Плицейская история - Роже Борниш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А кто такой этот Деккер?
Он видит, что я готов взбеситься от его вопроса, поэтому он не дает мне времени что-либо сказать.
— Послушай, малыш Борниш. Похоже, ты славный парень, к тому же не выглядишь дураком, поэтому я буду с тобой откровенен. Мне пятьдесят лет, и если бы мне давали тысячефранковый банкнот за каждую беседу с легавым, то я бы уже давно был рантье. Я не знаю ни Деккера, ни Рюссака. Ты можешь выколоть мне глаз или подвесить к потолку, но больше я тебе ничего не скажу. Ты знаком с таким понятием, как срок давности? Так вот, я охотно поговорю с тобой обо всем, что было до тридцать седьмого года. Но после… извини, потеря памяти…
Он смотрит на меня откровенно насмешливым взглядом, и я понимаю, что настаивать бесполезно и что если мы и дальше будем продолжать игру в кошки-мышки, то мышкой буду я.
Я убираю в портфель листы бумаги и делаю последнюю попытку:
— Поступая таким образом, вы вредите своему брату, так как подозрение падает на него.
Он разражается громким смехом:
— Если ты думаешь, что Эмиль не в состоянии постоять за себя, ты заблуждаешься, мой дорогой Борниш.
Я смотрю на часы: без двадцати десять. Наша беседа закончилась, едва начавшись. Но мне хочется немного поболтать с Нюсом, так как он интригует меня.
— Из вашего досье мне известно, что вы совершили кругосветное путешествие. Разумеется, до тридцать седьмого года.
— Это правда, малыш, — снисходительно говорит Нюс, гася сигарету о зеленое сукно. — Это было после моего побега из Милузы. Я, как всегда, был осужден без всякой вины… Эмиль находился на свободе и устроил мой побег…
— В чем, в чем, а в неблагодарности вас нельзя обвинить, ведь вы тоже помогли ему бежать из Вильжюиф.
— Мой дорогой Борниш, не валяй дурака. Мы договорились не касаться событий, произошедших после тридцать седьмого года.
— Хорошо. Вы были приговорены к восьми годам лишения свободы за кражу и попытку убийства, не так ли?
— Верно. Но я был невиновен, поэтому я не хотел сидеть в тюрьме и решил перебраться в больницу. Однажды ночью Эмиль и Куржибе должны были приехать за мной на тачке. Побег был назначен на двадцать первое ноября тридцать четвертого года. Ты понимаешь, что в тот день я нервничал. Эмиль раздобыл для меня фальшивый паспорт, чтобы я смог уехать за границу. Чтобы попасть в больницу, мне пришлось сломать ногу: ничего лучшего я не смог придумать. Я сел на стул, положил правую ногу на кровать, взял в руку табурет и поднял его как можно выше. Я ударил по ноге так, что из глаз посыпались искры, но кость оказалась невредимой. Я повторил процедуру несколько раз, ударяя по одному и тому же месту. Я был весь в поту и на грани потери сознания… Наконец раздался сухой треск, и я полностью отключился. Когда я пришел в себя, я лежал на больничной койке, а моя нога была в гипсе. Я выиграл.
Ночью сестра принесла мне снотворное, и я сделал вид, что проглотил таблетку. Я спросил у нее, который час. Было без десяти двенадцать. Эмиль должен был подъехать к воротам в полночь. Я забыл тебе сказать, что в палате нас было четверо. Я встал с кровати и допрыгал до кровати соседа, чтобы взять его костыли. Он начал вопить, так что мне захотелось оглушить его графином. Он заткнулся. Я вышел в коридор в пижаме и на костылях. Мне повезло: дежурный охранник куда-то отлучился. Медсестра, проходившая мимо, улыбнулась мне и указала в сторону туалета. Я спокойно дошел до входной двери, никого не встретив. Эмиль разговаривал с ночным сторожем, чтобы отвлечь его внимание. Основания костылей были обшиты резиновыми подушечками, так что я вышел на улицу совершенно бесшумно. Сидевший за рулем Куржибе вышел из машины, чтобы поддержать меня. Немного погодя в машину сел Эмиль, и мы поехали. Дай мне еще одну сигарету, Борниш.
Я протягиваю ему пачку, он вынимает сигарету, прикуривает ее и откидывается на спинку стула, устремив взгляд в свое прошлое.
— В Гренобле мы бросили машину, после чего полицейские потеряли наш след. Нас разыскивали в Швейцарии, в Германии, в Австрии, в Италии. В это время мы были уже в море. Эмиль, его подружка Ивонна Пенделе, Куржибе и я. Мы сели в Генуе на пароход, взявший курс на Шанхай. Знаешь, Борниш, Китай в то время был настоящим раем. Разбогатеть там ничего не стоило; конечно, для этого требовались мозги. У нас ума была палата. Не теряя времени, Эмиль купил отель-бар «Фантазио» с игорным залом и комнатами для свиданий. Работать приходилось двадцать четыре часа в сутки! Это был улей, завод! Парням, белым и желтым, хотелось праздника. Японцы к тому времени уже захватили Маньчжурию, но они были ненасытными гурманами: им хотелось еще и Кантона, и Пекина, и Шанхая, и Нанкина… Как всегда в таких случаях, были предатели, китайцы, ведущие двойную игру или просто помогавшие японцам. Им нужно было оружие, и Эмиль решил стать торговцем.
