Десну перешли батальоны - Алексей Десняк

Члены комитета вышли из здания школы. На перекрестке они разошлись в разные стороны.

Решительно, без малейшего колебания открыл Дмитро высокую под навесиком калитку. Заворчал Бровко, потащив кольцо на цепи по натянутой от клуни до ворот проволоке. Надводнюк и Клесун ждали, пока кто-нибудь из хозяев не покажется во дворе. К перелазу из сада вышел Иван. Дмитро посмотрел на загнутую пирожком и лихо сдвинутую на одно ухо смушковую шапку, подмигнул Павлу и усмехнулся. Иван прищурился — насупил густые брови.

— Ну? — словно через силу выдавил он из себя.

Бровко свирепо рванулся на цепи.

— Пса убери, мешает!

Иван медленно отвел собаку в дальний угол двора, привязал ее и скосил зеленоватые глаза в сторону Надводнюка.

— Ну!

Надводнюк подошел ближе.

— Ну и ну! — их взгляды встретились. Иван не выдержал и отвернулся. — Других слов не знаешь — нукаешь? Отец где?

— Я за него.

— Что ж, можно и с тобой… Где винтовка?

Молодой Писарчук сразу же встрепенулся, быстрые глаза метнулись в сторону, бледность поползла по лицу. Он бросился на крыльцо.

— Запри дверь!

Но он не успел добежать — его опередил Павло. Ворвавшись в комнату, Клесун заглянул во все углы и, ничего не найдя, направился в соседнюю комнату. Следом за ним вошел Надводнюк. Старый Писарчук лежал на скамье. Он, удивленный и перепуганный, растерянно смотрел на членов комитета и лишь тогда опомнился, когда Павло нашел винтовку, запрятанную между печью и сундуком.

— Поставь! — хрипло крикнул Писарчук, вскочив со скамьи.

— Найдите револьвер и патроны, да побыстрее!

Писарчук сразу обмяк и опустился на скамью. Он понял, что бессилен, что окрик его — всегда властный и грозный — теперь не поможет. Писарчук рванул жилетку, пуговицы покатились по полу.

Вдруг в дверях вырос Иван. В его руках поблескивал высоко поднятый над головой топор.

— Вон из хаты!

Павло ловко отскочил в сторону, щелкнул затвором.

— Брось!

Иван зашатался, как пьяный, руки бессильно повисли, топор со звоном ударился о порог.

— Открой ящики и сундуки!

Иван открыл и отошел к отцу.

— Это все — Никифорово… берите, только пожалеете…

Надводнюк едва не вскрикнул от удивления — в тряпье лежали две ручные гранаты и револьвер.

Через несколько минут Надводнюк и Клесун ушли. Писарчук смотрел им вслед налитыми кровью глазами.

На цепи бесился Бровко.

Глава девятая

Воробьев почувствовал серьезную, нараставшую на железной дороге опасность и стал пристально наблюдать за всем, что происходит там. А после состоявшегося 6 декабря совещания уж не спускал глаз с дороги. Это совещание на одной из ближайших станций созвал комитет 19 Советского стрелкового полка. Полк получил задание пройти на Дон, чтобы помочь шахтерам Донбасса, боровшимся с генералом Калединым. Полк шел по маршруту Гомель — Бахмач — Харьков — Ростов. На одной из станций его остановил петлюровский «курень смерти». Войска Центральной рады не хотели пропустить Советский полк через Украину.

Воробьев, узнав об этом, поспешил на станцию и попал на совещание полкового комитета. Целый день бились над задачей: захватить ли с боем Бахмач и пройти на Дон или повернуть назад и пойти обходным путем. Михайло ознакомился с создавшимся положением и не удивился тому, что узнал. Раз «курени смерти» не пропускают Советский полк, значит, Центральная рада в союзе с генералом Калединым. Отказаться от намеченного маршрута и пойти в обход на Брянск? Тогда полк потеряет три недели драгоценного времени, и это намного облегчит положение Каледина. С этим он, Воробьев, примириться не мог. Он решительно поддержал предложение командира полка Рубцова — занять Бахмач силой и прорваться на Дон.

Полк погрузился и двинулся в путь, но петлюровцы свою угрозу осуществили. Возле Макошина они разобрали путь. Советский полк вынужден был повернуть обратно и идти по другому маршруту.

С тех пор столкновения между советскими войсками, которые начали сосредоточиваться в Гомеле, и «куренями» участились, но столкновения эти дальше железной дороги не распространялись. Воробьев внимательно следил за движением петлюровцев, чтобы в решительную минуту быть там, где возникнет опасность. Михайло уловил эту минуту. В последних числах декабря советские воинские части продвинулись по железной дороге до самого Макошина. Петлюровцы, откатившись до Боровичей, угрожали взорвать мост через Десну. Воробьев поспешил в Боровичи.

