Побег из армии Роммеля. Немецкий унтер-офицер в Африканском корпусе. 1941—1942 - Гюнтер Банеман

Я заправил мотоцикл, сделал большой глоток воды из фляги и проверил пулемет. Засунув пару ручных гранат за ремень, а «Парабеллум» и запасные магазины в карманы брюк, я повесил на шею автомат. Прямо какой-то передвижной арсенал, а не посыльный, подумал я, но, если мне придется бросить мотоцикл и бежать в горы, только оружие поможет мне отбиться от преследователей.

Если мой мотоцикл выйдет из строя, я смогу продержаться по крайней мере пару суток в горах или в пустыне, даже без воды – в минуту опасности надо будет сохранять способность трезво рассуждать. Флажок посыльного под гимнастеркой вселял в меня уверенность.

Сев на мотоцикл, я быстро поехал в сторону Бумбы. Въехав в нее, я нажал на газ и рванул вперед – все знают, что курьеры ездят очень быстро.

Мимо меня пролетали маленькие уродливые развалины коричневого оттенка. Несколько итальянских солдат, разинув от изумления рты, смотрели мне вслед, когда я проносился мимо, а собака успела добежать до поста раньше, чем я приблизился к нему. Неожиданно в середине дороги я увидел немецкого военного полицейского, который стоял примерно в ста метрах от меня. На обочине я увидел второго часового, державшего в руках автомат и смотревшего, как я приближаюсь.

Не снижая скорости, я подъехал, и полицейский бешено замахал мне рукой, требуя, чтобы я остановился. Я вытащил из-под гимнастерки флажок, который с громким треском развернулся на ветру.

В следующую секунду я чуть было не переехал солдата, который стоял посреди дороги. Я еле успел рассмотреть его, проносясь мимо, но увидел гнев на его лице.

По дороге навстречу мне ехал тяжелый итальянский грузовик «фиат», и тут случилось непредвиденное. Коляску тряхнуло, и в бензобак что-то ударило. На мою правую ногу толстой струей полился бензин. Я вильнул, чтобы не столкнуться с громыхающим мне навстречу грузовиком, и уши резанул дикий визг шин.

Взглянув на бензобак, я увидел в его верхней части дыру размером с мелкую монету. Не решаясь снижать скорость, я зажал ее рукой, чтобы бензин не заливал горячий мотор и мою одежду.

Для меня до сих пор остается загадкой, почему мотоцикл тогда не загорелся. Видимо, Бог услыхал мои молитвы. Брюки мои промокли насквозь, и я в любое мгновение мог превратиться в живой факел.

В меня выстрелил тот полицейский, что держал автомат, и я прекрасно понимал почему. Вилли ведь сообщил мне, что между ремонтными мастерскими и постом поддерживалась телефонная связь.

Но Вилли, видимо, не сразу вышел из палатки, иначе полицейские успели бы перегородить дорогу чем-нибудь тяжелым.

Другие пули не попали в меня, потому что большой итальянский грузовик как раз в ту самую минуту, когда полицейский нажал на спусковой крючок, загородил меня. Выстрелов я не слышал, потому что несся с огромной скоростью и свист ветра в ушах заглушал все звуки, но струя бензина показала мне, что военные полицейские не намерены шутить.

Итак, теперь всем все известно. С этой минуты я превратился в живую мишень.

Глава 15

ПОЛОМКА МОТОЦИКЛА

Через полчаса я свернул с дороги в сторону итальянского лагеря, в котором располагалось смешанное подразделение – впрочем, у итальянцев все подразделения были смешанными.

До того как я доехал до первых грузовиков и палаток лагеря, я постоянно оглядывался через плечо, чтобы убедиться, что меня не преследует какая-нибудь машина, с которой могли бы заметить, куда я свернул.

Объехав палатку и лавируя в толпе солдат, я остановился у грузовика, из-за которого мог наблюдать за дорогой, не будучи видимым сам. Преследователи вряд ли сумеют заметить меня в этом муравейнике.

– Salute, Tedesco! – крикнул мне какой-то солдат.

Я стянул с лица очки и лоскут материи.

– Salute, amico! – ответил я итальянцу со смуглым и бородатым лицом, стоявшему рядом.

– О, вы говорите по-итальянски, – обрадовался он, протягивая мне руку.

Я пожал ее.

– Да, говорю, amico, – ответил я, улыбаясь.

Странно, что многие немцы быстро выучивают итальянский язык, зато итальянцам немецкий, по-видимому, дается с большим трудом.

– Molto buono (очень хорошо), – ответил он, энергично пожимая мне руку и с любопытством глядя на меня. – Вы приехали с передовой? – спросил он.

Я заверил его, что оттуда, и показал дыру на бензобаке.

– Дева Мария! – воскликнул он, и не прошло и секунды, как меня окружила толпа толкающих друг друга итальянцев.

Когда солдаты немного успокоились, я сообщил им, что меня обстрелял истребитель «Харрикейн». Тут же раздались возгласы восхищения моим мужеством и проклятия в адрес гнусного британского пилота и его самолета. Это продолжалось до тех пор, пока я не слез с мотоцикла и не намекнул, что мужественным бойцам не мешает иногда освежиться.

– Si, si, amico! – Мне протянули бутылку кьянти.

Вино освежило меня, но, не являясь большим любителем спиртного, я постарался выпить не очень много, опасаясь, что меня развезет от жары.

Протянув бутылку обратно, я спросил солдата, нет ли у него чего-нибудь поесть. Он велел мне следовать за ним.

Я не хотел уходить далеко от своего мотоцикла – вдруг нужно будет срочно уезжать. Кроме того, я боялся, что какой-нибудь из этих парней, которые окружили мою машину и восхищались пулевым отверстием в бензобаке, захочет взять что-нибудь из коляски себе на память. Мы прошли под навес метрах в тридцати от мотоцикла, и я уселся на канистру с бензином.

И тут я увидел солнечные блики, отражавшиеся от металлической поверхности, в полутора километрах к востоку отсюда, которые двигались вдоль дороги, по которой я приехал. Я понял, что это погоня, и через мгновение разглядел два мотоцикла с колясками, которые неслись с огромной скоростью и быстро приближались.

Еще через полминуты я понял, что это был патруль военной полиции, состоявший из четырех человек с пулеметами, шедший по моим следам. Они, должно быть, выехали из Бумбы через несколько минут после меня.

Завернут ли они в этот лагерь, чтобы поинтересоваться, не проезжал ли я? Они приближались к повороту, и я застыл на месте.

Но мотоциклы, не снижая скорости, пронеслись мимо. Я понял, что они и представить себе не могли, что у меня хватит наглости не скрываясь появиться в лагере наших доблестных союзников. В эту минуту я осознал, что человек или животное, за которым охотятся, чтобы уцелеть, должен совершить что-нибудь неожиданное.

– Я принесу вам поесть, – сказал мой бородатый друг.

– Grazia, amico, – прошептал я, благодаря его не только за еду.

Через несколько минут я уже поглощал «старика» (тушенку) со свежеиспеченным хлебом. Солдата, который принес мне еду, звали Тони. Он сел и стал смотреть, как я ем.