Иного не желаю. Часть третья (СИ) - Лошкарёва Виктория Витальевна

Да, я всю жизнь была рационалистом, скептиком… но ведь Луна Оборотней уже не раз мне помогала – при этом каждое из её вмешательств не поддавалось никакому научному объяснению.

У меня до сих пор перед глазами вставало потрясённое лицо Фернандо, когда я, очнувшись в Шотландии, потребовала себе еды.

В общем, какая уж тут рациональность…

Только вот не верилось, не хотелось мне верить в то, чему я стала свидетельницей. Ни одна нормальная женщина не стала бы вытравливать ребенка из своего тела, а потом объедаться пирожными.

Прикидывая в голове любые возможные варианты, я даже додумалась до того, что всё это большая инсценировка, над которой поработал настоящий профессионал.

Натан Кошински, будь он неладен.

А что, Этьен мог притвориться своим отцом; вспышки могли сымитировать с помощью медикаментов…

Только вот Луна Оборотней. Она была настоящей.

Не сходилось.

Если только я окончательно не сошла с ума.

Так или иначе, я понимала, что не могу – просто не могу не верить в то, чему я стала свидетелем сегодняшней ночью.

А потому, промучившись ночь без сна, я, едва только расцвело, тут же решила проинспектировать спальню, одновременно с этим пытаясь сложить в голове полную картинку прошлого.

Если честно, мне было страшно вспоминать те ужасы, которые мне показала Луна Оборотней, но я хотела доказать самой себе, что это на самом деле было.

Наскоро приняв душ и одевшись в удобный костюм, я вначале просто медленно обошла комнаты Этьена. Вчера мне не удалось запомнить много деталей, но клетку – клетку под кроватью забыть было сложно!

Именно этим меня однажды пугал Этьен.

Я ещё тогда подумала, что он сумасшедший… а он просто вспоминал своих родителей.

Я подошла к кровати.

Мне никак не удавалось нормально усесться на корточки, поэтому я просто нормально – полноценно – уселась на пол (благо, что пол всё равно был застелен плотным теплым ковром) и принялась осматривать основание кровати.

К счастью, никакой клетки там не было.

 Даже никакого намёка на эту самую клетку, что говорило не в пользу моего ночного приключения.

Получается, это всего лишь был кошмар?

Я замерла, понимая, что в этом случае и серебровласки не было, и моего отца, и…

Значит, я всё-таки схожу с ума?

Замерев на полу, попыталась успокоиться и в то же время взять себя в руки.

Так не бывает.

То есть, если под кроватью Альфы на самом деле когда-то была клетка, в которой содержали мать Этьена, должны были остаться какие-то следы! Пусть не от клетки, но от самой Мадлен.

 «Интересно, а это имя совпадает с реальным именем матери Этьена, или мой мозг сам его выдумал?»

Я скривилась, понимая, что имя, скорее всего, правильное: я определенно его уже где-то слышала, просто раньше не предавала этому большого значения. Так что правильное имя не могло быть доказательством сверхъестественности произошедшего. С таким же успехом, это могло быть кошмаром или трюками доктора Кошински.

Оставалось последнее – следы.

В комнату как раз вошла Мари, которая, пожелав мне доброго утро, на ломанном английском принялась спрашивать, почему я сижу на полу.

— Бомбу ищу, — едва не ответила я… и тут же запнулась, понимая, что это, кстати, отличная идея. Поискать следы Мадлен с помощью зеркала. В кино такое показывали.

Правда, вначале мне пришлось минут десять убеждать служанку, что я не сошла с ума, а затем ещё минут пятнадцать прилаживать небольшое зеркало к ручке от швабры.

 Но это того стоило.

Я – голодная, растрепанная и совершенно растерянная, увидела следы когтей на благородной древесине кровати. Следы длинных когтей нечеловека.

Получается, всё, что я видела… это была правда.

Мать Этьена, которая сознательно убила нерожденного ребенка и хотела убить Этьена ради другого мужчины; то, как его отец отомстил своей жене… и появление моего собственного отца.

Внезапно мне стало душно.

