Драконовское наслаждение - Анна Ольховская

Хотя я чувствовала – сидевший за рулем человек причастен к исчезновению Карины Эшли.

ГЛАВА 16

Но прошло уже больше месяца с той вечеринки, повседневная суета, словно звонкий ручей, уносила прочь плохие мысли.

В конце концов, Карина вполне способна на подобный финт бедренными ушами – сорваться в одно мгновение следом за ценным кадром. Особенно если этот кадр по всем параметрам превосходил Кульчицкого-младшего.

Паспорт? Да человек с деньгами легко может соорудить любой документ в два счета. В крайнем случае, в три.

И вообще, с чего я парюсь из-за этой наглой невоспитанной девицы? Она мне что, подруга, хорошая знакомая, родственница (не приведи Господь)? Всего лишь клиентка, и не самая приятная, между прочим.

Пусть себе живет, как хочет.

И постепенно мысли о судьбе Катерины Сиволаповой становились все стеснительнее, они больше не занимали центральные места разума, а робко жались по углам, изредка пытаясь привлечь оттуда мое внимание. Все реже и реже, пока не ушли совсем.

Впрочем, не совсем, как оказалось. Вспомнила же я о ней сейчас, во время уютных домашних посиделок.

Нашла, кстати, о чем вспоминать! Только душевный настрой сбила, стрелка с отметки «полный релакс» сместилась в сторону «маетно». А я так надеялась за выходные подчистить ауру, перегрузившуюся тяжкой энергетикой новой клиентки.

Эта женщина, Элеонора Кирилловна Климко, впервые пришла ко мне на прием десять дней назад. Причем впервые по рекомендации, а не из любопытства постоянной клиентки медицинского центра, как все остальные.

А порекомендовала обратиться ко мне Ольга, та самая единственная моя подопечная, после сеансов с которой мне бывает очень плохо.

Зато Ольге, по ее собственным словам, становится гораздо легче, и это оправдывает любой душевный дискомфорт. Хоть кому-то я реально помогаю.

Теперь же таких дам стало двое. Причем у Элеоноры проблема была совсем иного плана, нежели у ее подруги, но такая же выматывающая, лишающая сил жить.

Хотя нет, не такая, гораздо хуже. Ольга отчасти сама была виновата в своей беде, могла бы не терпеть мужа-тирана, а вот Элеонора...

У меня пока нет детей, но я даже представлять не хочу, что это такое – потерять ребенка. Именно потерять, в прямом смысле этого слова, потому что дочь Элеоноры, восемнадцатилетняя Моника, бесследно исчезла больше года назад.

Я пока не знаю подробностей случившегося, это спрятано глубоко внутри гигантского узла боли, заполонившего бедную женщину. И мне предстояло распутать этот узел, чтобы помочь Элеоноре справиться с бесконечной пыткой, медленно, но верно убивавшей обезумевшую от горя мать.

И «обезумевшая» – вовсе не эмоциональный эпитет, Элеонора действительно провела больше месяца в закрытой клинике для пациентов с пограничным состоянием после попытки суицида.

Подлечили, вены женщина больше себе не резала. И таблетки от нее уже не надо было прятать.

Но жить со своей болью она так и не научилась.

И за прошедший после исчезновения дочери год из цветущей, ухоженной, роскошной женщины (она показывала мне фотографии) превратилась в старуху. Седые волосы, изможденное осунувшееся лицо, выплаканные, потерявшие яркий цвет глаза...

Элеонора была у меня на приеме уже четыре раза, и к концу недели я едва держалась на ногах, вымотавшись до предела. В этой женщине накопилось столько боли, что она, эта боль, черными щупальцами тянулась ко всем, с кем Элеонора общалась.

А уж если собеседник настраивался на Элеонору, вступал в эмоциональный и душевный контакт, отрицательная энергетика лилась мощным, неудержимым потоком.

И избавиться от нее было сложно.

Но можно. Вот в этом саду, рядом с родными людьми, в чудесной беседке за столом, на котором стоит плетенка с вкуснейшими мамулиными пирожками, за чашкой ароматного чая с мятой. А перед этим были два не менее славных дня, за которые я успела и позагорать на берегу озера, и сходить с папой Колей на рыбалку, и обследовать в сопровождении Матрены Ивановны местные леса на предмет ягод.

Наша тетушка Матрена стала уже почти членом семьи, причем излишней навязчивости, которой мы, если честно, слегка опасались после ее «стройнадзора», не проявляла. В гости она приходила, только если звали, всегда готова была помочь делом и советом, единственное, в чем соседка была непреклонна и настойчива – наши походы в лес. Даже папе Коле с Олежкой запрещалось ходить туда одним, только в сопровождении гида. Матрены Ивановны.

Почему? Ну как же, а Змей Горыныч?

