Московская Русь: от Средневековья к Новому времени - Леонид Беляев

Укрепившийся в Путивле, самозванец пытался призвать на помощь кого угодно — турецкого султана, казаков, польского короля, но никакой поддержки не нашел. Зато в России «прелестные» письма Лжедмитрия имели успех, и он принимал все меры к тому, чтобы доказать свою подлинность. В Путивле Лжедмитрий стал прямо называть себя царем и жаловать немногих перешедших к нему бояр и дворян думскими чинами.

Но все же шансы на победу были ничтожно малы, пока на троне сидел законно избранный царь. Круг тех, на кого мог опереться царь Борис, уже резко сократился. Большинство воевод в армии имели причины быть недовольными Годуновым: в последние годы он был скуп на повышения и жалованье, у многих родственники находились (или побывали) в ссылке, другие же сами пережили государеву опалу. У царя почти не осталось преданных бояр: старая, еще грозненских времен годуновская «команда» отошла от дел, многие умерли. Молодые же Годуновы выросли при дворе, в годы, когда войн почти не было. Им не пришлось бороться за власть, поэтому они не научились действовать в минуты опасности.

За последние годы резко ухудшилось не только отношение москвичей к Годунову: переменился и сам царь.

Борис часто болел: по-видимому, он не был физически крепким человеком, а тяжелая борьба за власть и трудности управления государством подкосили его. Медицина того времени плохо помогала именно людям знатным и богатым, потому что в состав дорогих лекарств входили вредные для организма соединения ртути и свинца, драгоценные металлы, толченые драгоценности и другие наносящие урон здоровью соединения. Борис почти не покидал дворца, стал нелюдим, обратился к «чернокнижию» и, одновременно, впал в преувеличенное благочестие. Подозрительный почти как Иван Грозный, Годунов расширил хорошо знакомую ему систему сыска и поощрял холопов к донесению на господ, что открыло возможность громких процессов над знатью, в том числе над Шуйскими. Их обвиняли в попытках отравить или «испортить» колдовством государя и его семью, в сношениях с «ведунами и ведуньями». Террор сильно затронул и нижние слои общества, где велика была поддержка «правильного» царя: тех, кто осмеливался хотя бы произнести имя «Дмитрий», жестоко пытали и казнили. Увеличение числа доносчиков лишь ожесточало людей: неудивительно, что, когда Борис Годунов умер 13 апреля 1605 г. ужасной смертью (у него внезапно хлынула из носа и ушей кровь), народ увидел в этом божью кару, а знать — возможность избавиться от наследников «выскочки».

События стали развиваться стремительно. На престол был возведен единственный сын Бориса, 16-летний Федор, официально считавшийся соправителем царя. Хорошо образованный, но совсем неопытный в делах, он не решился возглавить армию. В войске, стоявшем под Кромами, начался мятеж. Бояре не хотели терпеть власть Годуновых и вступили в переговоры с самозванцем; их поддержали многие дворяне, особенно с юга, а также бесчисленные боевые холопы и «мужики», обслуживавшие огромный артиллерийский парк и обозы. 7 мая значительная часть войска ушла из лагеря под командой бояр Басманова, Голицына и рязанского дворянина Прокопия Ляпунова. Верные царю воеводы не решились открыть по ним огонь, но и мятежники не пускали в ход оружие. В итоге они присоединились к войску самозванца, остальные же полки в беспорядке бежали к Москве, а лагерь и вся артиллерия были брошены под Кромами.

Лжедмитрий сразу же издал указ о роспуске дворянского ополчения, и провинцию наводнили очевидцы происходившего, по сути дела уже признавшие его права на престол. Лжедмитрий получил прекрасную, не потребовавшую от него никаких усилий рекламу, его популярность резко выросла. Но царское правительство еще контролировало ситуацию: верные ему столичные стрельцы 28 мая отбили мятежников от переправ через Оку, но к Москве сумели пройти казацкие отряды отчаянного атамана Корелы. Слухи о приближении «истинного царя» и его грамоты, зачитанные посланными от него дворянами Г. Пушкиным и Н. Плещеевым, сделали свое дело: горожане и жители пригородных сел восстали, вошли в город, открыли тюрьмы и устроили «митинг» у Лобного места. Затем «одни учали Годуновых дворы грабить, а другие воры с миром (т. е. со всеми горожанами) пошли в город, и от дворян с ними были…», в окрестностях же столицы «не только животы (т. е. имущество) пограбили, но и хоромы разломаша и в селех их, и в поместьях, и в вотчинах…» (Разрядная книга 1550–1636 гг. Т. 2, вып. 1, с. 227; Полное собрание русских летописей, т. 14, с. 65). Досталось также дворам других бояр и столичных приказных. Погром не был кровавым, но не обошелся без жертв: несколько десятков человек упились насмерть винами из боярских погребов.

