Прелюдия к счастью - Лаура Гурк

Но Огастес не хотел оставаться в том дальнем углу, и Александр, в конце концов, вынужден был сдаться. Котенок, с удовольствием облизывая ботинки Александра, довольно мурлыкая, улегся у его ног.

Александр не переставал думать о том, что скажет эта маленькая мадемуазель о курятнике. Конечно, он сделал это не для нее. Курятник уже давно пора было очистить от помета, и Александр собирался в ближайшее время заняться этим. Он вспомнил, как позеленела девушка от ужасного зловония грязного курятника. И все-таки в самой глубине души он надеялся, что девушка заметит и оценит то, что он сделал.

Когда Тесс вернулась в кухню, Александр искоса наблюдал, как она ставит на стол ведра с молоком и яйцами. Но она не сказала ему ни слова.

Когда девушка скрылась из поля его зрения, Александр повернул голову и бросил на нее взгляд через плечо. Спина Тесс была неестественно выпрямлена и неподвижна, голова — опущена, а руки девушки судорожно вцепились в стол. Она стояла так тихо.

— Мадемуазель? — взволнованно окликнул ее Александр.

Девушка подняла голову, и он услышал сдавленный звук ее голоса.

— Да?

Александр отложил нож и, сбросив с ноги Огастеса, подошел к ней. Тесс не двигалась. Подавшись вперед, он наклонил голову, чтобы увидеть выражение ее лица, но, почувствовав его движение, девушка отвернулась от Александра.

— Вы плохо себя чувствуете? — спросил он.

— Все в порядке, — чуть слышно сказала Тесс.

Протянув руку, Александр коснулся плеча девушки и почувствовал, что она дрожит. Но она не отодвинулась в сторону, а продолжала все так же неподвижно стоять на одном месте.

— Мадемуазель, — теперь уже взволнованно произнес Александр, — что случилось?

— Вы… — она помолчала и произнесла с трудом: — Вы вычистили курятник?

— Его просто необходимо было вычистить. — Александру не нравилось это, не нравилось, как она стоит такая прямая и напряженная, как бы сдерживая свои чувства, которые он не мог понять.

— И это единственная причина? — слова Тесс прозвучали так тихо, что Александру пришлось наклониться, чтобы расслышать ее. Ему не хотелось отвечать на этот вопрос. Не хотелось признаваться даже себе самому, что сделал он это лишь для того, чтобы увидеть, как она улыбается.

Он не хотел, чтобы девушка оставалась здесь. Все, что он хотел эти три года, это только чтобы его оставили в покое. Но голос в тайниках души Александра открыто смеялся над ним.

«ТОГДА ЗАЧЕМ ТЫ ДЕЛАЕШЬ ВСЕ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ЭТА ДЕВУШКА ОСТАЛАСЬ?»

Убрав руку с плеча Тесс, Александр отвернулся.

— Конечно, — ответил он неуверенно и взял в руки нож. — Какие еще могут быть причины?

Не получив ответа на этот свой полувопрос, Александр взглянул на девушку снова. Она все еще стояла на том же самом месте, опустив голову, скованная и молчаливая. Он продолжил нарезать на мелкие кусочки лук-шалот, раздраженный и более чем сбитый с толку реакцией девушки. Александр не знал, что ожидал от нее услышать. Он не знал, какой ждал от нее реакции. Но, пожалуй, его обрадовала бы ее такая редкая улыбка и простое «спасибо».

В эти первые два утра установился определенный порядок, и Тесс с Александром придерживались его и в последние дни недели. Рано утром Тесс находила за дверью чистую воду. Умывшись и одевшись, она спускалась на кухню, где Александр уже ждал ее со свежезаваренным чаем. Потом Тесс доила козу и кормила цыплят, а Александр собирал в огороде овощи для их утреннего кулинарного урока. У них было два урока в день — утром и вечером. Александр учил девушку готовить соусы и суфле, пользоваться зеленью и специями, составлять меню. Но уроки проходили так холодно, натянуто и стесненно, лишенные того духа товарищества, который так оживлял то первое их утро на кухне.

После обеда Александр отправлялся по своим делам, рисовать или делать наброски, а Тесс проводила время за уборкой, стиркой или починкой одежды. Иногда, когда она подметала верхние этажи дома или собирала белье для стирки, взгляд ее случайно падал на закрытые двери в конце коридора, и Тесс буквально сгорала от любопытства, размышляя о том, что же скрывается в этих комнатах. Но у Тесс не было времени подолгу размышлять на эту тему. У нее было так много работы.

Тесс могла делать работу по своему усмотрению. Никто не указывал ей, что и как делать. Никто не запрещал ей немного погулять или вздремнуть. Здесь не было Найджела, который оскорблял бы ее последними словами, который унижал и покорял бы ее побоями, мучил и изводил бы ее презрением.

Она свободна и должна была бы наслаждаться этой восхитительной свободой. Но Тесс как будто ждала чего-то. Она ждала, что Александр будет от нее чего-то требовать, будет ругать ее за какие-то поступки, будет относиться к ней как Найджел. Тесс была уверена, что рано или поздно это произойдет. И каждый день она работала все больше и больше, изматывая себя, надеясь избежать неминуемого, рассчитывая сделать все так безукоризненно, чтобы Александр не нашел предлог для критики, не нашел бы причину, чтобы избить ее.

Но пессимистические ожидания Тесс так и не сбывались. Александр никогда не позволял себе сказать ей что-то оскорбительное. Правда, он почти совсем не разговаривал с ней, Александр никогда не выходил из себя. Иногда ей казалось, что он вообще не замечает, что она делает.

«Это все равно, что блуждать в потемках», — подумала Тесс, наклоняясь, чтобы вырвать еще один сорняк из земли. Бросив его в кучу рядом с собой, девушка выпрямилась. Она прижала руку к пояснице и осмотрела оставшийся необработанным огромный участок огорода, заросший сорняками, доходившими ей до пояса.

Это чувство было знакомо ей. Два года своего замужества она только и делала, что блуждала в потемках, со страхом ожидая чего-то неизбежного. Теперь она была совсем в другом доме, и мужчина был другим, а она все равно была как на иголках, все равно чего-то со страхом ждала.

Тесс опять нагнулась и, прижав руку к своему круглому животу, другой рукой ухватилась за очередной сорняк и вытащила его из земли с корнем. Но на этот раз, выпрямившись, она сморщилась от боли и принялась растирать поясницу. Она вырвали всего несколько сорняков, а спина уже начинает болеть. Тесс знала, что боль была бы меньше, если бы она носила корсет. Но она представляла себе, как неуютно будет себя чувствовать малыш, затянутый тесным узким корсетом, и не надевала его. Она не могла пожертвовать удобством ребенка ради своего собственного. Работа в огороде, определенно, не улучшит состояние ее спины, но Тесс хотелось сегодня разделаться с прополкой.

Она работала, чувствуя, как полуденное солнышко ласкает ее своими лучами, а вокруг весело жужжат пчелы. И вдруг Тесс заметила ярко-красное пятнышко божьей коровки, сидящей на листочке сорняка. Прежде чем вырвать этот сорняк, она нежно стряхнула с него насекомое. И неожиданно ей вспомнился далекий голос из прошлого: «Хорошо, когда вокруг божьи коровки, Тесси».