Океан для троих (СИ) - Минт Реджи

Дороти не любила самообман – она сейчас смотрела на Морено, смотрела с греховной стороны. И думала, каково это – дотронуться. Не ремнем, ладонью… Чистый бред! Сумасбродство и сумасшествие.

Да, когда-то она любила Дорана: как друга, не как друга, но любила. Она нашла в себе силы признать это – уже потом, после похорон пустого гроба на Морском кладбище.

То, что она испытывала к Морено, даже отдаленно на любовь не походило – оно горчило и жгло на языке, билось частым пульсом где-то в основании шеи и состояло целиком из похоти, приправленной в равной мере ненавистью, восхищением и любопытством.

Да, Дорана она любила. Морено она хотела. Жадно и жарко.

И непонятно, что было греховнее: то прошлое – нежное и нерешительное, сгинувшее вместе с Дораном Кейси на дне, или татуированное будущее, которое сейчас лениво разминало плечи перед толпой.

И станет ли Дороти так же сожалеть о будущем, когда оно превратится в прошлое, как сожалеет о прошлом, которого теперь не вернуть?

Дороти застыла в шаге от личной катастрофы. От пропасти. Потому что пред ликом богов что слова, что помыслы, что поступки – все едино.

Раздетый по пояс, огромный как гризли, Мбанди сел за стол и схватился левой лапищей за рукоять вбитого ножа, а правую упер локтем в столешницу. Морено отзеркалил, но как-то неохотно, с рассеянной ленцой.

Дороти его понимала – проигрывать на глазах у толпы вдвойне обиднее – и приготовилась к неизбежному. Чтобы разобраться с командой Гильермо, ей понадобится от силы минуты три. Если вмешаются другие моряки – семь. Если все посетители таверны – девять.

Фиши поймал ее взгляд и едва заметно покачал головой, то ли не одобряя задуманное, то ли прося не торопиться.

Капитан “Санта-Розы” сыпанул на ладони поединщиков толченой извести – чтоб пальцы не скользили. Те сразу сомкнули руки в хватке – равной, крепкой. Примерились, напряглись так, что жилы на шеях вздулись, но сразу расслабились – начинать борьбу следовало точно по сигналу.

Подошел хозяин таверны и накинул им на руки красный шелковый платок, подвязал концы так, чтобы ткань натянулась, и вернулся обратно за стойку.

– Готовы? – уже оттуда спросил он, примериваясь для удара по медной чушке.

– Да! – заревел Мбанди и оскалился.

Морено ответил кивком, точно берег силы.

Зрители нетерпеливо переминались, перешептываясь. Запоздалый зевака скользнул во входную дверь и заканючил, узнавая, а что здесь происходит. Его заткнули тычком в живот, чтоб не мешался.

Дороти смотрела на профиль Морено, на напоказ расслабленные руки и хотела, чтобы происходящее никогда не заканчивалось или закончилось немедля.

Хозяин выдохнул, замахнулся широко и врезал железом по меди так сильно, что выбил искру. Зрители взревели.

Поединок начался.

– Ату его! Сильнее, чтоб тебя кракены сожрали!

Вопреки ожиданиям Мбанди не смог сразу положить руку Морено на стол рядом со своим ножом. Черный Пес спокойно удерживал хватку, не давая ему преимущества и не отводя тяжелого взгляда исподлобья. Мускулы на его руках вздулись, выдерживая давление и показывая рисунок вен, на шее напряглись жилы, но он не уступил и дюйма.

Толпа выкрикивала, подбадривая тех, на кого ставила. Особенно орали успевшие продуть Гильермо налландцы.

Наконец Мбанди улыбнулась Черная Ма, и после очередного усилия, которое сопровождалось горловым рыком, ему удалось чуть пригнуть руку Морено к столу. Команда “Дьябло” разразилась радостными и совсем похабными воплями, а дон Гильермо крикнул нести всем пива.

Однако этим успехи чернокожего гиганта и ограничились. Он рычал, скалился, на его выбритой башке выступили крупные капли пота, которые собирались в глубоких складках на лбу и стекали вниз, застилая зрение. Черный Пес с виду легко выдерживал давление, но не делал ни единой попытки переломить ход поединка в свою пользу, словно на большее ему сил не хватало.