Наследники Годунова явно не справлялись с ситуацией, и Боярская дума вынужденно пошла на переговоры с самозванцем. Объявив о своем восшествии на престол, он разослал по стране текст присяги, но потребовал казнить жену и сына Бориса Годунова. Бояре на это пошли: Ирину и Федора зверски убили (тысячи москвичей приходили проститься с их телами, было объявлено о самоубийстве, но народ не поверил). Тело Годунова, погребенное в Архангельском соборе, было выкопано и вместе с телами близких увезено на Сретенку, в Варсонофьевский божедомский монастырь, где хоронили неопознанные тела. Верного престолу патриарха Иова низложили и сослали в монастырь. Путь Лжедмитрию в столицу был расчищен.

Падение Лжедмитрия I

20 июня 1605 г. Лжедмитрий I вступил в Москву, окруженный казаками и поляками, под приветственные крики давно ожидавших его горожан и настороженное молчание Боярской думы. Поклонившись гробницам «родичей» в Архангельском соборе, он воссел на престол в тронном зале. Кремль был целиком во власти его людей: вольных казаков, пищальников из пограничных городов, холопов и посадских, ставших воинами. На патриаршество был поставлен признавший власть Лжедмитрия рязанский архиепископ Игнатий. В Москву вернули из монастыря мать царевича Дмитрия, Марию, которая согласилась признать в претенденте чудом спасшегося сына. Состоялось его венчание на царство, повторенное дважды: в Успенском и Архангельском соборах. Казалось, вся страна объединилась в порыве поддержать нового, чудом спасшегося царя. Но буквально с первых же дней правления обнаружилась ненадежность его трона.

Вскоре пришлось распустить огромное наемное войско Лжедмитрия: оно обходилось слишком дорого, землю наемники брать отказывались, а горожане вступали в кровавые побоища с наглыми иноземцами, что грозило общим мятежом. Затем распустили и казацкие отряды. Без них Лжедмитрий оказался полностью в руках московских бояр. Стремясь укрепить свою власть, он изменил форму титула, соединив в нем русскую и европейскую терминологию и усилив множеством эпитетов. Впервые в русской истории государь именовал себя не только «царем», но и «императором»:

«Мы, непобедимейший монарх Божьей милостью император и великий князь всея России, и многих земель государь, и царь самодержец…» или «Мы, наияснейший и непобедимый самодержец, великий государь Цезарь», но не мог изменить придворных порядков: постоянное присутствие всевидящих и всезнающих придворных опутало его, как паутина. Царь не решился ввести в Думу своих польских сподвижников, ограничившись тем, что наполнил ее членами собственной думы, сложившейся в Путивле. Не ввел и новых должностей (за исключением чина мечника, которым стал молодой князь Михаил Скопин-Шуйский). Даже возможных соперников в борьбе за трон, родовитых и влиятельных Шуйских, арестованных по обвинению в заговоре, не решились казнить.

Повторялась история Годунова: не будучи в состоянии казнить бесчисленных врагов, Лжедмитрий начал с попыток задобрить их мягким обращением и всякого рода пожалованиями (сегодня такой образ правления назвали бы «популизмом»). Посаду он обещал милость и правосудие в приказах; дворянство, нужды которого хорошо знал, широко жаловал деньгами (вскоре казна совсем опустела, и царю не хватило средств даже на то, чтобы послать приданое невесте, Марине Мнишек). Бежавших крестьян закрепили за теми помещиками, жившими на юге, на черниговских, тульских и рязанских землях, которые не дали им умереть в голодные годы.

Но собственное поведение Лжедмитрия было неверным и совсем не походило на традиционный образ жизни московского царя. Тысячи глаз видели, что Лжедмитрий носит иноземное платье, подчеркнуто пренебрегает местной знатью и национальными обычаями (не позволяет кропить себя святой водой; не ходит в баню; не спит после обеда; посещает город, лавки ювелиров и аптекарей без свиты; ест телятину в пост и многое другое). Москвичи еще не знали, что в Польше их царь принял католичество, но постепенно заподозрили, что он «не совсем православный»: на это указывали попытки разрешить в Москве строительство костела и открыть иезуитский «коллегиум» для обучения детей.