Сквозь сон Дмитру послышалось, будто кто-то стукнул калиткой. Он прислушался. Под печью тихо скребла мышь. Где-то под скамьей пел сверчок. За окнами в темноте завывал ветер, засыпая стекла снегом. Дмитро решил, что это, верно, Мишка со она ударил рукой о печь, или кто-нибудь из спавших на печи — о трубу. Дмитро задремал опять. Тихо зазвенело стекло в окне. Дмитро сразу вскочил, босиком подошел к окну. Прислушался. Кто-то осторожно постучал пальцем.

— Кто? — Дмитро приник к стеклу. В темноте едва заметно вырисовывался серый силуэт. — Кто?..

Человек за окном тоже прильнул к стеклу. Так они несколько секунд смотрели друг на друга. Потом Дмитро выбежал в сени и открыл двери.

— Заходи, Михайло. Неспроста, верно?

Воробьев сбросил шинель и устало присел на скамью.

С постели поднялась Ульяна, Мишка громко и испуганно спросил: «Кто вошел?» Дмитро его успокоил.

— Кушать хочешь, Михайло?

— Не мешало бы. Только не беспокой жену. — Но Ульяна, набросив кофту, принесла кувшин молока, стакан и краюху хлеба.

— Думал — не найду, но попал на посиделки, и там хлопцы рассказали мне, где ты живешь. — Михайло медленно жевал хлеб. Дмитро сидел возле, нетерпеливо ожидая рассказа. Наконец, Михайло отодвинул стакан и взял Дмитра за руку.

— Садись поближе… Петлюровцы в селе есть?

— Нет. На станции стоит бронепоезд полковника Мензы. Зачем он здесь — не знаю.

— За этим я и пришел к тебе. Твои товарищи надежные?

— В деле еще не были, но я им доверяю.

Воробьев немного подумал.

— Нет ли у вас тут такой женщины, которая могла бы завтра же все разузнать на станции?

Надводнюк толком еще не разобрался, что хочет сделать Михайло, но догадка уже мелькнула.

— Я пошлю жену.

— Нет! Это вызовет подозрение. Писарчуки могут там быть. Рисковать не надо.

Дмитро подумал о Марьянке.

— Есть девушка — толковая и наша…

— Хорошо! — Еще с минуту Воробьев помолчал, потом сжал локоть Дмитра, сказал на ухо: — В Мене и Макошине — советские воинские части, им надо помочь. Вот зачем я здесь…

— Я готов, хоть сейчас. И хлопцы тоже…

Воробьев начал разуваться.

— Постели мне рядом с собой. Ляжем и вдвоем разработаем план.

Дмитро поспешил к постели.

Холодно на дворе. Мороз крепчает. Подул северный ветер, заметает снегом рельсы. Марьянка постукивает ногой о ногу, толчется на месте, чтобы согреться, дует на руки. Холодно, но Марьянка не уходит со станции. Она торгует. У нее в корзине кусок масла и белый хлеб. Не один железнодорожный служащий подбегал к ней, чтобы купить ее товар, но никто не купил. Подходил и красноносый с припухшими глазами есаул с бронепоезда. Но и он не купил. Девушка такую цену заломила, что и подступить боязно. Пять карбованцев за такой кусочек масла!

Марьянка, смеясь, отвечает есаулу:

— А что я за ваши пять карбованцев куплю? Вот у меня кофты нет.

Есаул задирает голову, кладет волосатую с грязными ногтями руку на темляк сабли и молодецки подкручивает усы.

— Ты и без кофты, моя милая, хороша… — и петушком подходит к Марьянке.

Она смеется звонко и весело. Есаул тоже доволен.

— Эх, война, а не то бы в деревню пришел! Эх!.. — подмигивает он.

Марьянка еще громче смеется.

— Кому вы нужны, пан есаул?

— А тебе?.. Чем не казак? Сечевик.

— Казак-то казак, да потрепанный! — смеется Марьянка.

Но есаул не обижается.

— Ты, моя милая, еще не разбираешься. Ну, что в этом молодом? Молодой толком и не знает, как подойти к девушке, как с ней обращаться.

«Ах ты, пугало гороховое!» — думает девушка.

В здание станции заходят «сечевики» с бронепоезда. У каждого на шапке — кисть. «Сечевики» греются у печки, курят, сплевывают на пол, поглядывают на Марьянку и явно завидуют есаулу. Из комнаты телеграфиста торопливо вышел толстый полковник — командир бронепоезда. Все вскочили. Есаул тотчас же подошел к полковнику:

— Пан Менза, какие будут распоряжения?

Положив руку в теплой перчатке на плечо есаула, полковник подвел его к окну. Марьянка опускает глаза, смотрит в свою корзинку.

— Приказ пана головного атамана Петлюры таков, — слышит Марьянка шепот полковника. — Большевики… через Десну… взорвать мост… — жадно ловит Марьянка обрывки фраз. — Ночью без прожекторов…