Огненный омут (Дикое сердце) - Вилар Симона

Все эти мысли с молниеносной быстротой проносились в голове Франкона, пока он краем уха ловил речь герцога о том, что эта женщина, в прошлом язычница и разбойница, ныне уверовала в учение Христа. Франкон ни на миг не допускал, что Снэфрид искренна в своей вере, не верил в ее показное смирение и напрямик осведомился, какое отношение имеет новоявленная Агата из Этампа к плану похищения Эммы. Заметил, как по устам финки при этом скользнула недобрая улыбка.

– Есть у меня власть над этой женщиной, – тихо начала она. – И я обязуюсь заставить ее выйти куда угодно, если мой господин Роберт прикажет мне сделать это.

Герцог довольно кивнул.

– Агата из Этампа уже демонстрировала нам свои удивительные способности. Поэтому если вы сможете заставить Эмму с сыном на время уехать от Роллона – а встреча мощей Святого Адриана как раз прекрасный повод для этого, – то эта женщина вызовет ее туда, где буду ожидать ее я со своими людьми. Мы отвезем Эмму и мальчишку в Шартр, куда, несомненно, правитель языческих земель последует не только по зову сердца, но и для того, чтобы не быть осмеянным как человек, у которого похитили жену.

Франкон глядел в неподвижное лицо Снэфрид. Так вот за какую услугу она добилась земель от Роберта!

Епископ вдруг словно почувствовал, как за невозмутимостью Снэфрид скрывается клокочущая огненная лава гнева и ярости, а между тем на ее лице не дрогнул ни один мускул. И он ясно осознал, что перед ним стоит само воплощение зла.

– Как нам расценивать ваше молчание? – вывел Франкона из оцепенения негромкий вопрошающий голос Роберта. Его темные брови сошлись на переносице.

И все же Франкон решился.

– Одно слово, мессиры. Всем известно, что эта женщина имеет основания недолюбливать Эмму. Готовы ли вы отдать жизнь Эммы и судьбу Гийома в руки отвергнутой жены Роллона? Кто знает, передаст ли она вам в руки ту, на которую вы возлагаете такие надежды, или посчитает нужным свести счеты с соперницей сама?

Ги Анжуйский резко повернулся. Он впервые подал голос:

– Та, о ком вы говорите, подвергает свою душу куда большей погибели, живя в блуде с демоном Ру. Что же касается этой женщины… Я неотлучно буду при ней, дабы из рук в руки принять Эмму. К тому же…

– К тому же, – перебил его Роберт, – никто просто так не решится отказаться от поместья с усадьбой, лугом и виноградниками.

Франкон пожевал губами. Зная Снэфрид, он не очень верил в ее меркантильность, впрочем, когда не за горами старость… Но куда больше он верил в заботу об Эмме этого анжуйца.

И тогда он возвел очи горе.

– Да свершится воля Божья. Я готов помочь вам и удалить Эмму от Роллона.

Еще какое-то время он беседовал, обсуждая подробности похищения. Франкон так и не заметил, когда удалилась Снэфрид. Она точно растаяла во мраке среди сводов.

И так же беззвучно она вновь появилась перед ним, когда он в сопровождении Ги Анжуйского вышел из усадьбы.

Ги только отошел к конюшням, чтобы привести мула и растолкать задремавших на сеновале охранников, как Франкон оказался лицом к лицу с бог весть откуда возникшей Снэфрид. Он отшатнулся, когда она сжала его локоть с неженской силой.

– Только попробуй что-то сорвать, колокольный страж, – произнесла она на своем языке, но так невозмутимо, словно вновь просила у него благословения.

Теперь это была прежняя Снэфрид. Еле различимая в полумраке, она показалась ему еще более жуткой. Франкону с трудом удалось сдержать дрожь в голосе, когда он, потирая локоть, произнес:

– Ты все же дождалась своего часа, Снэфрид.

Уголки ее губ чуть приподнялись на совершенно неподвижном лице.

– Когда-то я поклялась, что отомщу. И мое время пришло. Нет, поп, я не хочу убивать их, но я не позволю этим двоим, которых ненавижу все сильнее, и далее наслаждаться своим счастьем. Я разобью им сердца. И эта рыжая узнает, каково это, когда он откажется от нее, уличив в предательстве. А если не откажется… Что ж, значит, он глупец, и я отомщу ему, лишив королевства, загнав в ловушку, отдав его этим псам, которые считают себя христианами, но вмиг превратятся в волков, едва почувствуют запах его крови.

