В аду Сталинграда. Кровавый кошмар Вермахта - Виганд Вюстер

После легкого завтрака мы вернулись на станцию. Там уже стояли несколько отпускных поездов, которые шли и на север, и на юг. Дорога на запад, через Киев и Ковель, вела нас в Германию. Наш поезд был оборудован деревянными сиденьями, и с каждого конца вагона было по печке, так что внутри было замечательно тепло. Еще перед отправлением поздним утром поезд был полон. Стояло 20 ноября 1942 г. Русские еще 19-го начали крупное наступление на окружение Сталинграда, о чем я узнал позже.

Еще в нашем вагоне ехало несколько железнодорожных служащих в темно-синей форме с белыми нарукавными повязками с надписью «Германский вермахт». Эти повязки должны были подтверждать их статус комбатантов в случае захвата в плен, согласно требованиям международных конвенций. В противном случае с ними обошлись бы как с наемниками, имей они оружие в руках или нет.

В Ясиноватой все железнодорожные перевозки осуществлялись железной дорогой рейха, в то время как ближе к фронту это делали саперы-железнодорожники. Путешествие по заснеженной местности было скучным. Слева и справа были видны кусты, посаженные, чтобы у дороги не скапливался снег. Он, однако, загораживал весь обзор справа и слева. Иногда мы проезжали мимо плохо различимых деревень. Поезд часто вставал на обгонном пути, чтобы пропустить встречные. На каждой железнодорожной станции мы видели собранный военный металлолом, в основном танки, идущие на переплавку на немецких заводах. Большую часть времени мы проводили за разговорами.

Железнодорожники много где бывали и много болтали. Они явно гордились тем, что знают о русском контрнаступлении, направленном на румынский и итальянский секторы фронта. Как союзники они должны были обезопасить тыл сталинградского фронта.

Повод для беспокойства был. Почему бы русским не использовать свое знание зимней войны и не атаковать нас в слабых местах, что они сделали прошлой зимой? «Кабинетная стратегия» железнодорожников, которые ничего не знали наверняка, нас не интересовала. Мы не видели под Сталинградом непосредственной опасности. Мы лишь жалели, что русских не выгнали с западного берега Волги.

Железнодорожники были настроены скептически. Везде всего не хватало, а войну нельзя выиграть одними импровизациями. Не хватало паровозов, а также угля для них. Еще хуже был недостаток подвижного состава. Отчаянно не хватало эксплуатационных и ремонтных мощностей, а нужные запчасти редко оказывались там, где они были нужны. Нужно было прокладывать дополнительные пути.

Британо-американские воздушные налеты были ощутимым ударом, больше, чем это официально признавалось. Без новых поставок запас уловок и хитростей скоро кончится. Без новых ресурсов даже самые смелые не смогут ничего сделать…

Дальше они и вовсе впали в брюзжание и пораженческие разговоры. Нас не трогало их штатское нытье. Пусть радуются, что не на фронте, где все гораздо хуже. С другой стороны, мы спрашивали себя, куда делись боеприпасы и почему мы все еще торчим в Сталинграде, вместо того чтобы послать пару свежих дивизий и выбить наконец русских из промышленных комплексов как пробку из бутылки. Работа уже почти сделана.

Потом мы сменили тему на более приятную — Франция. Да и железнодорожникам хотелось бы туда попасть. Там хорошо. Другие служебные обязанности, развлечения и маленькие магазинчики на каждом шагу.

Ездить через Югославию не нравилось никому. Там все время что-то происходило. Наемники и так называемые бандиты устраивали засады и подрывали мосты и туннели. Макаронникам нельзя было доверять по-настоящему. Иногда они даже крутили какие-то дела с балканцами. Только хорваты были достаточно тверды, чтобы сохранять порядок и пресекать любое сопротивление.

Немцы редко использовали слово «партизан». Мы чувствовали, что это возвышающий эвфемизм, придуманный Советами для оправдания своей жестокой войны банд, противоречащей международным законам и чаще всего бьющей по мирному населению. Мы на юге редко имели дело с партизанами. Но в центральном секторе они были крупной проблемой.

Солдаты, направляющиеся домой с фронта («фронтурлаубер») получают «фюрергешенк» (подарок от фюрера) — пакет с продуктами, которые дома стали редкостью, такими как кофе, сахар, сухофрукты, а также с другими вещами для личного пользования.

Железнодорожники снова стали драматизировать события. «Да, там, на севере, у литовцев и эстонцев, все под контролем. Там их безжалостно наказывают при любом намеке на сопротивление».

Тема разговора сменилась на подвиги наших солдат, на бомбежки железнодорожной системы и другие более приятные и интересные темы — в основном на рассказы о женщинах. Я ничего не мог добавить в разговор, потому что в этой области мой опыт был невелик.

Поезд наконец прошел по большому мосту, идущему через Днепр, в Киев. На платформах кипела бурная деятельность. Там было множество замерзших итальянцев, бегающих туда и сюда в своих тонких шинелях. Видно было и их офицеров в мундирах, почти сплошь покрытых золотым шитьем. Все они выглядели подавленными. Наверное, как следует получили на русском фронте. В своих смешных головных уборах — шляпах с перьями и «ночных колпаках» — итальянцы ярким и красочным зрелищем выделялись из всего окружения. По контрасту мы, немцы, были, конечно, зрелищем серым и суровым.

По отбытии из Киева я внимательно смотрел из окна, пытаясь понять, узнаю ли что-нибудь из виденного осенью 1941-го.

Как ни странно, поезд прошел через курортный город Будаевка, где я когда-то провел с шестой батареей несколько дней отдыха, еще до появления Бальтазара. Если бы я только остался во втором батальоне. Меня вызвал бы майор Нойман, и я бы избавился от большого беспокойства.

Петер Шмидт из лучших побуждений добился моего возвращения в IV батальон. Записали ли его бессмысленную смерть у Дона на счет глупости Бальтазара? В потрясениях военного времени я уже давно забыл его лицо. В Ковеле мы, казалось, вернулись во времена казарменного бытья: санобработка, еда, получение продуктовых посылок, объявление благодарности фюрера войскам, печать на отпускном свидетельстве — и мы покатили дальше.

Теперь дата на наших бумагах обозначила начало отпуска, а заканчивался он в тот день, когда там, на родине, мы сядем в поезд, идущий в сторону фронта. Весь остаток пути мы ехали на нормальном курьерском поезде. Паровоз подавал тепло в вагоны. Спереди был вагон-кухня, где продавали горячую пищу и напитки.

Обязательную санобработку в Ковеле пришлось принять как есть, хотя вшей у меня никогда не было. Поезд был не полон. Я делил купе первого класса с незнакомым офицером. Поезд останавливался всего несколько раз, и мы смогли проспать почти всю дорогу. У меня накопился огромный недосып, и стоило отоспаться впрок. Несколько дней отпуска были слишком драгоценны, чтобы тратить их на сон.