Про Бабаку Косточкину-2 - Никольская Олеговна

Я не мог разглядеть. В этой темнотище я не мог разглядеть даже лица моего молчаливого попутчика (или провожатого?)…

А было ли у него лицо?

— Простите, вы, собственно, кто? — наконец осмелился спросить я.

Я сидел на корме и пытался разглядеть того, кто был на веслах.

— Сейчас не подходящее время для знакомства, — ответил мой попутчик. — Нам надо спешить.

— Но почему мы так ужасно спешим?

— Почему?! — взвизгнул он.

От этого визга из прибрежных реликтовых зарослей (мне почему-то казалось, что мы в реликтовом лесу, хотя я не был в этом уверен)… Из прибрежных зарослей вспорхнула стайка светлячков. На короткий миг они осветили лодку. Передо мной сидели штаны.

Детские штаны на лямках, их еще называют песочниками. Они были желтого цвета и яростно налегали на весла.

— Мы так ужасно спешим, потому что мы ужасно опаздываем! — Песочники вынули из кармана часы и сунули мне под нос:

— 20:21!

Я с удивлением заметил, что это мои часы.

Те самые — с Микки-Маусом.

— Они не работают, — сказал я. — Если я не ошибаюсь, они остановились… гм-гм… несколько часов назад.

— Часов? — язвительно переспросили Песочники.

— Неужели месяцев?! — ужаснулся я.

— А лет не хочешь?

Лет?

Лет?!

ЛЕТ?!!

Они, наверное, смеются надо мной, — мелькнула радостная догадка.

— Хе-хе, — выдавил я. — Вообще-то, это не очень смешно.

— Это совсем не смешно! — отрезали Песочники.

— Вы серьезно? Я что, в Иначе уже несколько лет?!

— Вот именно.

У меня внутри все оборвалось.

— А сколько именно? — упавшим голосом спросил я.

Если года полтора-два, то это еще нормально. Школу я нагоню. А если двадцать? А если тридцать? Или тридцать пять?

Нет-нет! Этого не может быть! Это уже тогда не несколько лет получается, а несколько десятков лет…

— Триста.

— Простите?

— В Иначе ты уже без малого триста лет, — безжалостно сказали Песочники.

— Это, наверное, какая-то ошибка…

— Все твое появление здесь, все твое здесь существование — это одна сплошная ошибка!

А самая главная ошибка — это ты сам! Шутки он с Колесом Пространства и Времени задумал шутить! С этим нельзя шутить, понял? А если уже пошутил, то будь готов к последствиям. Тебе было дано достаточно времени, чтобы их расхлебать, но ты потратил его впустую! Вместо того чтобы искать Стража, ты прохлаждался! Ходил по гостям, по ресторанам сидел, сказочки из комода слушал…

— Я по ресторанам не сидел, — пискнул я.

— Сидел-сидел! — рявкнули Песочники.

Я был раздавлен.

Я был раздавлен и раздавлен.

Еще никогда в жизни я не чувствовал себя таким маленьким и ничтожным.

Да, точно, я — это уже не я. Я — это маленькое ничтожество. У меня совсем не оста лось сил. У меня совсем не осталось времени. А теперь у меня совсем не осталось надежды. Триста лет — вы только вслушайтесь:

Я вдруг вспомнил о маме с папой.

А потом — об Аделаиде.

И о Бабаке.

Значит, их больше нет.

Значит, даже если я и вернусь назад, в Так, мне достанутся только их дальние родственники (и это только в том случае, если они не переехали на другую квартиру). А я не хочу дальних, я хочу к маме с папой! Я к Бабаке хочу!

— Ну, допустим, надежды тебя еще никто не лишал, — вдруг сказали Песочники.

— Но вы же сами только что сказали…

— Мало ли что я сказал. Подумаешь! Неужели ты еще не понял, что в Иначе слова ничего не значат?

— Ничего?..

— То есть абсолютно. Кстати, у тебя в запасе целая секунда.

— Секунда?! Что я успею за какую-то там секунду?!

— За одну секунду иногда можно очень многое успеть, — сказали Песочники уже помягче. — Но только, если поторопиться.

Лодка ткнулась носом в берег.

Песочники опять дернули меня за руку, и мы очутились у подножия горы.

Это я понял на ощупь. Вокруг все еще было темно.

Мы стали карабкаться вверх.

Земля была мягкой и жирной, ноги то и дело соскальзывали, и я рисковал свалиться вниз.

