Изгнанник с Серых Равнин - Олаф Эйриксон

Меч варвара со свистящим шелестом вылетел из ножен. Конан не стал ждать, пока враги приблизятся, и сам прыгнул навстречу. Два клинка, прямой и изогнутый, столкнулись, высекая искры; сабля птицей вылетела из руки бандита и вонзались в потолок с вибрирующим стоном. Киммериец ударом ноги отшвырнул противника к стене. Двое других отпрыгнули, чтобы напасть с двух сторон одновременно. Конан, не дожидаясь, пока они приведут свой план в исполнение, ринулся вперед — так, чтобы оказаться поближе к одному из противников. Бандиты разгадали маневр варвара, но слишком поздно.

Первая жертва покатилась по полу с распоротым животом, сжимая окровавленными пальцами раны; Конан же развернулся на месте и, как змея, скользнул к следующему. Тот начал вращать саблей в воздухе, рассчитывая, что не даст врагу приблизиться. Но Конан не интересовался фехтовальным искусством бандита; его меч с ужасающей силой рухнул на саблю противника. Удар был таков, что бандита развернуло к киммерийцу спиной — и тут же острие меча Конана врезалось в тело врага и прошло по спине наискось от плеча до поясницы, перерубив позвоночник. Мертвый бандит еще не упал, а варвар уже был готов к продолжению боя.

Враг, которого он обезоружил и оглушил ударом ноги в самом начале схватки, пришел в себя. Увидев, что киммериец стоит к нему спиной, он вскочил на ноги и изо всех сил помчался к своему оружию, которое засело в балке низкого потолка. Острие сабли ушло в дерево совсем неглубоко, и рукоять оружия подрагивала, отзываясь на топот множества ног, падения мертвых и столкновения живых. Бандит ухватил саблю, выдернул ее и обрушил удар на киммерийца. Вернее, так ему показалось — глаза его расширились от изумления, когда он заметил, что у него больше нет руки, а только короткая культя, из которой хлещет кровь. Больше он не увидел ничего: варвар был стремителен — первый удар мечом перерубил руку бандита в плече, вторым ударом Конан развалил его надвое. Рука врага так и осталась висеть: пальцы мертвой хваткой вцепились в рукоятку сабли.

Конан отвернулся от мертвеца и опустил оружие. Комната казалась пустой. Дрожащий огонек лампы скудно освещал перевернутые столы и скамьи, а также трупы, вповалку лежавшие меж ними. Бессмертного в комнате не было, но до слуха киммерийца донесся отдаленный шум. Приглядевшись, он заметил в дальней стене еще одну дверь; шум слышался оттуда. Конан быстро пересчитал мертвецов — их было восемь. В живых еще двое, подумал киммериец и поспешил на шум. Звон металла в темном углу комнаты изменил его первоначальные намерения: кто-то затаился в темноте, пережидая. Видно, надеялся улизнуть, оставшись незамеченным.

Конан замер, потом повернулся лицом к углу и приказал:

— Выходи!

Тускло блеснув металлом, вылетел кинжал! следом за ним выскочил человек и бросился к двери, ведущий на улицу. Но киммериец был начеку. Кинжал он на лету отбил клинком, а затем перехватил меч в руке и собрался метнуть его, как копье, в спину бандиту. Он не успел сделать это: короткий свист разорвал тишину, и бандит кубарем покатился по полу. Он упал лицом вниз, раскинув руки, и застыл неподвижно; в затылке у него торчала короткая палочка.

Бессмертный стоял в черном прямоугольнике внутренней двери.

— А, это ты, — проворчал киммериец.

Зольдо наклонился, подхватил что-то и направился к Конану. Это что-то было бесчувственным телом, которое он волок за шиворот. Он протащил ношу на середину комнаты и бросил ее к ногам киммерийца.

— Это Упырь, — сказал он. — Живой.

Зольдо пинком перевернул тело на спину.

— Принеси лампу, а то темно, хоть глаз выколи, буркнул Конан. Бессмертный молча отошел. Вернувшись с лампой в руке, он подхватил перевернутый табурет и водрузил лампу на него. Рыжий огненный язычок поплясал немного и успокоился, вновь протянулся острием к закопченному потолку. Белки закатившихся глаз Упыря слабо заблестели, отражая неровный свет. Бесноватый не приходил в сознание.

— Крепко ты его, — заметил Конан и поинтересовался: Вода здесь есть?

— Не знаю.

— Дай-ка лампу, — киммериец протянул ладонь.

Бессмертный снял светильник со стула и подал Конану; тот поднес огонек к заросшему волосом лицу Бесноватого Упыря.

— Ну и ну, — вдруг вырвалось у него.

Киммериец отставил лампу, вложил в ножны меч, который до сих пор держал в руке, и вынул кинжал. Его острием он ткнул под ребра распростертое перед ним тело. Упырь тихо застонал.

— Давай, очухивайся побыстрее, — пробормотал Конан и ткнул сильнее.

Бесноватый глубоко вздохнул и медленно опустил веки. Когда он пришел в себя от боли, то сразу сообразил, что к чему, и понял, что бежать ему не удастся: железные пальцы варвара крепко держали его за горло. Упырь вспомнил Сеннуха-Гиену и скривился.

— Ну, здравствуй, Рамес, — услышал он знакомый ненавистный голос и открыл глаза.

Лицо варвара с холодными синими глазами нависло над ним. Новые шрамы появились на нем, но не узнать Конана было невозможно. Упырь скосился и увидел второго. Желтоглазый смотрел на него словно на таракана — перед тем, как прихлопнуть насекомое. Из горла Бесноватого вырвалось хриплое проклятье.

— Ну, я виду, ты уже в полном порядке, — насмешливо прогудел киммериец и встряхнул Бесноватого так, что у того лязгнули зубы. — А теперь говори, скотина, кто тебя подослал?

Упырь, которого Конан назвал Рамесом, ощерился, с ненавистью глядя на варвара.

— Сеннух-Гиена, — процедил он сквозь зубы.

— Сеннух?! — удивился Конан. Память киммерийца годы не замутили: жадюгу-скупщика, который к тому же был предателем, он вспомнил сразу — как вспомнил и то, что сам разорил его; по мнению Конана, это было самым легким наказанием для Гиены. — Так он до сих пор не подох?

— Подох. Сегодня, — проскрежетал Рамес-Упырь.

Конан хмыкнул.

— Значит, сегодня… А кто ему удружил — уж не ты ли?

— Я.

— Ну, спасибо, — развеселился киммериец. — А вот заплатил ли он тебе?

— Проклятый варвар! — заорал Упырь, брызгая пеной, выступившей у него в уголках рта. — Чего ты медлишь? Убей меня!

— Да ты что? — усмехнулся Конан. — Мы так давно не виделись, вонючий ублюдок, хотелось бы потолковать… Значит, решил сам со мной расквитаться?

— Я не решил, — просипел Упырь. — Я…

Он с силой дернулся, и вдруг лицо его застыло в изумлении, а в виске выросла рукоять стилета. Тело Бесноватого обмякло, и голова упала, глухо стукнувшись о пол.

Киммериец разжал сведенные на глотке бандита пальцы и фыркнул, как разъяренный тигр.

— Разве я тебя в телохранители нанял? — ледяным голосом спросил он бессмертного.