Пехота Апокалипсиса - Александр Золотько

– А сейчас их и ловить не нужно – отбиться бы. Вон – полная Сеть. Не считая радиоканалов. Как я боролся с Братьями! Черный пиар как оружие непокоренных! Как я уходил из засады и что из этого вышло! Дайте мне орден за заслуги третьего сорта! Мы – ветераны сетепартизанского движения! – Соболев встал, раскланялся под аплодисменты коллег и сел на место.– Нам это нужно? Или это нужно вам?

– А эту свою замечательную точку зрения ты не хочешь выразить? – поинтересовался Касеев.– Вот так все и рассказать: задрали, сволочи, где ж вы в Сети прятались в таком количестве и кто же, в конце концов, андерграунд-порно изготавливал? Там ведь земных женщин монстры не только насиловали, но и убивали... в подробностях и без купюр. Кстати, я один знаю, что андерграунд-порно в продажу стало поступать? Мы в связи с этой порнухой с нашими органами правоохранительными общались?

– Пытались,– сказал Светин.– Центр общественных связей и все пресс-центры знать ничего не знают, у них такой информации нет, но если у нас такая появится, то просят вначале сообщить им, а уж потом, если позволит Закон об оперативной деятельности, обнародовать. И жестко так излагают, между прочим. Убедительно. А пока предложили материалы о росте бытовых преступлений в регионе. В списке материал значится.

– Если вы сейчас надумали спросить у меня о Территориях...– руку поднял Ройтман,– то вынужден напомнить, что не идут туда сейчас поезда, не летают, понятное дело, самолеты, а пешие прогулки заканчиваются либо заключением под стражу, либо невозвращением с Территорий. Это как о жизни после смерти – оттуда еще никто не возвращался.

– А об этом материал...– Касеев почувствовал, что начинает закипать.

Все, что говорили его подчиненные, по сути было правильным. Именно все так и выглядело – бесперспективно и уныло. Он ведь и сам знал, без объяснений Ройтмана, что формально ничего в сношениях с Территориями не изменилось.

Работает режим отбора и фильтрации, запретные зоны и границы никто не отменял, раньше, правда, ссылались на Братьев, сейчас все просто откладывается до выяснения обстоятельств.

– Об этом материал...– начал Ройтман и замолчал, увидев, как Касеев махнул рукой.

– Боимся,– сказал Касеев.– Язык в задницу – и сидеть мышкой? Я не буду попрекать вас зарплатой, хрен с ней, но сами вы себе не противны? Сами себе, акулы Сети?

Он говорил тихим, ровным голосом.

Он держал руки на столе и следил за тем, чтобы они не сжимались в кулаки.

Он понимал, что если сейчас сорвется, то наговорит грубостей и глупостей, что не с подчиненными он сейчас разговаривает, а с Новым Главным, с неизвестными владельцами СИА, с самим собой, в конце концов.

Это понимали все собравшиеся в кабинете. Это понимала даже секретарша Даша, традиционно подслушивавшая разговоры в кабинете через селектор.

И все понимали, что ничего хорошего из этого разговора не получится. Разве что выплеснуть немного накопившейся желчи.

– Нам ведь не могут запретить всего,– сказал Касеев и осекся – вот как раз о запретах речи не было.

Никто ничего не запрещал. На все находились совершенно объективные причины, ничего общего с запретами не имеющие.

– Мы просто струсили,– сказал Касеев.

– Не все,– буркнул, не поднимая глаз, Соболев.– В «Мире» Фомин написал о расстрелах двадцать пятого. И даже опубликовали... как последний материал погибшего журналиста.

– Снегирева попала в пьяную драку. Случайно,– глядя в окно, сказала Натали.

– Когда? – спросил Касеев.

– Вчера, а вы что, не знали?

– Я вчера...– пробормотал Касеев.– Ну, в общем, не слышал.

Касеев постарался не смотреть на свои пальцы. Позавчера он то ли превысил дозу, то ли накопилась эта дрянь...

Не было уже ставших привычными эйфории и легкости. Касееву показалось, что тело становится невесомым, бесплотным, что превращается тело в газ, растворяется в воздухе, но сознание Касеева продолжает работать, он видит...

Если это можно выразить обычным словом «видит».

Касеев словно видел миллионами глаз, словно каждая его клеточка, каждая молекула его тела превратилась в глаза... или нет, не в глаза, а в орган чувств, которого никогда не было ни у одного человека.

Касеев чувствовал объем окружавших его предметов и вещей, ощущал не только их поверхность, но и внутреннюю структуру, чувствовал аромат цвета и точно знал, что в радуге не семь, а куда больше цветов...

Очнулся Касеев вчера вечером, проведя с проклятой зеленой пылью почти сутки. Новому Главному сказал, что готовил эксклюзивный материал. Ведет расследование.

