Деревянные актёры - Елена Данько

– Вон отсюда, оборванцы! Чтобы вашего духу здесь не было, бродяги! – заорал он.

Нинетта замерла с поднятой ручкой. Испуганный Паскуале выглянул из-за ширм. Я кинулся складывать ширмы, оглядываясь на кухонное окно.

– Живее, убирайтесь! – крикнул сторож и дал мне по затылку.

Я чуть не упал.

– Ай! – взвизгнул Паскуале. – За что же вы нас гоните? Мы заработали себе обед!

Вместо ответа сторож схватил нас за шиворот, как щенят, и протащил так шагов тридцать по дороге. Потом, дав каждому пинка, он крикнул:

– Ступайте к чёртовой бабушке, она вас накормит обедом! Посмейте только шататься здесь, я вам голову сверну! А что это? Господин епископ едет, а они всякую дрянь развесили! – И сторож, яростно ругаясь, сдёрнул с плетня дырявый горшок.

Мы пошли прочь из деревни. Сторож с развевающимися фалдами сгонял с дороги свинью и поросят. В конце улицы показалась золочёная карета. Её окружали всадники в красных кафтанах. Хозяин постоялого двора выбежал на середину улицы и стал низко кланяться, хотя карета была ещё далеко.

– Они съедят наш обед, – пробормотал Паскуале и погрозил кому-то кулаком.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

КАШПЕРЛЕ

ВСТРЕЧА С МЕЙСТЕРОМ ВАЛЬТЕРОМ

Мы могли вернуться задворками и попросить хлеба у крестьянок. Но Паскуале твердил одно: «Мы не нищие…» – и упрямо шёл прочь от деревни. Посреди улицы, выпятив грудь, как индюк, всё ещё торчал сторож. Скоро мы вошли в лес. Дорога вилась между холмами. К полудню весеннее солнце стало припекать. С голоду меня мутило, а Паскуале еле волочил ноги.

Мы присели отдохнуть на склоне горы, у весеннего ручейка.

Кусты закрывали нас со стороны дороги. Подснежники уже голубели в траве.

Вдруг из-за поворота дороги послышались хлопанье кнута и крики: «Гей, гей, старый! Прибавь-ка шагу, гей, гей!» Из-под горы показалась голова серой лошади. Жёлтый бант качался между её ушей. За ней вынырнула голова мужчины в рыжей шляпе, а потом показалась тележка, нагруженная сундучками и досками. На козлах сидела худощавая женщина в капоре, придерживая рукой большой узел.

Вдруг из узла выпросталась чья-то ручка и раздался тонкий голосок. Мужчина снял шляпу, вытер лоб и взглянул на ручей.

– Ну что ж, дочка, можно и отдохнуть. Пора обедать. – И он повернул лошадь на лужайку.

Женщина недовольно затараторила.

– Ну, полно ворчать, Эльза, и лошадка небось устала, – добродушно сказал мужчина.

Узел на тонких ножках соскочил на землю. Это была маленькая девочка, закутанная в платки и шали. Она сразу подбежала к подснежникам.

Я дёрнул Паскуале за рукав.

– Пойдём, что ли?

– Постой, – ответил Паскуале, – посмотрим, что они будут делать.

Мужчина отпряг лошадь, снял два сундучка с тележки, потом скрепил три хворостины и зажег под ними костёр. Девочка с жестяным котелком пошла к ручью. Она нагнулась над водой совсем против куста, где мы сидели. Глядя на её рыжую голову с пробором посередине, я нечаянно прижал локтем сухую ветку. Ветка треснула, как выстрелила. Девочка вздрогнула и, выронив котелок, испуганно уставилась на нас.

– Марта! – крикнула женщина.

Девочка нагнулась за котелком, но быстрые струйки уже тащили его по камешкам всё дальше и дальше, туда, где у края дороги был маленький водопад. Там котелок застрял на сучке. Девочка всплеснула руками. Ругая себя за то, что не вовремя сломал ветку, я вылез из-за кустов и достал котелок. Девочка сделала книксен, взяла котелок и пошла к своим.

– Ну, пойдём, Паскуале! – сказал я, взваливая ширмы на плечо.

Паскуале, прихрамывая, слез на дорогу.

– Гей, гей! – крикнул мужчина. – Вы что за птицы? Воробьи или синицы, а может, курицы? – Он шагал к нам, прикрывая глаза от солнца.

– Да уж, верно, не курицы! – задорно ответил Паскуале. – Курицы – во дворах, а мы – на горах!

– Вот это я люблю! Значит, птицы перелетные, люди беззаботные! Идёмте с нами обедать! – И, схватив нас под руки, он потащил нас к костру. – Садитесь! – он хлопнул рукой по сундуку. – Не люблю обедать без компании. Хороший гость, что доброе вино, всякую жратву скрасит. Вот это – моя жена, фрау Эльза, вот это – дочка, фрейлейн Марта, а сам я зовусь мейстер Вальтер. Не слыхали про такого? – Он сощурил один глаз.

– Нет, мы не слыхали.

Из котелка шёл вкусный запах. Фрау Эльза резала хлеб. Я не мог оторвать глаз от ножа, отсекавшего темные ноздреватые ломтики от румяной краюхи.