Дороти, забывшись и забыв о своей роли пленницы, смотрела на это дикарство и варварство и понимала – ей нравится. Нравится, что Морено сильнее и прочнее, чем казался изначально, нравится, что тот вцепляется зубами и пытается выгрызть победу там, где ее быть не может. Это… заводило, черт побери. Она болела за Морено, желала ему победы.

“А еще он дерется за тебя, детка, за то, чтобы ты могла потом встать на мостик своего корабля. А не околачиваться по черным портам в драном мундире, рассказывая рыжим потаскухам, как была капитаном Его Величества”, – шепнул внутренний голос, почему-то с интонациями Дорана – тот также придыхал на гласных и глотал окончания.

– Сильнее, – шепнула Дороти Морено, точно тот мог ее услышать. – Дьявол тебя побери, дави сильнее!

А потом произошло несколько событий одновременно, слившихся для Дороти в единое, остро приправленное похотью, безумие.

Мбанди заорал от натуги и начал привставать, разом усиливая хватку и добавляя к давлению еще и свой вес. Морено, точно ждал этой секунды, напрягся весь, сжал челюсти так, что заходили желваки, и, вложив в короткое движение, кажется, весь запас сил, чуть сдвинул кисть противника на себя, меняя направление, преломляя, и одним коротким рывком положил руку Мбанди на свою половину стола.

А потом он словно ощутил, что Дороти на него смотрит, обернулся и глянул в ответ – тяжело и жарко. Будто мысли прочел.

Дороти почувствовала, как внизу живота разливается предательский огонь, который теперь одной волей было не остановить. Время вокруг замедлилось, сделало минуту вязкой, словно заполненной смолой.

Вот Мбанди возмущенно орет и потрясает кулаками… Вот трактирщик хватается за книгу ставок… Вот матросы с “Санта-Розы” хлопают друг друга по плечам, радуясь взятому кушу… Вот дон Гильермо брезгливо выплескивает пиво из кружки прямо на пол и, не оборачиваясь, выходит за дверь…

Но все это происходит где-то снаружи водоворота, на который похож этот взгляд – он тянет в себя, в темную глубину, не обещая ни ласки, ни нежности, ни любви, только черную страсть. Гибель. Тропа тьмы.

Закончилось все резко – между Дороти и Морено кто-то встал, прерывая это неправильное, дьявольское. Потом раздался крик про ошибку в ставках и мухлеж, и Дороти отпустило совсем. Остались только сильное чувство голода, питоном свернувшееся в солнечном сплетении, ядовитая кобра презрения к самой себе и тающее внизу живота наслаждение.

У стола то и дело возникали людские потоки – кто-то подходил, поздравлял, шутил, сыпал новостями – их признали за своих, и теперь узнать самые последние и точные сведения про “Каракатицу” не составило труда.

Но похоже, что самые первые вести оказались правдивы. Никто из тех, кто шел от континента, корабля не видел, а ведь они должны были его встретить – во время коротких стоянок или прямо в пути. Даже если предположить, что море велико и они разминулись в ночном тумане, на сами стоянки “Каракатица” должна была заходить – перед тем, как миновать самый длинный недельный переход до континента. Однако двое моряков с рыбацкой шхуны, которые возвращались в порт Вейн, отработав в доках, клялись – “Каракатицы” и близко не видели на стоянках.

А вот те, кто ходил мимо Большого Краба, в один голос пели, что заметили похожую шхуну именно там, и шла она вдалеке от основного торгового пути, в порт Вейн не заходила, а чесала в обход рифов по направлению к Темным островам.

– Так на Темные ж сподручнее вдоль побережья, а потом уже прямиком в течение, – Фиши, как бывалый рулевой, усомнился в правдивости рассказа.

– Так и мы так подумали. – С ним не стали спорить, напротив, плеснули в его кружку пива. – Но сам посуди, куда им идти тем курсом? Да некуда, только в пасть к морскому дьяволу. Либо они вышли в течение после того, как обошли рифы, либо отправились прямиком в Море Мертвецов, и тогда “Каракатицу” вы увидите только когда помрете.

– А еще бригантина за ними шла, через шесть часов, – припомнил кто-то. – Я еще подумал – на черта они тащатся на хвосте и таким странным курсом, но малышка была под обычным флагом…