Как Этьен мог оставаться жить в комнатах, где произошло столько чудовищных вещей? Как он мог здесь спать, трахать этих своих баб, зная, что когда-то его собственный отец…

Поднявшись с помощью Мари, я решительно подошла к дверям, ведущим (насколько я это ещё помнила) в мои собственные комнаты и потянула на себя ручку. Дверь не поддалась – замок оказался заперт.

Я дернула раз, другой, затем ещё несколько, пока Мари не подскочила ко мне, затараторив что-то непонятное на французском. Поскольку говорила она быстро – куда быстрее, чем обычно, то все её слова слились для меня в один большой звук, и я смогла уловить лишь основные мысли: «Монсеньор обо всём позаботился. Нельзя открывать до появления новой хозяйки Валуа».

Новой хозяйки, значит...

И тут же я вспомнила слова Этьена о кольце: «это кольцо должна будет надеть моя настоящая герцогиня – женщина, которая будет готова принять и нести всю свою ношу: герцогство, бремя рода Валуа и стаи оборотней».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Получается, что он все же планировал выполнить свои угрозы: запереть меня где-то в замке, чтобы я рожала ему детей, в то время как другая, официальная герцогиня их будет воспитывать.

Меня бросило в холодный пот.

— Мадам, вы собираетесь спуститься к завтраку? – осведомилась тем временем Мари, пока я приходила в себя, усевшись в кресло у стены.

— Наверняка мадам собирается остаться в комнате, чтобы предаться приятным воспоминаниям об испанских каникулах. Не так ли, дорогая? – поинтересовался Валуа, входя в спальню. Он отсутствовал всю ночь, а сейчас вернулся в комнату в свежем костюме, явно недавно побритый.

Стиснув зубы, я сделала вид, что поведение Этьена меня не трогает. Даже наоборот.

— Там я была окружена друзьями, — напыщенно ответила я, просто потому, что не знала, как правильно себя рядом с ним вести. Если мои комнаты были уже закрыты до «появления новой хозяйки», то и «новая хозяйка» наверняка определена.

Моё сердце на минуту замерло.

Получается… всё зря? Или…

…если Этьен не озвучил пока своё решение вслух, то, возможно, у меня ещё имелся пусть призрачный… пусть самый минимальный, но все же шанс исправить ситуацию?

Наверное, не стоило его злить.

— О, да, друзья. Как же я мог забыть, — усмехнулся Этьен. – Разумеется.

— Мари, — обратился он к служанке. – Принести мадам завтрак в постель.

— Нет! – воскликнула… даже не я, а то моё сумасшествие, которое я пока ещё так и не набралась смелости назвать своей волчицей. – Я спущусь вниз.

Этьен окинул меня долгим, оценивающим взглядом.

Я не ожидала от него чего-то милого или доброго, но его злая фраза всё равно задела меня за живое.

— Тогда переоденься во что-нибудь, что соответствует твоему статусу. Ты пока ещё являешься моей женой.

«Пока ещё»! Меня так сильно напугали эти слова, что я не просто вздрогнула – я дёрнулась всем телом и замерла, ожидая, пока Валуа уберется из комнаты. Но для Этьена всё это оказалось настоящим весельем – он не просто остался в комнате, он ещё и повалился на диван, оценивая платья и костюмы, которые предлагала Мари.

Наконец, серое с жемчугом платье удовлетворило его вкус.

Правда, мне не разрешили удалиться в ванную, чтобы переодеться. Мари помогла мне снять тот костюм, который я выбрала сегодня сама, и в присутствии Валуа, она также помогла мне надеть дорогое, но к моему удивлению, удобное и, несомненно, очень дорогое серое платье.

Впрочем, с цветом я ошиблась. Это только на вешалке, при скупом утреннем свете, оно смотрелось скучно серым, когда же мы вошли в зал, где солнечные лучи играли со старинными витражами, моё платье будто ожило, переливаясь тысячами искр. При этом, это выглядело именно как волшебство, как сказка – а не как переливы дешевого люрекса.

В изумлении поглаживая подол платья, я не сразу заметила взгляд Валуа – и усмешку, которая сейчас красовалась на лице Этьена. К счастью, ему, кажется, понравилась моя реакция на его выбор; по крайней мере, меня больше не высмеивали, а наоборот, весь завтрак Этьен вёл себя как любящий, добрый муж.