Путешествие вокруг дикой груши - Петер Надаш

Венгрии описываемого периода каждый мог заниматься тем, чего он не знает, и каждый открыто мог думать об этом то, чего он не думает. И если при сей благородной и привлекательной несознательности венгры все же не довели страну до крайнего разорения и хаоса, то этого не случилось лишь потому, что среди всех равных граждан были граждане еще более равные. И называли их — глашатаи новостей.

Венгерские глашатаи новостей как две капли воды походили на всех прочих венгров, но стоило им открыть рот, как сходство это обращалось в свою противоположность. Походили на всех других венгров они потому, что так же счастливо сочетали в себе черты взрослого и ребенка, но если обычный венгр имел возможность учить уму-разуму одновременно лишь одного или в лучшем случае нескольких других венгров, то глашатаи новостей могли учить уму-разуму сразу всех. Что касается их самих, то тут их педагогическое усердие было совершенно бесплодно, так как от прочих венгров они отличались еще и тем, что если обычные венгры могли понимать все сказанное как им заблагорассудится, то глашатаи новостей воленс-ноленс должны были делать вид, что они ни бельмеса не понимают из того, о чем говорят другим. Вдохновенные педагоги, они были нерадивыми учениками. Понятно, что, ни бельмеса не понимая из того, о чем сами же говорили, они наилучшим образом воплощали в себе то общее незнание, которым венгры обладали лишь вместе взятые. Ну а если вы можете выразить нечто, что является общим для всех, то не повод ли это для личных восторгов?

Так что в качестве педагогов они были самые взрослые из взрослых, имея возможность поучать всех и каждого, но при этом и в детскости им не было равных, так как сами они не могли ничему научиться даже у самих себя. Ибо стоило им сделать вид, будто они понимают, о чем говорят, как в глазах остальных они делались идиотами, ведь нормальный не будет прикидываться, будто понимает то, в чем на самом деле нет никакого смысла. Так что изображать из себя понимающих они не могли, и это было достаточным поводом для уныния.

Однако их беспримерная и не вызывавшая ни тени сомнения популярность имела еще и другие причины. В описываемое время в повседневном общении венгров использовались в основном три слова, заимствованные из сферы биологической жизнедеятельности, но утратившие уже свой изначальный смысл. Одно слово — для обозначения действия, вторым выражался его объект, а третье легко заменяло собой все возможные определения и наречия. Однако, чтобы не нарушать приличий и не выходить слишком далеко за рамки нашего трактата, не будем характеризовать эти три слова подробней. Хотя нельзя умолчать и о том факте, что глашатаи новостей и сами в быту использовали эти слова, но стоило им появиться на публике, как они начинали говорить на таком языке, которым не разговаривал ни один венгр. И сие обстоятельство приобретало для венгров удивительную многозначность. Во-первых, оно означало, что у них есть общий язык, которого нет, во-вторых же, оно им напоминало о том, что общий язык не только существовал когда-то, но может существовать и теперь, если в силу какой-то счастливой случайности им удастся достигнуть общего понимания.

В тот жаркий и душный вечер, когда полстраны уже было объято пламенем, на экране должна была появиться пользовавшаяся всеобщей любовью глашатальница новостей, обладавшая по-матерински проникновенным голосом. Мы ничуть не преувеличим, сказав, что даже среди более равных, чем все остальные, она была, несомненно, наиравнейшая. За последние лет этак сто пятьдесят в истории венгров не было такого возвышенно-радостного или прискорбно-печального события, о котором они не узнали бы не от нее, поэтому благодарному населению не оставалось ничего другого, как окружить ее всеобщей любовью. Своей исключительной популярностью она была обязана исключительному же природному дару, о котором другие могли только страстно, но тщетно мечтать или в лучшем случае подражать ему. Дело в том, что в отличие от всех прочих обыкновенных венгров, страдавших раздвоенностью сознания, ее личность могла не раздваиваться, а растраиваться, поэтому она не только умела с глубочайшей убежденностью и сопереживанием зачитывать тексты, из которых, как могло показаться, не понимала ни слова, но и, с одной стороны, давала при этом своей интонацией всем остальным понять, как следует понимать всю произносимую ею бессмыслицу с точки зрения коллективного незнания, а с другой стороны, подсказывала тем же способом, чего с точки зрения индивидуального знания не следует понимать из того, что и в самом деле не имело никакого смысла ни с какой точки зрения. Светочем была для всех эта женщина, прорицательницей и оракулом.

Мне придется начать с драматического сообщения, безоблачным тоном сказала она в тот вечер тем венграм, которые еще могли ее слышать, и, расплывшись в улыбке, вобравшей в себя всю зрелую силу женского обаяния, вдруг запнулась, как будто с губ ее чуть не сорвалось одно из тех самых похабных слов, которые в жизни срывались с них без каких-либо затруднений. Она знала, что слова непроизнесенные соотечественники понимают лучше произнесенных, поскольку из них они понимают не только то, чего данное слово не означает, но и то, что оно означает применительно к ситуации. После чего, как бы характеризуя вобравшие в себя коллективное недомыслие словеса, которые потекут с ее иронично блестящих губ, глаза ее засверкали молниями. Невзирая на провокационные слухи, продолжала она, согласно которым в стране якобы начался пожар, можно с полной уверенностью, основываясь на сведениях из самых надежных источников, утверждать, что жизнь в стране протекает в нормальном, спокойном русле. Никто не позволил ввести себя в заблуждение. Шашлычники жарят в жаровнях свои шашлыки, Винни Пух, как ему и положено, почистил перед сном зубы[3], и в городе скоро забьются механические сердца дискотек. Все это она произнесла столь растроганным голосом, что на глаза ее навернулись неподдельные слезы. Если кто-то не верит, добавила она и бесстрашно вскинула голову, пожалуйста, оглянитесь вокруг. Она знала, что говорила. Ведь в венгерском языке рассматриваемого периода призыв был тождествен утверждению, поэтому даже из тех, кто еще в состоянии был оглянуться, призыву ее никто не последовал. Продолжая свой комментарий, телевизионная дива не стала распространяться на тему пожарных учений, как не стала ничего говорить и о том, что панические слухи являются-де результатом истерической пропаганды вражеских «голосов»; вместо этого, облив доверчивых граждан улыбкой презрения, она сообщила о том, что источником слухов послужило то обстоятельство, что в последние дни в картографическом институте после обычной ежегодной инвентаризации действительно подвергались уничтожению некие