Очарованная легендой - Бетти Бити

Я тщательно и не чрезмерно наложила косметику. Спрятала в небольшую вечернюю сумочку пудреницу, расческу, помаду и пару монет. В семь двадцать пять накинула на плечи подаренной матерью на прошлое Рождество бархатный плащ. Затем дожидалась на лестничной площадке, пока ровно в семь тридцать не раздался дверной звонок.

Я слышала, как Чико пересек зал и открыл дверь. Затем, как Хестер, медленно спустилась по лестнице, плащ свободно падал за спиной, на полдороге я сняла его и перекинула через руку.

Несколько секунд мистер Фицджеральд молча смотрел на меня. В белом смокинге он выглядел красивым и статным. Чико деликатно удалился на расстояние за пределами слышимости, и я остро ощутила, что мы с мистером Фицджеральдом остались наедине. Сознавала, что некоторая часть меня хочет притвориться, что это нормальное свидание, что мистер Фицджеральд пригласил меня, потому что хотел, а не потому, что так требовали служебные обязанности.

Мне казалось, что я вижу, пока спускаюсь, как целая гамма разнообразных выражений пробегает по его лицу. Сначала я думала, что он доволен моей точностью и внешним видом — возможно, даже немного больше, чем доволен. Свет в зале придал его лицу обманчивую нежность. Ближе я заметила знакомое напряжение вокруг рта и челюсти и его глаза, далекие от даже намека на какое бы то ни было выражение мягкости. Что он смотрит на мое платье не только с ненавистью, но словно я специально рассчитывала на такую его реакцию. И надела это исключительно с целью раздражить его. Мы обменялись самыми краткими приветствиями. Он протянул руку за моим плащом, затем сказал тихим, но смертельным голосом, тщательно сдерживаясь, чтобы не слышал Чико:

— Я подожду, пока вы подниметесь и переоденетесь. Платье не годится для приема.

До этого я думала, что не могу быть больше унижена Джеймсом Фицджеральдом, чем сопровождая его не желающей и нежеланной на этот вечер. Сейчас я поняла, как сильно ошибалась.

— Что с ним такое? — спросила я.

— Слишком низкий вырез, и ваши руки открыты.

В отчаянии я погладила свои оскорбляющие взор руки.

— Вам понравилось платье Хестер!

— Это совсем другое. Оно для Вашингтона. Пожалуйста, не задерживайте нас, споря. Идите наверх и наденьте платье с закрытой шеей и рукавами.

— Такого у меня нет. Я здесь слишком мало времени… — Мой голос затих.

— Позаимствуйте у Хестер, — сказал он с мужской небрежностью.

— Она намного выше меня!

Первый секретарь издал сердитое восклицание на чарагвайском патуа, которое, я уверена, сделало бы честь дону Району, если бы я могла его понять, схватил меня за руку, и не успел Чико открыть дверь, как он сам распахнул ее.

Он бросил водителю адрес, и мы рванули с места. Я подумала, что мистер Фицджеральд сдался в неравной борьбе на чужой территории женской моды, но не тут-то было. Лимузин стремительно доставил нас в центр города, сейчас весело пробуждавшегося к ночной жизни. Автомобиль ехал по ярко освещенному торговому центру, пока не остановился перед вереницей маленьких эксклюзивных магазинов с деликатно освещенными окнами, оформленными красиво и просто, но дорого. Униженная, я увидела в середине французское ателье «Дом Одетт», перед которым швейцар в форме разгонял мальчишек-чистильщиков, пытавшихся развернуть свое занятие среди зевак, глазеющих на витрины.

Швейцар торопливо открыл дверь и поклонился. Он так увлекся, низко кланяясь мистеру Фицджеральду, что самый маленький мальчик сумел ловко прокрасться за ним по тротуару и добраться до двери салона. С усилием, потому что был худ и мал ростом, он широко открыл ее, низко кланяясь и передразнивая швейцара, затем невинно улыбнулся мне:

— Buenas noches, сеньорита.

Я узнала маленького визжащего мальчика, которого в воскресенье Мораг таскала за ухо в парке.

— Buenas noches, Петизо, — улыбнулась я в ответ, успокоившись при виде улыбающегося знакомого лица.

Я полезла в сумочку за монетой. Попались только пятьдесят сукре, что считалось необычно большой суммой, но мне было плевать.

Я вложила монету в ладонь Петизо.

— Вы заработаете себе друга на всю жизнь, — сухо сказал мистер Фицджеральд, целеустремленной рукой пропуская меня в салон.

— С одним я справлюсь, — прошептала я, но он услышал.

— Ваша проблема в том, — ответил он, — что вы не узнаете друзей, когда видите.

Затем мы оказались посреди устланного толстыми коврами салона. Из-за атласного занавеса устричного цвета выплыла тучная чарагвайская леди, элегантно одетая и причесанная, и началась самая неприятная часть вечера.

Для начала, довольно, впрочем, естественного, она предположила, что я жена Джеймса Фицджеральда. В вежливой экстравагантной манере чарагвайцев, на смеси испанского, английского и французского, она расхваливала красивое лицо сеньоры и ее фигуру. А волосы! Она всплеснула руками. Такого цвета и тонкости — она сравнила их с собственным черным блестящим помпадуром, с умалением последнего.

С большой любезностью и еще большей твердостью мистер Фицджеральд оборвал ее излияния. На быстром испанском он объяснил, что платье нужно для приема, немедленно — длинные рукава, высокий вырез, несущественный цвет.

Черноволосая леди понимающе улыбнулась. Конечно, она знает точно, exactement[9], exacte-mente[10], знала, что требуется.

— А размер сеньоры?

Джеймс Фицджеральд нахмурился, словно это тоже несущественно.

— Размер, Мадлен? — Он повернулся ко мне.

— Десять, — коротко ответила я, кипя внутри.

— Быстро, por favor, — добавил мистер Фицджеральд.

Чарагвайская леди исчезла за устричным занавесом и вернулась с двумя платьями. Она развернула их для осмотра. Одно коричневое, другое черное. Чарагвайки-модницы, как я заметила, предпочитали темные цвета. Ни одно платье мне не подходило, но я кротко последовала за мадам Одетт в удобную примерочную и надела самое безвредное, коричневое.

В нем я была похожа на новую английскую гувернантку, но, по крайней мере, оно хорошо сидело.

Сеньор сейчас же должен увидеть меня в нем. Он будет восхищен, горд, admiroso[11]. Мадам проводила меня в салон. Джеймс Фицджеральд не выразил ни того, ни другого, ни третьего. Он просто бросил на меня взгляд, кивнул и сказал мадам Одетт:

— Правильно, это подойдет. Она может оставить его на себе. Упакуйте второе платье, завтра я его заберу.

Он извлек чековую книжку и выписал мадам чек на сумму, которую она, скромно потупившись, деликатно показала ему на листке бумаги.

— Я не могу позволить заплатить за меня! — с негодованием сказала я.