Круги на воде - Кирилл Кудряшов

Дома проплывали мимо, аллейка оставалась где-то позади. Я ехал медленно, никуда не торопясь, любуясь окружающим миром. Из под колес машины лениво выплескивалась вода — проезжая мы тревожили ручейки, уносившие в Медянку последние талые воды, покидавшие город. Весна победила зиму, но постепенно проигрывала бой надвигающемуся лету.

Мы въехали на мост, и я поневоле залюбовался солнечными бликами, играющими мокрых мурашках реки. Солнце еще не стало по-летнему желтым и испепеляющим — весной оно кажется оранжевым диском, к вечеру превращающимся в ярко красный. Сейчас Солнце находилось между этими двумя состояниями, отчего Медянка казалась действительно медно рыжей, и я задумался, не в такой ли момент ее впервые увидели первые поселенцы здешних мест, и не потому ли дали ей такое название.

— Останови… — негромко попросила Саша, — Давай выйдем? Посмотрим…

Кажется, она не могла сформулировать своих мыслей, но в то же время, кажется, я понял ее. Возможно какая-то часть Саши понимала, что сегодня она проезжает по этому мосту в последний раз. Что больше не вернется в город, ставший чужим и опасным, и что сегодня она в последний раз может полюбоваться Медянкой, переливающейся в весеннем солнечном свете.

Да, я понимал ее… И хоть я в любой момент мог вернуться К СЕБЕ, чтобы там хоть десятки тысяч раз приходить на этот мост весенним вечером — все равно мне, не меньше, чем Саше хотелось продлить это прощание с рекой. Прощание с городом… Прощание с умершей цивилизацией.

Первым моим рефлексом было прижать к обочине, чтобы остановить машину, но потом я с улыбкой вырулил на середину дороги и остановил машину чуть ли не поперек моста. Есть мнение, что если после ядерной войны в Америке уцелеет хоть один светофор, то когда на нем будет загораться красный свет, люди будут инстинктивно останавливаться, подтверждая правоту любимца всех наших собак, профессора Павлова. НЕ могу никак прокомментировать эту мысль, ибо в США я не жил и с психологией американцев знаком лишь понаслышке, но вот в России такого точно никогда не случится.

90-60-90 — езда в городе, мимо ГАИшника! И черта с два я, русский до костного мозга, буду подчиняться правилам, умершим вместе со всем этим миром!

Выходя из машины Саша искоса посмотрела на меня. Без осуждения, но с укоризной. Ну да, ей, ведь, не понять переполняющего меня чувства свободы. Она потеряла свой мир, в то время как я обрел новый! Я едва сдержался, чтобы не использовать всю свою силу, благодаря которой в этом мире с уменьшенной гравитацией, я легко мог перемахнуть через автомобиль одним прыжком. Нет, вот это уже, в отличие от лихой парковки поперек дороги, действительно было бы ребячеством.

Мы стояли у перил моста, любуясь рекой и дожевывая свои бутерброды. В это время года, когда с гор Алтая на север устремлялись бурные потоки талых вод, Медянка была как никогда полноводна и очень красива. К осени она мелела, отступая от берегов на несколько десятков метров, сейчас же, ощущая свою силу, она лениво плескалась о бетонные блоки набережной, будто бы говоря людям «Вот она я! Здесь! Не забывайте обо мне…» Впрочем, сейчас река шептала это лишь чайкам, беззастенчиво гулявшим по опустевшей набережной.

Я видел, как на Сашиных щеках блестят две маленькие слезинки, но сделал вид, что не замечаю этого. Впрочем, не уверен, что это замечала и она сама… Говорят, бесконечно можно смотреть на три вещи: как говорит огонь, как течет вода, и как кто-то другой работает. Саше теперь оставались лишь первые два удовольствия — в этом опустевшем мире. Было от чего прослезиться…

Я положил Саше руку на плечо, и легонько привлек ее к себе. Она не сопротивлялась… Теперь мы стояли плечом к плечу и любовались на воду. Ради этого я пришел в этом мир! Ради такого, вот, момента! Ради нее!

Но миг моего счастья не мог длиться вечно, ведь общеизвестно, что как только все начинает налаживаться, жизнь обязательно даст тебе хорошего пинка. Зазеркалье не было исключением…

Сначала я чисто рефлекторно обратил внимание на странную волну, катящуюся по реке. При достаточно слабом ветре Медянка была лишь покрыта мурашками ряби, но вдруг откуда-то с юга, куда мы, собственно, стояли лицом, пришла волна. Невысокая — с двадцатиметровой высоты моста я не мог определить ее размеры, но, тем не менее, мне отчетливо было видно, как она прокатилась по реке и исчезла под мостом.

Как будто Медянка занервничала, предчувствуя что-то… И от этой мысли занервничал и я. Да, стоило тут же сесть в машину и мчаться прочь, по намеченному маршруту, но мне так не хотелось прерывать счастливого мгновения!

За первой волной с юга пришла вторая. Чтобы заметить эту уже не нужно было напрягать зрение — она была высотой около полуметра, и ударяясь о бетонные глыбы набережной она распадалась на миллионы сверкающих искорок, оседавших обратно на воду. Теперь встрепенулась и Саша, и проследив направление ее взгляда я понял, что она видит то же, что и я.

— Что это? — спросила она, выходя из ступора, в котором пребывала последние несколько минут…

— Волна… — ответил я, прокручивая в голове все возможные варианты ее происхождения.

— Ведь ветер не оттуда…

— И не порывами…

Саша выскользнула из моих объятий, но секунду спустя это перестало меня интересовать. Будто парализованный я стоял и смотрел на то, что приближалось к нам с юга, с ревом вгрызаясь в берега Медянки и унося с собой все, что попадалось на пути. Частные домишки, ютившиеся у самого берега, одинокие моторные лодки и осиротевшие речные теплоходы…

Волна! Громадная волна, как минимум в полтора раза превосходившая высоту моста, на котором мы сейчас стояли!

— Плотина! — испуганно крикнула Саша, но за секунду до ее крика эта мысль осиным жалом вонзилась мне в голову.

— В машину! — крикнул я, приказывая своим ногам вновь почувствовать под собой асфальт, а заодно напоминая им, что это чувство не вечно. Что когда волна достигнет моста, стоять здесь будет уже не на чем!

Сашу не нужно было просить два раза — она уже бежала к распахнутой пассажирской дверце. Мне же, чтобы оказаться за рулем, требовалось обойти машину… Или перепрыгнуть ее!

Самый страшный из всех человеческих страхов, страх смерти, прибавил мне прыти, словно убавив еще половину от гравитации здешней Земли. Я оказался возле своей дверцы в один прыжок, сделав в воздухе такой кульбит, что не снился и героям незабвенной «Матрицы», а в следующее мгновение я уже сидел за рулем, проклиная себя за то, что выходя заглушил мотор.

В фильмах-катастрофах, когда машина героев стоит на мосту, который вот-вот смоет чудовищной приливной волной, у них обязательно кончается бензин, дохнет аккумулятор, или разом отваливаются все четыре колеса! Слава Богу, зазеркалье не жило по законам блокбастеров! Моя милая «Десяточка» завелась с пол оборота, будто бы и сама понимая, что без нас ей не убраться отсюда также, как и нам без нее.