дворец с великолепной лестницей. Между дворцом и площадью был двор, мощённый мраморными плитами; в него вели бронзовые ворота, у которых стояли стражи в пышных одеждах, а на воротах висел большой лист, испещрённый золотыми буквами, такими большими, что Агнес смогла их разобрать. Вот что она прочла:

«Мы, король такой-то, повелеваем с этого дня и до дальнейших распоряжений немедленно отводить во дворец любого беспризорного ребенка. Тот, кто ослушается повеления, будет обезглавлен».

Сердце у Агнес громко забилось, щёки вспыхнули.

«Неужели есть такой город? — подумала она. — Я бы немедленно туда побежала. Вот где нашлось бы место для моего ума!»

Потом она увидела картину, которой пленилась Розамунда, — то самое место, где отец пас своё стадо. Прямо за этой горой — их домик, там она родилась, оттуда её унесли.

«Да, меня плохо знали, — подумала она, — никто не догадывался, какой я могла бы стать. Вот попади я во дворец к этому мудрому королю, я бы им показала! Была бы знатной-раззнатной дамой… Тогда бы они поняли, какая я хорошая. Уж я бы не забыла своих бедных родителей, не то что некоторые! Уж я-то была бы щедрой и доброй, не то что эти капризные гордячки, про которых пишут в книжках!»

Подумав так, она презрительно отвернулась от своих родных мест, встала перед дворцом и уставилась на него, раздуваясь от самодовольства. Теперь она была гораздо хуже принцессы. Мудрая Женщина дала ей жестокий урок, которого та бы не вынесла, и она его поняла, но снова стала хуже прежнего. Да, страшилище исчезло с глаз и из ума, но затаилось в сердце, где его и не заметишь, хотя именно там оно ближе всего. Мудрая Женщина его выманила, чтобы Агнес увидела себя; но оно снова притаилось внутри.

Налюбовавшись вдоволь и совсем уж загордившись, Агнес удостоила взглядом и родные места. «Какое убожество! — сказала она самой себе. — То ли дело этот дворец!»

Тут она заметила на картине то, чего не видела прежде, и вгляделась в неё. Девочка выкладывала через ручей мостик из камешков.

«Да это же я! — подумала Агнес. — Именно это я всегда и делала. Нет, не я! Она курносая! Просто платье моё. А места — те самые. Честное слово, я вижу дым из нашей трубы! Как там, однако, скучно, грязно, безобразно. Не жизнь, а тоска».

Она снова повернулась к дворцу, и тут случилось что-то странное: вторая картинка отступала, эта — приближалась и обретала объём. Через несколько минут Агнес радостно вскрикнула и сказала вслух:

— Так я и знала, всё настоящее! Эта ведьма просто приделала раму, чтобы я туда не пошла и не стала какой-нибудь графиней. Ну, я ей покажу! Король велит её казнить — он ведь очень любит бедных, беспризорных деток. То-то полюбуюсь на её уродливую голову. Она же меня обидела! Уйду и не спрошусь!

Но именно в эту минуту она услышала: «Агнес!» — и, стараясь выглядеть попримерней, пошла обратно, в комнату. Мудрая Женщина оглядывала дом, проверяла её работу, а теперь взглянула на неё, да так, что Агнес потупилась, чувствуя, что та читает её мысли. Женщина тем временем ни о чём не спросила, но заговорила о её работе, что-то похвалив (Агнес раздулась от гордости), а в чём-то поправив (Агнес обиделась). Преподавая свой урок, она словно и не замечала, что чувствует ученица.

Когда она его закончила, можно было и не читать мыслей, всё вышло на поверхность, отразилось у Агнес на лице, ведь лицо — поверхность души. Пока это не исчезло, женщина схватила зеркальце, и несчастная девочка увидела себя — истинный образ жалкой кичливости и глупой злобы. От ужаса она закричала, да так, что женщина пожалела её, посадила себе на колени и серьезно, нежно заговорила с ней о том, как важно сокрушать всё то уродство, которое исходит из сердца, обезображивая лицо.

А что же делала Агнес? Никогда не поверите. Чем думать об уродстве сердца, она прикидывала, как бы получше следить за лицом, другими словами — научиться загонять всё дурное обратно. Да, она собиралась быть не только гордячкой, но и лицемеркой.

Мудрая Женщина осторожно опустила её на вересковую постель, и она уснула, а приснился ей страшный сон про Собственную Персону.

Утром она не встала, не начала уборку, но лежала и думала. Сон свой она не поняла и, вспоминая слова Мудрой Женщины, рассуждала так: «Если я здесь ещё побуду, мне будет плохо. Я просто в рабстве. Ведьма показывает днём всякие ужасы, чтобы они мне ночью снились. Если я не убегу, эта голубая тюрьма и мерзкая девочка вернутся, а я рехнусь. Как бы я хотела найти дорогу в королевский дворец! Пойду-ка посмотрю на картину, только оденусь. Может, это — и не картина… А работа подождёт. Пусть ведьма сама убирает, я не обязана».

Агнес вскочила, побыстрей оделась и побежала в зал. Женщины нигде не было, а картина была на месте, с мраморным дворцом и золотыми буквами на медных воротах. Агнес стояла, смотрела, и ей всё больше казалось, что сквозь дыру в стене виден настоящий город, настоящая площадь, настоящий дворец. Она переступила раму; ветер коснулся её щеки, сзади захлопнулась дверь. Вот и свобода! Ах, какая там свобода, если внутри — уродливое созданье…