Пассажир последнего рейса - Роберт Штильмарк

Антонина лежала на спине и следила за каждым действием Александра Овчинникова. Тот вдвоем с Бугровым залезли наверх, к оконному проему под кормовой полупалубой. Они готовились плыть к берегу и наблюдали за рекой.

Течением несло бревна, обломки строений, поваленные деревья и столбы с обрывками проводов. Иногда проплывал мимо баржи вырванный с корнем куст или измочаленная крона прибрежной ивы — следы пушечного обстрела берегов.

Ольга на всякий случай дала Овчинникову и Бугрову адрес: особняк на Волжской набережной, близ паромной переправы и недалеко от Флотского спуска, в прошлом — полковника Зурова; на втором этаже спросить бабку Пелагею Петровну, ткачиху, Ольгину мать. Если старуха жива, она, может быть, раздобудет у городских пекарей хлеба для пленников на барже. Только надо быть осмотрительнее с нижними жильцами: спекулянт-поляк с семейством, нынешний владелец дома. Лучше там обратиться к прислуге, а в крайнем случае к девочке Ванде, она добрая. Хуже всех сама пани Элеонора. Эта обязательно выдаст!

Днем Антонина подозвала Сашку к старцу Савватию, мол, хочет он что-то прощальное сказать пловцу. Из глубокого кармана рясы старик извлек нечто неожиданное и бесценное: просфору и два кусочка сахару!

— С самой Яшмы сберегаю! — шепнул он Сашке, пораженному неслыханной щедростью. — Господь подсказал до последней крайности приберечь. Подкрепишь силы — тогда, может, и я сподоблюсь пчельничек свой еще увидеть!

Сашка попытался было подсунуть подарок старца Антонине, но та пригрозила, что пожалуется «старшим»: не ей, мол, задано Волгу переплывать! Она сама обняла Сашку на прощание, поцеловала и спрятала голову на его широкой груди. Перед прощанием она вместе с обоими пловцами присела на краю поленницы, как принято у людей русских перед дальней и трудной дорогой.

Наверху оба пловца съели до мельчайшей пылинки разломанную просфору, успевшую почти окаменеть в кармане Савватия, и сжевали сахар. Пустые желудки, растревоженные малой порцией еды, болезненно заныли, но уже через десяток минут оба признались друг другу, будто и в самом деле силушки несколько прибыло.

Оба выросли на реке, знали ее хорошо, сразу распознавали любой предмет, проносимый течением. И почти одновременно разглядели они, что из-под моста, сверху, плывет не то челнок, не то лодка… Пустая ли?

Сашка ухватился за стойку оконного проема, готовясь к прыжку, но бдительный пулеметчик Иван Губанов заметил движение проема и тотчас полоснул очередью. Сашка мигом скатился на бревна баррикады, оглянулся на Тоню. Та лежала внизу как неживая. Бугров указал на кормовую полупалубу: «Может, за рулями сумеем!»

Они добрались до Погребальной доски, сгибаясь, перешли вдоль фальшборта к рулевым брусьям. Ступая на палубный настил, Сашка махнул Антонине — теперь он терял ее из виду.

Оглядевшись, пловцы отыскали на рябоватой, уже темнеющей поверхности Волги знакомую лодочку. Скоро поравняется с носом баржи…

— Плыть как можно дольше за нею. Хорошо бы с поленом. Надо, чтобы пулеметчик упустил ее из-под обстрела.

На корме валялось несколько крупных иссохшихся поленьев. Сашка выбрал сухую суковатую лесину. Бугров полена не взял — слезать неловко.

Глубоко внизу, между лопастями рулей, булькала и быстро струилась маслянисто-черная в тени баржи вода. Сверху казалось — баржа плывет… Носовой стальной трос был туго натянут, кормовой, пеньковый, давал слабину…

— Пошли! — шепнул Бугров. — А то лодку упустим.

За рулевыми брусьями пловцы беззвучно слезли к воде. По сравнению с жижей на дне баржи волжская вода показалась обжигающе холодной. Течение сразу подхватило обоих.

На барже тотчас отрядили наблюдателей. Смоляков и Павлов вполголоса сообщали остальным пленникам:

— Нырнули оба. Несет их шибко! Верно, уж за сотню сажен. Рябь на воде. И темнеет быстро. Небось с берега вовсе незаметно!

Ошибались наблюдатели!

Подъесаул-пулеметчик был терпелив и хитер. Перхуровское начальство знало, кому доверить старшинство на посту, охранявшем баржу с заложниками! В темное или ненадежное время при малейших подозрительных признаках подъесаул сам ложился за пулемет и не спускал глаз с баржи… Сейчас он давно присматривался к пустой лодочке вдали и следил в бинокль, не отважится ли какой смертник с баржи воспользоваться этим шансом на спасение. И вот не один, а даже два смельчака… Две головы среди ряби. Сперва — обмануть их мнимой безнаказанностью!