Чудила, в общем, наша бабуля. Но эта ее повернутость на сказочном чудище была совершенно безобидной, может, старушке так жить интереснее. К тому же никто лучше Матрены Ивановны не знал ягодные и грибные места, так что в лес мы всегда ходили вместе.

И сегодня утром сходили, земляники набрали. Вернее, бабулька набрала небольшой туесок, а я наелась.

В общем, программа-максимум была выполнена, аура подчищена, полный релакс обеспечен. И вот – на тебе!

Причем маета, поначалу легонькая и незаметная, постепенно нарастала, вдоль спины пополз холодок, я невольно передернула плечами.

– Ты что, замерзла? – немедленно озаботилась мамуся.

– Да с чего ты взяла? – удивился папа Коля. – Теплынь-то какая!

– Так дрожит ведь, и побледнела вдруг! Что с тобой, Варенька? – теплая мамина ладошка легла на мой лоб. – Температуры вроде нет.

– Да все нормально, мам, – я взяла мамину руку и прижала к щеке. – Просто на работу, если честно, завтра не хочется. Устала я очень.

– Так и отдохни, ты же сама себе хозяйка. Всех денег все равно не заработаешь.

– Я в августе решила себе отпуск устроить.

– Почему в августе?

– Потому что большинство моих клиенток в августе уезжают вместе с мужьями к морю. Некоторые в сентябре.

– Ну и что, на недельку-то можно! Ничего с твоими цацами не случится!

– Все, мамусь, тема закрыта.

– Ага, закрыта, – проворчала мама. – Ты, Варя, со своей карьерой о себе совсем забыла. Ну сколько можно-то? Работа, работа, работа – на уме только работа одна. А когда же о семье подумаешь? О детишках?

– Ма-а-ам!

– А что мам, что мам? Один обалдуй, котяра мартовский, – шлепок полотенцем по плечу жующего пирожок с земляникой Олежки, – другая ни о чем, кроме карьеры, и думать не хочет...

– Кстати о котярах, – прочавкал с набитым ртом братец. – Между прочим, вашему любимчику Карпову его статус не мешает быть заботливым папашей. Вон, идет, очередную добычу семейству тащит, бандюган!

Мимо беседки действительно шествовал здоровенный черно-белый котяра, чьи рваные уши и прихрамывающая походка свидетельствовали о насыщенной событиями жизни полудикого кота. В зубах у парня обвисла лапками мышь-полевка – не самая крупная добыча, но что есть пока. Он потом еще принесет.

А шел кот к нашему сарайчику для инструментов, где обитало его семейство – роскошная пушистая киса с тремя очаровательными, только-только ставшими на лапки котятами.

Да, у нас и живность появилась, хотя ни о чем таком мы и не думали. Вернее, думали, но как-то отвлеченно – собаку неплохо бы завести, чтобы дом охраняла. А еще кошку – крыс и мышей ловить.

Матрена Ивановна нам даже подходящего котенка присмотрела, от самой лучшей в Низовке кошки-крысоловки. Но котенок только что родился, надо было хотя бы с месяц подождать. Мы и ждали, а куда спешить?

А три недели назад, вечером, когда я возвращалась с работы, случилось это.

Я обычно включаю в машине радио, но в тот день моя автомагнитола как раз решила закапризничать, и я ехала в полной тишине. Ну, звук мотора, конечно, присутствовал, но он у «Пыжища» негромкий, мерное урчание такое.

Стекло с моей стороны было опущено – терпеть не могу кондиционер, гонит какой-то мертвый, химический воздух – и только поэтому я услышала.

Захлебывающийся злобой лай, рычание, и – странный, почти человеческий крик-вой. В этом вое сплелись угроза, ненависть, решимость, отчаяние...

Шум доносился из леса, недалеко от развилки, ведущей в сторону поместья Кульчицких. Я ни разу до сих пор не сворачивала туда, но в этот раз свернула – проигнорировать этот крик-вой я не смогла.

Я медленно ехала по дороге, вглядываясь в глубину леса. Шум приближался, судя по басу, песик был немаленьким.

Он действительно был немаленьким, ротвейлеры в принципе маленькими не бывают, а этот был просто огромный. Раскормленный, холеный, с налитыми кровью глазами, с покрытой пеной пастью, этот зверюга с настойчивостью робота атаковал... кота.

Кот был, конечно, тоже немаленький, да еще и от ярости стал в два раза больше, но по сравнению с этим монстром он казался просто карликом.

И тем не менее, вместо того чтобы взлететь на ближайшее дерево и оттуда нагло дразнить пса, кот оставался на земле и, прижав уши и оскалившись, давал отпор. Лапами, клыками, как мог.

Судя по окровавленной морде и шкурке, бой он проигрывал, да иначе и быть не могло. Но брыли и глаза ротвейлера тоже сочились кровью, и это приводило пса в еще большую ярость. До развязки оставалось совсем недолго.