Алмазная пыль - Адива Гефен

— Сюзан! — я повысила голос почти до крика. — Чтоб ты даже не вздумала прийти на кастинг! Иначе я вместе со своим мюзиклом ухожу в клуб Кирьят-Гата. А сейчас дай мне на пару минут компьютер, пожалуйста.

Компьютер Культурного Центра работал безупречно. Быстрый поиск в «Гугле» не принес никакой информации о музееведе по имени Михаэль Топаз. Зато более десяти тысяч сайтов упоминали Зуциуса. С чего начать?

Мой мобильный телефон упрямо застрекотал.

Сюзан беспокойно вертелась вокруг меня:

— Не будешь отвечать?

— Нет. Пойду готовиться к кастингу.

Выйдя из кабинета, я заглушила звонок назойливого аппарата. На двери моего класса висело объявление о кастинге для мюзикла. Несколько девочек ждали в коридоре.

— Девочки, вы что, из школы сбежали?

— Нас сегодня раньше отпустили… — захихикали они.

— Ясно. Но мы начнем не раньше трех.

Студия была готова к прослушиваниям. За длинным столом стояли три стула для судей и перед ними — новые желтые блокноты. Отлично! Сначала выберем Марию, потом — Тони. Он должен будет соответствовать девушке. Потом отберем актеров на остальные роли, танцоров и певцов.

В кармане завибрировал мобильник. Переждав его эпилептический припадок, я проверила список входящих звонков. Восемь звонков от той, которая когда-то была моей матерью. Один звонок от Рут, один от Идана и пять от Шамира. Шамир и еще раз Шамир. Никуда от него не денешься! Ах да! Я же обещала с ним сегодня встретиться! Но я не знала про кастинг, так что — пускай подождет…

Без четверти три в комнату заглянул Гиль Шломот — хореограф Культурного Центра, и сразу за ним появилась Шарон Алуф — аранжировщик, талантливая девушка, которая так же, как Гиль и я, променяла искусство на практическую деятельность. Одним искусством не проживешь…

Мы пригласили первую претендентку. Высокая накрашенная девица впорхнула и остановилась точно передо мной.

— Это вы — Габи? — спросила она, широко улыбаясь. — Я Нирит. Нирит Кахлон, — и выжидающе посмотрела на меня.

Я не реагировала.

— Я — дочь Кахлона! — пояснила она. Ну, конечно! Как же я не догадалась?! Дочь заведующего отделом парковки в тель-авивской мэрии.

— Давай, Нирит, покажи нам, что ты умеешь, — улыбнулся Гиль с наивным оптимизмом.

— Я приготовила музыкальный номер из «Кэтс», — объявила юная Кахлон, цепляя сзади к брюкам красивый черный хвост.

Дверь студии распахнулась, и в комнату вплыла Сюзан собственной персоной.

— Да! — рявкнула я. — Что ты хотела?

— Тебе звонили, сказали — это очень срочно, перезвонят через две минуты. Иди, я тебя подменю.

Что это? Сюзан хочет таким способом обеспечить дочери заведующего отделом парковки роль Аниты? Не похоже. Лицо Сюзан выражает сочувствие. Она не пыталась меня провести. Я выбежала из комнаты. Я не просто испугалась — я была в панике. Я ворвалась в кабинет, и в ту же минуту зазвонил телефон.

— Ответь же! Скорее! — закричала я Фиме, который сидел за письменным столом.

Удивленно посмотрев на меня, он поднял трубку.

— Да, она только что вошла, — сказал он и прикрыл рукой микрофон. — Это из полиции, — прошептал он, протягивая мне трубку.

Это был не Шамир и даже не Джейми, а незнакомая полицейская, которая сухо сообщила мне, что мой дедушка находится в приемном покое больницы «А-Шарон».

— Что случилось? Что с ним?! — закричала я.

— Всё в порядке. Не волнуйтесь. Но мы просим вас приехать.

«Мы»? Что делает полицейская рядом с моим дедушкой? Но на расспросы не было времени. Меня охватила паника. Что он сказал полицейским? Что его так подкосило?

Швырнув трубку, я выбежала из кабинета прямо в объятия Сюзан.

— Звонили из больницы? Что они сказали?

— ЧП, Сюзан!

— То есть?..

— А то, что теперь ты будешь руководить кастингом, — выпалила я. — Но запомни — никаких детей и внуков! Последнее слово за мной! Мы потратим на поиски Марии хоть два года, но сделаем хороший мюзикл! Только так мы получим бюджет! Вот увидишь!

Она обняла меня.

— Подожди! — закричал мне вслед Фима. — Ты же не можешь вести машину в таком состоянии. Я вызову такси… — но я была уже на улице и неслась к машине. Тут я заметила высокую фигуру Душки, который стоял недалеко от ворот, опираясь на шикарную машину с затемненными стеклами. А рядом с ним — ни кто иной, как сам господин Топаз.