– Ну, говорите, как вас звать? – не унимался мейстер Вальтер. – Джузеппе? Значит, по-нашему Иозеф. Паскуале – ох, какое длинное имя, Я буду звать тебя Пауль. А теперь берите ложки и не церемоньтесь!

Мы не заставили себя долго просить и набросились на похлебку.

Фрау Эльза обиженно поджимала губы. Марта бросала нам робкие сочувственные взгляды. Мейстер Вальтер то и дело подкладывал нам ломти хлеба, вынимал из золы печеный картофель и говорил:

– Веселей, веселей, ребята! Люблю, когда весело кушают! Паульхен, ещё картошку! Иозеф, не зевай! А ну-ка, расправимся с этим ломтем по-свойски… Так его! А вот ещё один!

Наконец я был не в силах больше есть. Мне стало жарко.

– А теперь не грех и покурить, – сказал мейстер Вальтер. – Где же моя трубка? Вишь, чёрт, трубка куда-то пропала! – Он рылся в карманах, оглядывался вокруг и вдруг подмигнул.

– А, вот она где! – радостно воскликнул он, вытаскивая трубку с серебряным ободком из кармана Паскуале.

Паскуале покраснел как рак.

– Я не брал вашей трубки! Это неправда! – У Паскуале даже глаза наполнились слезами.

Мейстер Вальтер смеялся.

– Не сердись, петушок, не сердись, голубчик.

Паскуале вскочил.

– Идём, Пеппо, мы не воры!

«Клох-клох ку-ка-ре-ку!» – вдруг закукарекал петух, неизвестно как попавший за ящик.

Мейстер Вальтер ловил бившего крыльями петуха и приговаривал:

– Не сердись, петушок, скажи этим ребятам, что мы шутим!

«Клох-клох-клох!» – раздалось примиренное кудахтанье.

Мейстер Вальтер уже держал петуха на груди, прикрыв его полой куртки, и ласково разговаривал с ним. Вдруг он распахнул куртку, и мы увидели, что никакого петуха нет, а есть только шляпа мейстера Вальтера с петушиным перышком.

Он подбросил свою шляпу и, сказав: «А ну, посмотрим, что я нынче заработал» – стал вынимать из неё круглые пряники и угощать всех.

Я ничего не понимал. У Паскуале от обиды всё ещё горели щёки. Он не взял пряника.

– Ну, возьмите, пожалуйста, – сказала девочка. – Отец всегда так, он всякие фокусы проделывает!

– Ты что про фокусы? – крикнул отец, осторожно взял её за нос и, поверите ли, вытащил у неё из носа длинную-предлинную ярко-розовую ленту. Он вытаскивал кусок за куском, отбрасывая ленту рукой, и говорил:

– Фу, фу, какой срам! Другие девочки ленты в косы плетут, а эта – в нос затолкала!

Я прыснул. Паскуале не мог удержаться от смеха. Девочка поправила рыжие волосы и сказала:

– Ну, вот видите, я ведь не обижаюсь! Она бережно собрала ленту и смотала её.

– Помиримся, Паульхен! – мейстер Вальтер протянул руку Паскуале. – Мейстер Вальтер ещё не такие фокусы знает. Ему хорошо известно, что у тебя в мешке. Да, да, там сидит хорошенький Пульчинелла в чёрной масочке, а другой Пульчинелла, только поменьше, прячется у Иозефа за пазухой.

Я привскочил.

– Откуда вы знаете?

– Не бойтесь, ребята. Мы всё время идём за вами следом. Вчера мы были на постоялом дворе, где вы представляли третьего дня. Нам всё там рассказали. Я рад, что догнал вас. Я ведь сам кукольник-поппеншпэлер. Мы едем на ярмарку в Тольц, а мой мальчишка-подручный вывихнул ногу и лежит дома у матери. Хотите работать у меня? Мне нужны помощники.

Мы с Паскуале переглянулись.

С мейстером Вальтером путешествовать будет и сытно, и не страшно, и весело.

– До ночлега пойдём вместе, – предложил мейстер Вальтер, – а там вы подумаете и решите. Марта, покажи им своих кукол, а я пока вздремну. – И мейстер Вальтер влез на тележку, прикрыл лицо шляпой от солнца и захрапел.

Я вымыл посуду у ручья. Фрау Эльза посмотрела на меня приветливее. Марта и Паскуале уже стояли над открытым сундуком с куклами.

Наверху лежал горбоносый, улыбающийся человечек, похожий на Пульчинеллу.

– Кашперле! – сказала Марта и обдёрнула на нём красную курточку. – Доктор Фауст! – Из ящика появилась фигурка в чёрном бархате, с большими грустными глазами. – Голо! – Плосколицая, черноглазая кукла сверкнула парчовым колетом. Потом Марта вынула мохнатых чёртиков с закрученными хвостами, карликов, скелет с блестящей косой, дракона в зубчатой броне и ещё много других кукол.

Наконец она развернула куколку, лежавшую отдельно, и тихо сказала:

– А вот моя Геновева! – и нежно расправила усыпанную блестками фату и голубой атласный шлейф синеглазой Геновевы.

Все куклы были на немецких вагах, без железного прута. Рядом с нашими куклами они казались коротконогими, а в остальном были такие же, как наши.