Бесшумный фронт - Люциан Воляновский

— Садитесь, Махура! Что вас привело к нам?

Стефаняк спрашивает так спокойно, словно до этой поры ничего не слышал о задержанном и ничего не знает по его делу. Зорко присматри­вается к Махуре, когда тот говорит, наблюдает за его жестикуляцией, за способом выражать мысли. Махура неторопливо рассказывает о себе:

— Это, ей-богу, длинная история, я ведь только контрабандист... Ну, вы понимаете, просто хотел заработать пару злотых. Сейчас я даже сожалею, но вы, панове, не будете слишком строги к моло­дому неопытному человеку... Согрешил!

Вопрос, который, к своему изумлению, слышит Махура, не имеет ничего общего с его «грехом». Польский офицер спрашивает о семейном поло­жении Махуры, об образовании, о его профессио­нальной привязанности. В голосе следователя нет никакой угрозы, никакого категорического требо­вания. Потом офицер спокойно возвращается к сути дела: кто поручил «контрабандисту» перейти границу? Как его имя? Как он выглядел? Где познакомились?

Проходит несколько часов. В щецинском театре начался антракт между вторым и третьим действиями. В фойе одиноко прогуливается стройная женщина с пепельными волосами и немножко грустным лицом. Муж ее тоже объявляет пере­рыв после второго акта — первый разыгрался на границе, и это была драма, где главным «героем» явился Махура. Задержанного отправляют в ка­меру. Однако перед этим его подвергают тща­тельному обыску, и на столе Стефаняка остаются: часы, вечное перо, галстук, поясок. Оба офицера разбирают часы и исследуют, нет ли каких-либо знаков, действительно ли механизм их предназна­чен только отмерять время, а не смерть Скрупу­лезному осмотру подвергается и вечное перо. На пояске распарываются все швы — нет ли тайно­писи или шифра? Наконец, очередь доходит до галстука. Стефаняк обращает внимание на под­кладку, где стоит номер 618. Что это — номер из прачечной? Хм-м... Во всяком случае это не фаб­ричный знак!

Оба офицера откладывают галстук и прини­маются изучать карту границы. Основываясь на показаниях Махуры. оба офицера воссоздают путь «контрабандиста». Бальцерский читает запи­санные в протоколе названия местностей, а Сте­фаняк отыскивает их на карте Его карандаш двигается от серого пятна Берлина на Эркнер, наносит линию вдоль шоссе, идущее к востоку, пересекает воды Одера и останавливается на польском берегу.

— Минутку, Анджей! Посмотри-ка еще раз, какие цифры стоят на том галстуке... Что, шесть­сот восемнадцать?.. Любопытно! Ведь это же но­мер пограничного столба на участке, где...

Около полуночи щецинский театр закрывается. Погасли лампы, разошлись зрители, вернулись домой актеры, заперт в кладовых реквизит. Но в кабинете офицера безопасности еще светло: рабо­тают. Когда главный «герой» пограничной драмы уже спит в своей камере, Стефаняк и Бальцер­ский представляют начальнику управления «либ­ретто» первых двух актов драмы и демонстрируют реквизит. Все трое наклоняются над галстуком з полоску и над разложенной рядом картой Совпа­дение цифр не может быть случайным. Тут кроется тайна.

В час ночи Стефаняк и Бальцерский выходят из кабинета начальника Дальнейший ход действий определен Через четверть часа Стефаняк осто­рожно открывает дверь своей квартиры и на цы­почках не зажигая света, проходит переднюю. Когда он берется за ручки двери своей комнаты, то чувствует под рукой листок. Зажигает спичку. «Ужин ждет. Может быть, все-таки покушаешь?» Стефаняк находит в кухонном буфете приготов­ленный ужин. Только теперь он ощущает голод, только теперь усталость и желание спать напоми­нают, что сентябрьская ночь скоро сменится рас­светом.

Глава двенадцатая Полсантиметра до двух метров

На следующий день органы безопасности пред­ставили Щецинской прокуратуре доказательства Преступления Адольфа Махуры — нелегальный переход границы и использование фальшивых до­кументов Доказательства эти были признаны до­статочными для выдачи ордера на арест и заклю­чение под стражу.

Но допрос Махуры шел своим чередом. Видно было, что он играет на оттяжке времени. Ему в третий раз предложили подробно повторить «ре­ляцию» о событиях, которые явились причиной передачи его в руки органов безопасности. Как известно, преступнику неимоверно трудно со всей точностью повторять надуманный рассказ. Махуре особенно не везет в этом. Сотрудники безо­пасности видят много существенных расхождений в каждой из его очередных версий «приключения контрабандиста». Всего труднее ему быстро назы­вать имена и соответственно размещать их в нуж­ных местах показаний. Запас популярных немец­ких имен быстро исчерпывается, а тут вдруг приходится отвечать на неожиданные вопросы: кто, когда, где, как и прочее. Наконец с уст Махуры случайно срывается подлинное имя: тетка фон Гейлих. Потом приходит успокоение: «А чем это может мне повредить?».

Махура защищается последовательно, так, как поучал его герр Кайзер в Берлине. «Не волнуйся, парень! Даже тогда, когда засыпешься. Мы имеем немало способов вытащить тебя из тюрьмы. Помни о том, что ни один наш агент в Польше не погиб. Но ни в коем случае не смей говорить, что тебя послали мы — поляки вмиг застукают тебя! Говори, что тебя послали американцы, ан­гличане или сам Андерс».

На третий день Махура начинает говорить о предложениях офицеров Андерса сотрудничать в их разведке... Потом о прохождении обучения у них...

— Кто вас обучал?

— Господин Редер...

Наконец-то сказано имя, за которое можно за­цепиться для настоящего разговора! Махура рас­сказывает далее, что в одном берлинском ка­бачке услышал за соседним столиком разговор по-польски. Слово за слово, и он познакомился с неким господином Нентвихом, который и втянул его в сотрудничество. Он интересовался только тем, чтобы Махура, идя с контрабандой в Польшу, присматривался к размещению воинских частей и записывал номера военных машин.

— Глупо, очень глупо, — говорит Махура, — что дал согласие на это... Но вообще-то я не при­нимал всерьез такого обещания... Просто они по­могли мне перейти границу. Я хотел немножко поторговать тут, а им наговорить какого-нибудь вздора и...

Махура внимательно смотрит в лицо офицеру, но не может прочесть в нем ни осуждения, ни одобрения своей новой версии. Невольно на ум приходит мысль, что он ни за что не стал бы играть с этим человеком в покер — никак не уз­наешь, есть у него карта или он только блефует?

Шпион и понятия не имеет, что на него гото­вится генеральное наступление, что собрано все главное из протоколов, записанных на границе и в Щецине. Он все время повторяет одну и ту же песенку с припевом, но отдельные ее строфы ста­новятся все больше и больше непохожими на прежние.