От страха я хватался руками за пучки мокрой травы и за какие-то кустики. Из-под Песочников, которые лезли в гору впереди меня, летели комки грязи. Они окончательно залепили мне глаза, и я в буквальном смысле ослеп. Вдобавок ко всему хлынул дождь. Он был очень холодный, просто ледяной, и ужасно сильный. Как будто мне за шиворот, ушат за ушатом, лили воду из проруби.

Наконец мы вскарабкались на вершину.

Наверное, на меня было жалко смотреть.

Я весь изгваздался в грязи, исцарапался и промок до нитки. Песочники же, напротив, были как парниковые огурцы — даже не испачкались.

— Ну, очухался? — спросили они.

Я кивнул, хотя ни капельки не очухался.

— Тогда прыгаем на счет три!

— Куда прыгаем? — не понял я.

— С горы, естественно.

— Зачем же мы на нее лезли?

— Это было тебе испытание.

— Какое опять испытание? — я чуть не заплакал. — Неужели на мою долю за триста лет выпало недостаточно испытаний, чтобы мне подсовывать новое?

— То были другие испытания: на смекалку там, на отзывчивость и всякие еще… А это — на прочность. Раз, два, три! — скомандовали Песочники и прыгнули в темноту.

Я прыгнул за ними.

И только тут я вспомнил, что это были мои собственные песочники, которые я носил в детстве.

Без малого триста лет назад.

Глава 24

Квартира № 14

Мы оказались в квартире № 14. В последней (или в первой, смотря с какого конца считать) квартире нашего подъезда, на первом этаже.

В предвкушении встречи с Фомой Фомичом у меня трепетало сердце (я весь дрожал от холода, потому что был мокрый).

Ведь ясное дело, что Фома Фомич тут.

Иначе зачем Песочникам сюда так спешить, ведь так? Или иначе?..

Интересно, моя секунда еще не истекла?

Я огляделся.

Это была абсолютно пустая комната: голые стены, голый пол. Только посередине комнаты стоял невзрачный деревянный стул. Он был похож на венский, с той разницей, что у него было три ножки.

Я глянул вверх. На потолке ничего особенного тоже не было, кроме лампочки.

Но где же Фома Фомич?

А где Песочники?

— А ты думал, я тебя так сразу к Фоме и привел, да? — ухмыльнулись Песочники.

Они расхаживали туда-сюда по стене и не падали.

— Это ловушка! — понял я вдруг. — Мои собственные Песочники, которые я не раз надевал на улицу и дома, заманили меня в ловушку!

Как это низко! Как это подло с их стороны!

— Мне больше делать нечего, как тебя в ловушку заманивать, — укоризненно сказали Песочники.

Это не ловушка, дорогой мой, а обыкновенная комната желаний.

— Чего-чего? — переспросил я.

— Желаний.

Садись на треног и желай.

— В смысле желание загадывать?

— Ну конечно! — воскликнули Песочники. Кажется, я их начинал раздражать. Они разгуливали по стенке какими-то семимильными шагами и дергались.

Я сел.

— Одно? — на всякий случай уточнил я.

— Одно. Самое заветное. У тебя такое есть:

— Конечно! — засмеялся я от радости.

— Дай подумаю: вернуться в Так, ведь так?

Я кивнул с улыбкой до ушей.

Неужели это конец всему? Конец моим страданиям и хождениям по мукам? Вернее, по соседям. Неужели через какую-то долю секунды я окажусь дома?

С родителями и с Бабакой? В триста лет назад? Ведь именно это я сейчас и загадаю. Именно это мое самое заветное же…

— Можешь даже не мечтать, — сказали Песочники.

— Почему? — я весь похолодел.

— В Так ты можешь вернуться только при помощи Стража. Забыл, что тебе Морковка рассказывала?

— Но это нечестно! — закричал я. — Ведь вернуться домой — мое самое-пресамое заветное желание!

— Ты, пожалуйста, тут не скандаль. Скажи спасибо, что я вообще согласился тебя сюда привести.

— Спасибо, — я шмыгнул носом. — Но вообще-то я вас не просил.

— За тебя другие попросили. Пожалуйста, — Песочники уже разгуливали по потолку. — И, пожалуйста, давай побыстрее. Твоя секунда, в конце концов, не резиновая.

— Хорошо, — я начал яростно соображать. — Значит, попасть домой через комнату желаний у меня не получится. Тогда все это теряет смысл, ведь желать-то мне больше нечего!

Но желать надо!

Что же пожелать, ума не приложу. Голова у меня была совершенно пустая.

Я сидел на треноге и никак не мог сосредоточиться и решить, чего бы мне такого пожелать. Вдобавок у меня над головой расхаживали Песочники, и это отвлекало от правильных мыслей. Лишь только я нащупывал одну, нужную, она хихикала и убегала в неизвестном направлении.