Беглецы осмелели, пошли на сближение с лодкой. Их торопила погода — лодку подгонял ветер с верховьев. И когда лодочка заметно качнулась — это Сашка прицепился к корме, — стрелок взял ее на мушку, заранее определив расстояние по сетке бинокля…

В следующий миг второй пловец ухватился за борт, и Сашка подсадил его в лодку. Потом и сам показался над бортом.

Смоляков успел бодрым голосом воскликнуть: «Сели! В лодку наши сели!» — как пулеметчик дал длинную точную очередь. Пробитая десятком пуль лодочка набрала воду и перевернулась.

При звуке пулемета Антонина, спотыкаясь в длинном своем одеянии, кинулась наверх. Смоляков подтянул ее к себе, и девушка, не таясь, выглянула из проема.

Она не сразу поняла творящееся там, ниже по течению, в отсветах городских пожаров. Потом догадалась: плавный веер всплесков — это работа пулеметчика с берега. Она успела различить, как среди всплесков показалось из воды и опять погрузилось в нее что-то черное, днище лодки. Больше там, рядом, ничего не было — взблескивала вода и плыло в некотором отдалении от всплесков белое полено.

Значит, застигнутые в лодке смертоносной свинцовой струей гребцы погибли, и Волга взяла их на дно, к остальным жертвам с баржи…

Пулеметчик приостановил огонь, гордясь отличной своей работой. Ни один не вынырнул!

И вдруг он услышал пронзительный женский крик отчаяния, прозвеневший в сумерках, доселе наполненных лишь звуками боев и привычными шумами реки. Пулеметчик повел стволом налево, нащупал темную массу баржи и дал короткую очередь по ней: тах-тах-тах!

Может, ему потребовалось сменить ленту или остудить воду в кожухе, только очередь по барже не повторилась. Да сделалось там опять спокойно. Кричавшую, видимо, уняли свои…

Угодив под пулеметную очередь, Сашка нырнул. Он еще не успел совсем забраться в лодку, выпал из нее мгновенно, а под водой сразу метнулся в сторону.

Но очередью его задело, только пуля в воде потеряла силу и вошла Сашке в правое плечо уже ослабленной. Все же удар был тяжел, тупая боль сразу ошеломила Сашку, правая рука онемела и сделалась чужой. Сгоряча он уходил под водой от новых пуль, загребая одной левой рукой и стараясь как можно дольше не выныривать на поверхность.

Дыхания хватило ненадолго, и он выглянул из воды, пока веер пуль еще добивал лодку. На ее дне лежало тело Бугрова — через мгновение лодка с трупом черпнула всем бортом… Долетел до Сашки и пронзительный женский крик, но сознание работало так смутно, что он не узнал голоса… Внезапно пулеметчик куда-то перенес огонь… Александр и не ведал, что это Тоня нечаянно отвлекла огонь на себя.

Без поддержки он не сможет плыть с онемевшим плечом. Где полено? Пловец заметил его немного впереди, добрался до него, приладил между сучками раненую руку, а левой стал выгребать, старался отдаляться от опасного Правобережья. Стали проясняться мысли.

Значит, Бугров убит наповал, а сам он с незажившей раной на правом бедре и пулей в плече очутился посреди Волги в одиночестве. На нем одном лежит теперь ответственность за всех людей на барже, за Тоню…

Справа ярко пылало огромное красивое здание со многими колоннами по фасаду. Вспомнился нынешний рассказ на барже. В воздухе сгущался запах жженой бумаги, даже что-то вроде хлопьев черного снега оседает на воду. Сашка сообразил, что пылает Демидовский лицей с драгоценной библиотекой и редкими рукописями, перевезенными из Питера. Черный снег — пепел сгоревших книг. Сашка подумал, что собственная его смерть значила бы мало в сравнении с гибелью столь великих сокровищ. Вот только ответственность за товарищей, провожавших его с такой надеждой…

Пловец не сразу заметил, как поравнялся с песчаным Нижним островом. Похожий на отмель, заросший ивняком, остров темнел слева, но Сашка все внимание обращал на правый берег, где не стихал огневой бой. Пловца несло к отлогой песчаной косе острова, он уже задыхался от усталости и едкого дыма, не замечал спасительной полоски суши рядом… Полено его прошуршало по песку. Куда это его прибило?

Последние проблески сознания на миг отметили темный рыбачий шалашик в лозняке… У самой воды — что-то темное. Пень или человеческая фигурка? Как будто мальчик? Собирается чайником зачерпнуть речной воды?..

Явь или бред? Мальчик-то вроде знакомый, яшемский? Макаркой зовут, попадьи тамошней племянник. Откуда он здесь, в Ярославле? Значит, бред…