Новый Главный расспрашивать не стал, но очень настойчиво попросил дать возможность ознакомиться с эксклюзивом до его выхода в Сеть.

– Позавчера линчевали писателя,– сказал Ройтман.– На улице Липовой.

– Линчевали? – переспросил Касеев.

Словечко это старались не употреблять официально. Если уж никак не удавалось отвертеться и списать произошедшее на несчастный случай или рядовое преступление, то употребляли термин «эксцесс». И добавляли – «достойный сожаления».

Какие могут быть суды Линча в средней полосе России? Скажете тоже! Это вам не Дикий Запад. Это вам...

– Повесили,– пояснил Ройтман.– Кто-то из прохожих опознал в недавно приехавшем к нам в город мужчине Алексея Глухова, очень успешного писателя-фантаста. Мужик до самой Встречи писал про эльфов и вампиров, а когда поперла тема о любви к Братьям, о межзвездной страсти, не выдержал и стал писать об этом. Типа – бабки хорошие. Не додумался взять псевдоним – славы очень хотелось. Уехал в ноябре из Москвы, думал в провинции отсидеться, но не вышло. Мужику еще и пятидесяти не было...

– Туда ему и дорога,– сказал Соболев.

– Это тот, который написал «Звездную любовь»? – спросила Натали.– Жалко. Я плакала, когда читала... Даже хотела ехать на Территорию, но потом папа...

– Хороший у тебя папа,– с одобрением сказал Зудин.– И рука у него твердая.

– Ага,– легко согласилась Натали.– Я тогда две недели сидеть не могла.

– Зато живая,– подвел черту Касеев и снова повернулся к Ройтману.– Сделаешь материал?

Ройтман возвел очи к потолку и стал загибать пальцы:

– Свидетелей – нет. Милицейские протоколы – недоступны. Уже запустили слухи, что мужика замучили угрызения совести и он повесился, узнав, сколько жизней, сука, искалечил. По всему миру сейчас охота на таких идет. Писателей...

– Вот об этом и сделай материал. Кто, где, как, с переходом на статистику подобных происшествий среди писателей, актеров, режиссеров, богемы, в общем... Мы подобного не одобряем...

– Это вы не одобряете,– встрял Зудин,– а обычные нормальные люди...

– Вот как ты,– хмыкнул Соболев.

– Как я,– с вызовом подтвердил Зудин.– Мы бы этих выродков... Чиновников всяких, сосулизаторов и сбляжателей, тех хоть под суд можно. А этих? Книги жечь?

– Уже жгли,– усмехнулся Ройтман.– Правда, без писателей. И издателей.

– Каленым железом! – выкрикнул Зудин.– И на фонарные столбы. Я бы еще разобрался с уродами, которые в Территориях сидели и Братьев изображали, мать их так! Это ж сколько они народу угробили и искалечили! Вот этих бы вытащить сюда и отдать матерям да отцам!.. И нечего тут рожи корчить! Не нравится... А я бы...

– Ты бы кадр научился правильно строить, мститель.– Касеев хлопнул ладонью по столу.– А то ведь вылетишь с работы. И не за черносотенство, а по профнепригодности.

– А вы мне рот не затыкайте! – Зудин вскочил.– Моду взяли – рты затыкать! Не то время! Теперь за Братьями не спрячетесь!

Зудин хотел еще что-то выкрикнуть, но Соболев, сидевший с ним рядом, вдруг схватил оператора за ворот кожаной куртки и за брючной ремень и, не говоря ни слова, потащил к выходу.

Ройтман бросился вперед, распахнул дверь, Соболев одним движением вышвырнул орущего оператора в коридор и закрыл дверь.

Не говоря ни слова, вернулся на свое место.

Помолчали.

– Да,– сказал Касеев.– И что показательно, чем тупее человек, тем глубже его убежденность.

– А в июле он хвастался, что его, возможно, возьмут работать на Территорию, во Вспомогательную службу,– сказала Натали.– Я так просила, чтобы он меня с собой взял...

– И так просила, и эдак просила,– прокомментировал Ройтман.– Во всех позах.

– Ага,– кивнула, не смутившись, Натали,– по-всякому, только он и сам не поехал, и меня... не взял.

– Это ж он куда теперь? – ни к кому конкретно не обращаясь, поинтересовался Артем Красильников, сидевший до этого, как всегда, молча в углу.– К Новому Главному или к народу?..

– Это вы про Зудина? – спросил селектор голосом Даши.– Если про него, то он сейчас к Новому Главному ворвался, со слезами. Вы его что, побили?

– Даша, подслушивать совещания – нехорошо! – сказал Касеев.– От этого уши растут, мигрень развивается...

– Очень нужно мне подслушивать! Тут пришла дама, мамаша девушки, пострадавшей от братской любви... Очень хочет... Новый Главный сказал – к вам.