Парламент Её Величества - Евгений Шалашов

– Так что случилось-то? – построжев ликом, повторила свой вопрос царица.

– Прапорщик Преображенского полка напился пьян да буен сделался, – вытянув губки, усмехнулся Долгоруков, утирая кровь с разбитого лица. – А ну-ка, – кивнул он солдатам, – вяжите невежу! Да шпагу-то, шпагу отберите!

– Погодите-ка, – встряла государыня. – С каких таких пор преображенцами статские чины командуют? Ты, Василь Лукич, хотя и член Верховного тайного совета, но гвардией командовать не властен.

Гвардейцы, не очень-то охотно повиновавшиеся статскому, с облегчением отпустили своего прапорщика, а тот бухнулся на колени, срывая с головы треуголку:

– Матушка-государыня, не велите казнить, разрешите слово молвить!

– Говори, – разрешила Анна, слегка принюхиваясь. А ведь и впрямь, от прапорщика изрядно попахивало вином. Ну да иной раз и такое стерпеть можно. Спросила:

– Кто таков будешь?

– Преображенского полка прапорщик князь Вадбольский, – доложился гвардеец и, поймав руку царицы, впился в нее поцелуем.

– Чего лаешься-то? – благосклонно поинтересовалась царица, стараясь не замечать исходившее от гвардейца «амбре».

– Ваше Величество! – горячо сказал прапорщик, едва не пустив слезу от умиления: – Государыня! Невмоготу нам, гвардейцам вашим, у тебя тюремщиками быть!

– Какими тюремщиками? – возмутился Долгоруков. – Ты что такое мелешь, пес безродный?

– Это кто тут пес безродный? – взвился прапорщик. – Вадбольские от корня Рюрика происходят! Наша ветвь от князя Василия, который на реке Сити с татарвой бился! Да пращуры мои на Куликовом поле татар рубили! Да мы вместе с Пожарским – Мининым Москву освобождали, пока твой прадед жопу у польского короля лизал, мурло ты поганое!

– И-и-и… – по-бабьи заверещал князь Василь Лукич и, забывая европейские ухватки, попытался ухватить обидчика за волосы, а тот норовил смазать князюшку по уху.

Драка едва не вспыхнула вновь, но гвардейцы вовремя успели растащить князей и повиснуть на них, пригибая к полу и сенатора, и прапора, невзирая на чины.

– Ну-ну! – насмешливо проговорила Анна, хотя ей было и страшновато. – Два князя древних родов, а сцепились, как два петуха. Ну, прапорщик-то, ладно, молод еще. А ты, Василь Лукич, муж опытный. Тебе-то не стыдно? – Не давая Долгорукову сказать, царица повернулась к прапорщику: – Че сказать-то хотел, Вадбольский?

– Сказать хотел, матушка, что обманывают тебя бояре наши. Они же тебе Кондиции вроде бы от всего русского народа принесли, а русским народом там и не пахнет. Сами всё сотворили, отай от остальных. Не спрашивали никого – хотим мы у них в послушании ходить, нет ли. И полк наш в обман ввели – мол, согласна государыня им подчиняться. Мол, сами изволила себе хомут на шею надеть! Гвардейцы всегда одному хозяину служили – государю всея Руси. Не будем мы восьми боярам служить!

Гвардейцы, державшие офицера, впали в сумнение. Руки разжались. Седые усачи, помнившие Нарву и Полтаву, Прутский поход и Гангут, возводившие на престол императрицу Екатерину, устыдились. Один из преображенцев, с капральскими нашивками на рукаве, ехидно спросил:

– А что, господа гвардейцы, князья Долгоруковы с Голицыными за дураков нас решили посчитать? Обмануть – обманули, не в первый раз. А теперь еще и к государыне вместо охраны в тюремщики поставили!

– В какие такие тюремщики? – попытался повысить голос князь Долгоруков, но капрал, словно бы не слыша сенатора, продолжил:

– В тюремщиках, братцы, мы нонче и состоим. А как по-другому-то называть, коли велено нам саму государыню из терема не пускать?

– Позор-то какой! – застонали солдаты.

Анна Иоанновна краешком глаза посмотрела на капрала. А ведь парень-то не прост. Ох, как не прост. И собой недурен.

Князь Долгоруков, нервно отряхивая платье, сказал:

– Не время сейчас важные разговоры разводить. Да и не место. И уж, право слово, негоже государыне с простыми прапорщиками да капралами лясы точить. Да при нижних чинах, коим вообще не положено слушать.

Василий Лукич был опытным дипломатом. Но и на дипломатов бывает проруха. Гвардейский капрал, верно, сам из шляхтичей, оттопырил нижнюю губу, презрительно посмотрев на князя. Дескать – князь-то ты князь, но ведь и мы не лыком шиты. Да и другие солдаты, привыкшие, что к гвардии завсегда относились с уважением, засверкали глазами.

Анна Иоанновна, приняв горделивую позу, заявила:

– Государь наш покойный, Петр Алексеевич, Великим названный, коли ты помнишь, мне дядей родным приходится. Так он со своими солдатами и на смерть шел, и водку с ними пил, и деток у них крестил.

– Я, государыня, по указу Петра Алексеевича дипломатические обязанности исполнял, кои русской короне не меньше прибыли дали, чем баталии! – попытался парировать князь, но прапорщик Преображенского полка презрительно фыркнул:

– Князь Куракин[17] не хуже тебя царские поручения исполнял, а под Азов ходил и в Полтавской баталии полком Семеновским командовал.

– А ты-то, щенок, что ты можешь про Полтавское-то сражение знать? – вспылил Василь Лукич. – Ты же и пороха-то не нюхал!

– Да я в десанты супротив свеев ходил, покуда ты в заграницах штаны протирал да с бабами французскими кобелился!

– Все, хватит! – рыкнула Анна Иоанновна так, что князь Долгоруков прикусил язык, а гвардейцы радостно заулыбались.

– Прости, матушка-государыня, не стану я больше князя Василия Лукича хаять, – повинился прапорщик. – Но и далее терпеть невмочь. Обманули они тебя, верховники-то. Позвали на престол от имени народа, а народ – нас то есть, шляхту да гвардию – не спросили.

– А чего же молчали-то? – сделала удивленный вид государыня.

– А я, государыня, про то поздно узнал. Пришел вот, а тут Долгоруков меня к тебе пускать не хотел. Павел Иванович Ягужинский гонца тебе отправлял, в Митаву. Так гонца того они убили, а Пал Иваныча в Соловецкий монастырь упекли.

– Ой, не ври! – возмутился Долгоруков. – Никто гонца не убивал и Ягужинского в казематы не прятал.

– Так где тогда Павел Иванович-то? – хмыкнул прапорщик.

– Да, Василий Лукич, где генерал и сенатор Ягужинский? – заинтересовалась царица. – Я же подумала – мол, не уважил генерал царицу свою, а он, оказывается, под арестом.

– Под арест не я его брал, а фельдмаршал Голицын, Дмитрий Михалыч, – начал выкручиваться Долгоруков. – И взял его, что генерал-аншеф супротив Верховного совета пошел.