По спине Франкона прошел холодок от зазвучавшего в ее мелодичном голосе металла.

– Ты так уверена, что твоя месть свершится?

– О великий Один – это так! Ибо не зря я приползла на брюхе к франкам. И я гадала на рунах все это время, пока они не предсказали мне, что этим двоим больше не быть вместе. Слышишь, Франкон, судьба разведет их, и роль судьбы исполню я!

Во дворе замелькал свет огня. Ги вел к крыльцу взнузданного мула для епископа. Горящий факел в его руке на миг осветил лицо финки – искаженно-спокойное в своей ненависти. В следующий миг она отступила в тень ниши, словно ее опять принял мрак.

Всю обратную дорогу Франкон только и думал, что сделает все, чтобы уберечь своего крестника от ярости Белой Ведьмы.

Глава 3

Когда Эмма с сияющими глазами сообщила Ролло, что желает вместе с епископом Франконом присутствовать при передаче Нормандии мощей Святого Адриана, он лишь потянулся всем своим большим сильным телом.

– Ты не поедешь!

– Но это великая честь для Нормандии! Возле мощей святых происходят чудеса исцеления, предзнаменования. К ним идут вереницы паломников и…

– Ты не поедешь, – не повышая голоса, прервал ее Ролло. – И если я, чтобы сделать тебе приятное, согласился на возвращение мощей, из этого еще не следует, что тебе стоит брести под хоругвями, встречать какого-то высохшего в гробу покойника.

– Не богохульствуй, Ру!

Ролло попытался привлечь Эмму к себе.

– Ну, рыжая, ты ведь у меня не дурочка. Клянусь копьем, ты сама должна понимать, что мое перемирие с франками никак не повлияло на наши отношения, и они знают, что мы готовимся к большому походу, поэтому в любой миг могут сделать вылазку в мои земли. Тебе просто опасно сейчас покидать Руан. Я буду сам не свой, если тебя не будет рядом.

Эмма улыбнулась, приободренная его нежным тоном, но стала объяснять, что ей важно как христианке и жене правителя присутствовать при передаче мощей. Она ведь может выехать с надежным эскортом, хорошей охраной, к тому же никто из франков не решится спровоцировать резню там, где будет мирная процессия с мощами, опасаясь кары небесной.

Она умолкла, поняв, что Ролло ее совсем не слушает. Сняв с насеста охотничьего кречета, он дул ему в перья, почесывал палочкой. Потом кликнул сокольничего, стал справляться о самочувствии птицы.

– Ты не ответил мне, Ролло! – нахмурившись, напомнила Эмма.

– Разве? Клянусь Тором, я уже все сказал.

Она вышла, резко хлопнув дверью.

Это было лишь начало ссоры. Франкон объяснял ей, как важно, чтобы она отправилась в Эвре. Если франки узнают об этом, она значительно возвысится в их глазах. Сам герцог Роберт говорил об этом, а Эмма, сколько ни пыталась убедить себя, что ее не должно волновать отношение ее знатных родственников, все-таки желала быть признанной, чтобы ее ребенок оставался законным наследником правителя Нормандии.

– Ролло не сможет удержать нас в Руане! – кипятилась она, рассказывая епископу, что Ролло противится ее поездке. – Я все равно улучу момент, когда смогу взять Гийома и примкнуть к вашему крестному ходу.

– Но Гийома брать необязательно, – замечал Франкон, отводя глаза. – Зачем брать в столь трудный путь девятимесячного малыша?

Нет, Эмма и слышать не желала о том, чтобы оставить сына. К тому же ей, супруге правителя, уже давно надо было объехать владения Ролло, показать подданным и себя, и наследника. А ее появление в Эвре с Гийомом докажет, как высоко она чтит христианскую религию и сколь много надеется для нее сделать.

Порой, увлекшись предстоящей миссией, она даже представляла себе, как уговорит и Ролло сопровождать их. У Франкона округлялись глаза.

– Господи Иисусе!..

Он торопливо крестился. Начинал объяснять своей духовной дочери, что одна весть о том, что страшный Ролло прибудет в Эвре, может сорвать акт передачи мощей, ибо если франкские миссионеры и почтут за честь передать святыню в руки христианской повелительницы Нормандии, то в руки язычника Ру… О, только не Ру! Одного напоминания о том, как этот язычник громил христианские храмы, будет довольно, чтобы сорвать встречу под Эвре. Ну а Гийом… Тут Франкон становился красноречив, как Демосфен. Доводы следовали за доводами, и Эмма терялась.