Сталин в Царицыне - Борис Васильевич Легран

в штабе махровый, а для прикрытия его развели бюрократию. Никакого дела сделать невозможно, пока семь бумажек через семь кабинетов не пройдут![73]

Я когда узнал, что в Царицын товарищ Сталин приехал, явился к нему и выложил все как есть. Надо, говорю, спасать Царицын, пока еще не поздно. В штабе округа контра окопалась, надежды на нее никакой. Боялся я, что товарищ Сталин мне не поверит, ведь Снесареву сам Троцкий покровительствует, он его назначил военруком. Но напрасно я боялся. Товарищ Сталин выслушал меня, чаем напоил, руку пожал и сказал революционное спасибо. Только велел действовать осмотрительно, горячку не пороть.

– А если бы Сталина не направили в Царицын, что тогда? – спросил я. – Пропадай Царицын? Ты же коммунист! Надо было сообщить в Москву! Ленину! Свердлову!

– Я управляющему делами Совнаркома Бонч-Бруевичу[74] телеграфировал, что работа по подготовке обороны Царицына ведется неудовлетворительно, – ответил Скляр. – Я с ним знаком, надеялся, что он внимательно отнесется к моему сообщению. Дело-то серьезное, непростое, не каждому поверят. Могут подумать, что я личные счеты свожу или что-то еще. Сам посуди, как это выглядит со стороны – заведующий отделом обвиняет весь штаб округа в преступном бездействии перед лицом опасности. Военрука Снесарева обвиняет, который при каждом удобном случае на Троцкого ссылается. Вот сам бы ты мне поверил, если я к тебе в Москве в наркомат пришел?

– Не знаю, – честно ответил я, думая, что пожалуй Скляр прав, пока своими глазами всего этого не увидишь, поверить трудно. – А что Бонч-Бруевич?

– Ничего, – вздохнул Скляр. – Спустя три дня вызвал меня Снесарев. Глаза пучил, орал, кулаком по столу стучал. Как, мол, я, такой-сякой посмел клеветать на честных товарищей? Я начал думать над тем, к кому бы еще обратиться, а тут товарищ Сталин приехал…

Спустя много лет после этого разговора, я спросил у Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича как обстояло дело с сообщением Скляра. Бонч-Бруевич сказал:

– До сих пор этого себе простить не могу. Проявил близорукость, поверил врагу. Дело в том, что я был знаком со Снесаревым, нас познакомил мой брат Михаил,[75] который способствовал назначению Снесарева в Царицын. Снесарев производил на нас с братом впечатление честного человека, патриота, принявшего Революцию с чистым сердцем, такого же, как и мой брат. Получив сообщение из Царицына, я посоветовался с Михаилом. Михаил успокоил меня, сказав, что Снесарев только-только приступил к работе и каких-то значительных свершений за столь короткий срок от него ожидать не стоит. Но я, тем не менее, позвонил Снесареву в Царицын и попросил его действовать активнее. Никаких фамилий я ему не называл, только сказал, что к нам поступило сообщение из Царицына. Видимо, фамилию товарища Скляра Снесарев узнал от моего брата, которому я ее называл.

Да, впечатление Снесарев производить умел. «Умный, знающий, деятельный, толковый», говорили о нем в Царицыне многие люди, не вникавшие в то, что стоит за бурной деятельностью Снесарева.

– Нас здесь двое большевиков в руководстве, – продолжал свой рассказ Скляр. – Я, да заворготделом[76] Дулицкий. Он молодой, двадцать один год, очень горячий. Выступил раз на собрании с критикой, так эту критику начальство против него обернуло. Науськали Зедина, тот теперь на каждом шагу придирается к работе орготдела. Мораль ясна – нечего, мол, чужие недостатки критиковать, если своих полно. Зедин глуп, он игрушка в руках Снесарева и Носовича. Что они велят, то он и делает. К чертям такого комиссара! Да и другие комиссары ничем не лучше Зедина, их нарочно таких набрали бесхребетных и послушных. В окружном управлении комиссаром Казимир Пржебельский, пьяница и бабник. Комиссар хозуправления Гришковский больше любит с бумажками работать, чем с людьми…

Скляр говорил долго, давая краткую характеристику всем ответработникам. Я слушал и кое-что записывал. Когда он закончил, мы договорились о том, какие действия будем предпринимать, чтобы спасти положение.

– Вся надежда на Ворошилова, – сказал Скляр. – Если успеет он быстро починить мост, Царицын будет спасен. Носович забросал Москву телеграммами, в которых называет Ворошилова изменником. Мол, тот нарочно тянет время, вместо того, чтобы переправляться через Дон пешим порядком. Ждет, мол, когда Краснов займет в Царицын. Чего только про Ворошилова не выдумывают! Говорят даже, что Краснов обещал ему полковничий чин и имение.

– Что за чушь! – возмутился я. – Во-первых, товарища Ворошилова чином и имением не подкупить, он настоящий большевик. А, во-вторых, кто даст Краснову полковничьи чины налево и направо раздавать? Его за это свои же генералы свергнут.

– Носович действует по принципу «чем больше, тем лучше», – ответил Скляр. – Чем больше клеветы, тем выше вероятность того, что ей поверят. Он даже своего порученца Тарасенкова в Москву послал по поводу Ворошилова. Хорош порученец, я тебе скажу, без кокаина жить не может. Носович добивается, чтобы Ворошилову приказали бы бросить все имущество и срочно переправляться пешим ходом. Беляки в таком разе захватят добро и разобьют по частям армию Ворошилова. А Снесарев и Носович будут в стороне, они же за дело радели, хотели поскорее оборону укрепить. Да даже если и дойдет армия, частично, то толку от нее без оружия, боеприпасов и продовольствия, которое у Ворошилова с собой, будет мало. У нас же почти ничего нет, а то, что было, штаб разбазарил.

– Как это «разбазарил»? – спросил я. – Продают имущество и оружие спекулянтам? Так за это же расстреливают, невзирая ни на что!

В Москве в апреле 1918 года расстреляли двоих ответработников наркомпрода,[77] большевиков, имевших заслуги перед партией. В старое время про такое говорили «бес попутал», а сейчас говорят: «дал слабину». Не выдержали товарищи испытания властью, связались со спекулянтами, начали сбывать им хлеб и другие продукты. Оба просили сохранить им жизнь, чтобы они могли бы искупить свою вину перед партией и народом. «Смертью искупите!», сказал на это председатель трибунала.

– Не спекулянтам, а белым, – хитро прищурился Скляр. – Не продают, а отдают даром. И расстрела не боятся. Покажу тебе копию списка, который я подготовил для товарища Сталина.

Он вытащил из ящика стола бумаги.

– Гляди. Слева перечень отрядов, которым в июне отпускалось оружие, боеприпас и прочее имущество. Документы визирует Зедин, без его подписи ничего не отпускается, но он подписывает их не вникая в суть, действует по указке Носовича. То есть фактически отпуском всего ведает Носович, как начштаба. Справа – перечень отрядов, которые перешли к Краснову. Какие будут выводы, товарищ?

– Хреновые будут выводы, – ответил я, потому что больше половины отрядов из левой части списка значились в правой.[78]

– Чем ненадежнее отряд, тем больше о