Русь меж двух огней – против Батыя и «псов-рыцарей» - Михаил Елисеев

Вполне вероятно, что рыцарь Даниил горел желанием прикончить русского князя прямо на месте, но он просто не знал, как посмотрит на это самоуправство епископ — а вызывать его неудовольствие крестоносцу очень не хотелось. В итоге обо всем доложили в Ригу, и оттуда последовал грозный окрик — явить Вячко пред ясные очи Альберта. «Епископ вместе со всеми своими был очень огорчен и не одобрил сделанного, велел вернуть короля в его замок и возвратить ему все имущество, затем, пригласив короля к себе, с почетом принял его, подарил ему коней и много пар драгоценной одежды; во время праздника Пасхи самым ласковым образом угощал его и всех его людей и, усыпив всякую вражду между ним и Даниилом, с радостью отпустил его домой» (Хроника Генриха Латвийского). Теперь уже приходилось радоваться епископу, поскольку глупый, чванливый и недалекий рыцарь Даниил мог испортить всю его хитроумную комбинацию. Ведь используя Вячко в качестве вассала и союзника, Альберт мог начать проповедовать католичество в русских землях, постепенно увеличивая число своих миссионеров на территории Полоцкого княжества. А так…

И тем не менее епископ поспешил выполнить свое давнее обещание и отправил вместе с князем 20 человек — рыцарей и воинов, умеющих обращаться с метательными машинами, для усиления гарнизона, а также каменщиков, которые должны были начать перестраивать укрепления Кукейноса. Мало того, он оплатил все связанные с этим расходы, а также снабдил своих людей продовольствием и всем необходимым. И после этого засобирался в Германию, поскольку у многих крестоносцев уже закончился их обет, и они собирались вернуться по домам, а епископу, соответственно, требовалось пополнять Христово воинство новыми пилигримами.

Альберт думал, что уладил дело с князем Кукейноса, но он глубоко заблуждался. Дело в том, что из подземелья замка Леневарден мир видится несколько по-другому, чем из окна терема в Кукейносе, и пока Вячко сидел в цепях в каменном мешке у рыцаря Даниила, времени подумать у него было предостаточно. И князь ясно увидел то, что раньше упорно отказывался замечать, — если рыцари Христовы куда-либо приходили, то они приходили навсегда, и никакими силами было не выгнать это германское племя. И совсем в другом свете предстал перед Вячко и его договор с рижским епископом, и то, зачем в Кукейносе появятся крестоносцы, а также он ясно осознал все последствия своего неразумного шага. Но был и еще один момент, который сыграл ключевую роль, — Даниил, который, по княжескому разумению был не более чем пес на поводке у епископа, смертельно оскорбил природного русского князя, Рюриковича, и не понес за это никакой кары. По мнению Вячко, Альберт должен был или жестоко покарать наглеца сам, либо выдать его головой князю, а не заниматься ерундой в виде попыток примирения двух врагов. Такие оскорбления смываются кровью, да и епископ показал свое двуличие, а этого князь Кукейноса прощать не собирался. План, который созрел в его голове, был вполне осуществим, и Вячко решил его воплотить в жизнь сразу по возвращении домой.

Будучи твердо уверен, что Альберт отбыл в Германию и в Риге нет достаточного количества войск, поскольку одни пилигримы уже отплыли домой, а другие еще не прибыли, Вячко бросил вызов крестоносцам. Дождавшись, когда часть из них была занята строительными работами, а часть просто маялась от безделья за стенами крепости, княжеские гридни с обнаженными мечами выскользнули из городских ворот и набросилась на немцев. Те, которые долбили во рву камень для постройки замка, даже не успели схватиться за мечи, которые были свалены на краю рва, и моментально были изрублены дружинниками. Другие успели вооружиться, но не успели облачиться в доспехи, а потому не смогли устоять против закованных в броню гридней, зато дали время удрать троим своим товарищам. Трупы убитых немцев пустили по течению реки, а в Полоцк помчался гонец с вестью от Вячко, который звал полоцкого князя в поход на Ригу, поскольку там нет ни епископа, ни войск. Полоцкий князь Владимир это предложение оценил и велел объявить о сборе полков по всему княжеству, а сам стал спешно готовить дружину. И тут как гром среди ясного неба пришла весть о том, что Альберт никуда не уплыл, поскольку его задержали ветра, а когда узнал о том, что произошло в Кукейносе, то сразу же собрал значительные силы крестоносцев и выступил в поход. Первым делом он обратился к тем пилигримам, которые хотели отплыть в Германию, и 300 бойцов сразу откликнулись на его призыв. Все рыцари и их отряды, которые были рассеяны по Ливонии, спешно вернулись в Ригу, а епископ раскошелился и сумел навербовать наемников. Когда же к этой армии присоединились отряды ливов со своими старейшинами, то Альберт счел, что этих сил будет вполне достаточно, чтобы покарать Вячко, и выступил в поход.