— Габи! — крикнул Душка и помахал мне. Отделившись от роскошной машины, он подошел ко мне. — Что случилось? Почему ты не на кастинге?

Я не ответила. Уселась в старый «форд» и повернула ключ. Утреннее смущение, беспокойство за дедушку, секреты между Душкой и Топазом — всего этого было слишком много. Мне хотелось только одного — уехать отсюда и добраться до больницы.

— Стой, сумасшедшая! Что с тобой? — закричал Душка и встал перед «фордом», преграждая мне путь.

Я открыла окно:

— Уйди с дороги!

— Нет! Что случилось?

— Не твое дело! Как поживает твой новый друг?

— Хорошо, а что?

— Ничего!

Он и не подумал отойти в сторону. Он меня знает…

— Что стряслось, Габриэльчик?

— Дедушка… Его забрали в больницу.

Вкрадчивая улыбка мигом слетела с его губ. Он открыл дверцу машины и подтолкнул меня на пассажирское сидение.

— Подвинься, я поведу, — он сказал это таким заботливым голосом, что у меня внутри будто лопнуло что-то.

— Эй, да ты плачешь?! — Душка был поражен. Ловко маневрируя, он выехал с тесной стоянки.

— Нет.

— Не плачь. Твой дедушка не из тех, кто с легкостью расстанется с этим миром. Не надо, милая, прекрати…

Я уже много лет не плакала. Слезы, плач, жалость к себе — всё это для меня давно закончилось. Папа не разрешал мне плакать. Он говорил, что мы должны беречь запас слез, ибо кто знает, что еще нас ждет… В общем, когда она уехала, а мы остались, твердо решив не плакать, папа привязался к виски… Он прятал бутылки в пустующей спальне. Каждый вечер он пил, глядя куда-то вдаль, слушал измученного Малера и всё ждал, что она войдет в калитку, принеся с собой аромат жасмина, которым она любила душиться…

Слезы были роскошью. Только бабушке Йоне разрешалось плакать. Она обнимала меня, прижимала к своей огромной груди и заливала мне лицо соленой жидкостью. «Бедная девочка», — всхлипывала она…

— Ты в порядке? — Душка тронул меня за плечо и тут же отдернул руку.

Пожалуйста, не убирай руку, прикоснись ко мне, погладь, утешь меня, а я разнежусь под твоей теплой рукой на соседнем сиденье, и, может быть, расскажу тебе, как ты мне нужен.

— Я в полном порядке. О чем вы разговаривали с Топазом?

— О тебе. Только о тебе. Скажи, ты действительно собиралась меня переехать?

— Да! А о деле Топаза?

— Да ну, ерунда! Он уверен, что у вас есть ценные картины, и хочет узнать, как попасть к твоему дедушке.

— Поэтому ты и согласился на него работать?

Он не ответил.

— Кто тебе сообщил о дедушке?

— Полицейская какая-то…

— С какой стати — полицейская? Что он натворил? Обжулил Газету в канасту?

— Понятия не имею, — соврала я. Я же еще не успела ему рассказать о событиях прошлой ночи на дедушкином дворе.

10

Душка высадил меня у приемного покоя и скрылся в глубине стоянки.

— Кого вы ищете? — спросила медсестра, которая как раз закончила перепалку с гулливероподобным типом, грозившим расправиться с ней, если она сию секунду не пришлет врача к его сыну. — Макс Райхенштейн? Он во внутреннем отделении. Там с ним полиция.

Найти дедушку было нетрудно. Одетый в светлую пижаму с эмблемой больницы, он стоял посреди прохода и кричал на троих врачей, которые покорно и испуганно взирали на огромного разгневанного старика.

— Не смейте его трогать! — кричал дедушка. — Только я один умею с ним обращаться! Он вам не кто-нибудь! Это человек, который спасся от гибели, чудом уцелел в огне… Ой, Габи, наконец-то ты пришла… — гнев в одно мгновение сменился ангельской улыбкой. Он был бледен, на лбу блестели капли пота, глаза сверкали. — Скажи им, Габриэла, скажи, что я не позволю забрать его в отделение для психбольных, он там погибнет, скажи им…

Он отдернул зеленую занавеску — там, подтянув тощие ноги к подбородку, сидел на кровати Газета и держал в руке пустой шприц. Рядом с ним стоял его неизменный транзистор. Он, как одержимый, двигал поршень шприца вперед и назад. Я подошла к нему. Якоб поднял на меня невидящие глаза, пригладил волосы бледной рукой и спросил:

— Газеты есть? Я был ранен в бою за Ленинград, — пояснил он, помахав шприцем. — Шестерых, будь они прокляты, шестерых таких я убил.

— Молодец! — похвалила я, протягивая ему руку. — Пересядь, пожалуйста, на этот стул. Отдохни немного. Они готовят для тебя медали.

Дедушка опустился на освободившуюся кровать. Медсестра с конским хвостом и густой челкой вошла в палату и начала подключать к нему аппарат ЭКГ.