— Как ему это удалось?
— Очень просто, Борниш. Мы покупали оружие в регулярной китайской армии и доставляли его на купленном нами самолете, который пилотировал один американец. У тебя есть еще сигареты, Борниш?
Ошарашенный, я смотрю, как он прикуривает сигарету, затем убирает пачку в карман. Закинув ногу на ногу, Нюс задумчиво пускает кольца дыма.
— Мы действительно разбогатели. У нас была уйма денег, одни доллары. Но везение однажды кончилось, и самолет зарылся носом в землю. Пилот погиб, а Эмилю пришлось очень долго идти пешком. Он захватил с собой кольцо, деньги и серебряные часы американца.
С оружием было покончено, но мы не унывали. Мы занялись торговлей наркотиками. Однако это оказалось гораздо сложнее, чем торговать оружием.
— Почему?
— Подумай сам, Борниш! С оружием тебя не могут надуть. Тебе приносят ящики, ты проверяешь их содержимое, и все в порядке. Но с наркотиками… нет, в этом деле надо быть профессионалом, иначе тебе легко могут подсунуть муку.
Он смеется и продолжает:
— Однажды с нами такое произошло. Один-единственный раз. Знакомый американец хотел купить товар, а знакомый китаец хотел продать свой. Мы были посредниками. Заключили сделку. Американец дает свои доллары, а китаец — товар. Мы получаем комиссионные, и жизнь кажется нам прекрасной.
Но неожиданно американец возвращается рассвирепевший: товар оказался мукой. Янки угрожает. Вскоре появляется рассвирепевший китаец и тоже угрожает. Доллары оказались фальшивыми.
Эмиль был разочарован. Он не любил нечистой игры. Он всегда был честен в делах. Я понял, что он этого так не оставит, и спросил, не нужна ли ему моя помощь. Он отказался.
Я так и не узнал, что же произошло. Но однажды утром, несколько дней спустя, в реке был обнаружен труп китайца, к шее которого был привязан пакет со свинцом и мукой. Накануне был обнаружен повешенный на дереве американец; из его глазных орбит торчали свернутые рулоном фальшивые доллары.
Подозрение пало на Эмиля. Даже в таком прогнившем городе, как Шанхай, не следовало переходить границы. Против нас восстало все общество: мошенники, торговцы, проститутки и легавые. Пришлось срочно срываться с места.
Эмиль отправил Ивонну в Париж, Куржибе в Испанию, а сам отплыл в Южную Корею. Там его вскоре обвинили в убийстве одного торговца зерном, и он снова отправился морем в Японию. Я остался в Шанхае, чтобы закрыть дело и продать «Фантазио»…
— Куда он поехал из Японии?
— В Барселону, в Испанию, где тогда шла гражданская война: повсюду лужи крови, виселицы, непрерывные казни… Там Эмиль снова начал торговать оружием.
Когда я тебе сказал, что Куржибе уехал в Испанию, я ошибся. Он уехал в Италию, в Геную. Эмиль нашел его и предложил работать вместе.
Все шло хорошо, только Эмиль не питал доверия к песетам. Ему нужны были доллары, в противном случае он угрожал прекратить поставки. Однажды его чуть было не арестовала группа вооружённых людей, но Эмиль разрядил в них свой автомат. Их было семеро, и они были франкистами.
Кто-то донес на Эмиля, и его арестовали. Он оказался в одной камере с коммунистом Марти. Коммунист был славным парнем. От скуки он научил Эмиля читать и писать. Считать Эмиль умел всегда.
В конечном счете испанцы передали Эмиля французским властям, и на границе он узнал о том, что срок действия вынесенного ему заочного приговора по обвинению в соучастии в организации моего побега истек. Ему больше нечего было бояться, он был свободен. Эмиль вернулся в Париж, разыскал там Куржибе и его приятелей, и вот мы уже на пороге тридцать седьмого года.
Жан-Батист умолкает. Он смотрит на меня блестящими, черными, насмешливыми глазами, но я чувствую, что мыслями он очень далеко, в своем прошлом. В зале слышно только тиканье настенных часов, висящих над дверью. Почти одиннадцать… Мне не хочется уходить, я готов часами напролет слушать этого странного человека, но мне нужно бежать во Дворец правосудия, куда я вызван в качестве свидетеля по делу прошлогодней давности. Я еще вернусь к Нюсу…