Узнав о том, какие силы выступили против него, князь Кукейноса понял, что проиграл. Из Полоцка помощь не успевала подойти, да к тому же Вячко не был уверен в том, что, получив сведения о случившемся, князь Владимир поспешит ему на помощь. Не имея ни малейшего шанса устоять против мощи крестоносцев, Вячко распорядился сжечь Кукейнос и увел свою дружину на Русь. Пламя, которое взвилось над городом, было грозным предупреждением всем русским князьям о том, что у границ Русской земли появился новый страшный враг, враг напористый, дерзкий, отчаянно храбрый и умелый в ратном деле. Но мало кто тогда обратил на это внимание, и люди вскоре забыли о судьбе Кукейноса — на его пепелище по приказанию рижского епископа был выстроен замок Кокенгузен. А что касается местного населения, которое всячески поддерживало Вячко, то Альберт обрушил на них свою карающую длань. «Узнав о сожжении замка Кукейнос и бегстве русских, послали кое-кого преследовать их. Среди них Мейнард и некоторые другие из слуг епископа догнали беглецов, немало их нашли по лесам и болотам, а именно лэтигаллов и селов, данников короля, единомышленников и сотрудников его в измене и убийстве тевтонов, захватили и некоторых русских, взяли добычу и имущество их, а также отняли назад и кое-какое тевтонское оружие. Всех, кого нашли из числа виновных в единомыслии измене, предали по заслугам жестокой смерти и истребили изменников в той области» (Хроника Генриха Латвийского). Ну а что касается Вячко, то он на целых 15 лет исчезает со страниц как русских летописей, так и европейских хроник.

Эти 15 лет стали началом противостояния Руси и Запада — медленно, но верно хищник подбирался к русским границам, и его намерения стали проявляться все отчетливей. Однако уже и русские князья почувствовали надвигающуюся с заката опасность и стали совершать походы на дружески настроенные к ордену племена, но пока эти рейды и удары носили лишь точечный характер. В 1210 и 1212 годах Мстислав Удатный и его брат Владимир водили новгородские и псковские полки на земли эстов, но какого-либо глобального эффекта это не произвело. В «Хронике Генриха Латвийского» есть очень интересный рассказ о походе Мстислава Удатного в 1210 году в Эстонию, который как нельзя лучше характеризует те методы, которыми русские действовали в Прибалтике, и в какой-то степени объясняет, почему в итоге они потерпели там поражение. «В то же время великий король Новгорода, а также король Пскова со всеми своими русскими пришли большим войском в Унгавнию, осадили замок Оденпэ и бились там восемь дней. Так как в замке не хватало воды и съестных припасов, осажденные просили мира у русских. Те согласились на мир, крестили некоторых из них своим крещением, получили четыреста марок ногат, отступили оттуда и возвратились в свою землю, обещавши послать к ним своих священников для совершения возрождающего к новой жизни таинства крещения; этого, однако, они впоследствии не сделали, ибо жители Унгавнии позднее приняли священников от рижан, были ими крещены и причислены к рижской церкви». А теперь сравним — русские пришли, победили, забрали дань, кто подвернулся под руку, тех крестили, пообещали прислать священников и довести начатое дело до конца и в итоге ничего не сделали! Можно ли представить, чтобы так себя вели немцы? Никогда! Тут же бы стали всех крестить поголовно, поставили бы в замке гарнизон и стали укреплять его всеми возможными способами, а в приобретенные территории вцепились бы мертвой хваткой! Как видим, подход к проблеме абсолютно разный, соответственно разные и результаты. Примерно та же самая картина наблюдается и в 1212 году — пришли, повоевали, забрали дань и, довольные собой, убрались восвояси.

В 1217 году псковский князь Владимир Мстиславич вновь вторгся в Эстонию, причем его удар был направлен конкретно по крестоносцам, а потому он и получил поддержку окрестных племен. Объединенное русско-эстонское войско насчитывало, по сообщению Генриха Латвийского, до 20 000 воинов, а объектом похода был выбран все тот же замок Оденпе (Медвежья голова). Но, как известно, именно осаждать города с применением новейших достижений военной техники русские не умели, предпочитая действовать по старинке — «обложением», т. е. тесной осадой, пока противник с голоду ворот не откроет, либо «изгоном», т. е. внезапным нападением. История войн в Прибалтике выявила этот изъян в военном деле Древней Руси со всей очевидностью — немцы всегда очень удачно действовали против русских в обороне, и тем абсолютно нечем было похвастаться, поскольку и достижений не было никаких. Сколько бы войск русские князья с собой ни приводили и как ни был мал вражеский гарнизон, результатов все равно не было. То же самое происходило и в этот раз под Оденпе, где, не имея возможности долго стоять под крепостью, русские скатились на откровенный навал — «но всякий раз, как они, по своему обычаю, пытались взобраться всей массой на укрепления горы, тевтоны и эсты храбро отбивали их нападение. Поэтому там они имели большие потери убитыми» (Хроника Генриха Латвийского). Трудно сказать, чем бы все это закончилось, но какая-то светлая голова в ордене предложила прорвать блокаду и выручить осажденных — причем 3000 бойцов повел в бой лично магистр меченосцев Волквин. Все закончилось страшным разгромом крестоносцев, что и зафиксировала Новгородская I летопись: «и побегоша немци к городу, и убиша новгородци два воеводе, а третии руками яша, а конев отъяша 700, и придоша сдрави вси». Через три дня в Оденпе начался голод, и стороны вступили в переговоры, главным условием которых было, чтобы рыцари покинули замок и вернулись в Ливонию, но русские опять не закрепились на захваченной территории, и блестящая победа князя Владимира потеряла смысл. И подобных походов в период с 1210 по 1223 год было немало, но перечислять их смысла нет, поскольку никакого решающего стратегического влияния на ситуацию в регионе они не оказали — русские просто переливали из пустого в порожнее и топтались на месте. Но ситуация резко изменилась, когда в 1223–1224 годах в Эстонии разразилось восстание против пришельцев с Запада, а ситуацией в Прибалтике заинтересовался Ярослав Всеволодович — первый русский князь, который понял, что с натиском германцев надо бороться не точечными ударами, а системно.