Это злая разумная опухоль - Питер Уоттс

мы наконец-то достигли критической массы? Это кучка отдельных случаев или начало цепной реакции? Может, мы добрались до точки невозврата, и жизни черных станут достаточно важны, чтобы те начали открывать ответный огонь? Учитывая статистику, кто из вас станет винить их, если они так и поступят?

Что до меня, то я еще более рад, что не выложил в блог тот пост. По крайней мере, никто не сможет свалить на меня вину за события прошлых дней. (Не смейтесь – после моего поста о сожжении Трампом Америки как минимум один давний фэн полностью отрекся от меня из-за того, что я «пускаю его в расход», как будто мои размышления могут оказать хоть малейшее воздействие на политические события в США. Некоторые люди серьезно переоценивают мое влияние на мировую сцену.)

Я понятия не имею, что ждет нас дальше. И не уверен, что хочу иметь.

Я знаю только одно: если мы наконец-то, долгое время спустя, начинаем пожинать бурю – никто не может сказать, что она взялась из ниоткуда.

Дельфиний язык

(Блог, 6 декабря 2016 года)

Так общаются с инопланетным разумом: его пытают и продолжают пытать, пока не научатся отличать слова от воплей.[45]

«Ложная слепота»

Хотите – верьте, хотите – нет, но приведенная выше цитата была вдохновлена кое-какими реальными исследованиями, касавшимися языка и дельфинов.

Честно говоря, источник вдохновения был несколько менее гротескным: исследователи научили пару дельфинов реагировать на конкретные стимулы (видишь красный круг – нажми носом желтую кнопку, и все такое прочее), потом рассадили их по разным бассейнам, но все равно позволяли общаться друг с другом. Покажи стимул одному, а панель помести в бассейн к другому. Дай им поговорить. Если дельфин в бассейне с панелью поплывет и нажмет верную кнопку, можно будет заключить, что они обменялись информацией устно: сделать вывод о наличии языка. Более того – ты запишешь звуки, содержащие в себе эту информацию, а значит, сделаешь первый шаг к пониманию вышеупомянутого языка.

Насколько я помню, ученые вознаграждали верные реакции рыбным лакомством. Ученые из «Ложной слепоты» не знали, чем вознаградить своих пленных Чужих, – они не знали даже, чем проклятые твари питаются, – поэтому взяли кнут вместо пряника и за неверные реакции облучали шифровиков микроволнами, причинявшими им боль. Это было драматичнее и больше соответствовало тревожному нигилистическому духу книги. Однако принцип оставался тем же: задай одному существу вопрос, заставь другого на него ответить, проанализируй информацию, которой они обменялись, чтобы дать этот ответ.

Я забыл, прошли в итоге те дельфины испытание на речь или нет. Полагаю, что прошли – провальный эксперимент вряд ли попал бы в передачу о невероятном уме дельфинов – но если так, разве за прошедшее время мы не продвинулись бы дальше? Не должны ли мы знать как минимум те дельфиньи слова, которые значат «красный круг» и «желтая кнопка», и (раз уж мы говорим о дельфинах) «случайный беспорядочный секс»? Почему же в то время как дельфины, похоже, способны запомнить приличное количество наших слов – мы пока что не сумели обучиться ни единому их слову?

Я всегда велся на истории про дельфинов-как-братьев-по-разуму. Именно это и привело меня к изучению морских млекопитающих. Один из самых первых моих рассказов – написанный еще в старшей школе – повествовал об ученом, который живет во все более фундаменталистском обществе, борясь с сокращением финансирования и враждебным отношением к его попыткам расшифровать язык дельфинов, потому что сама концепция нечеловеческого разума считается кощунственной. (В конце концов исследования закрывают, его стремление поговорить с дельфинами кончается ничем – однако в последней сцене его дельфины в аквариуме тихо беседуют на своем языке. Они, видите ли, решили не демонстрировать свою разумность. Они знают, так для них будет лучше.)

Так вот. Я посмотрел все выпуски Nova, проглотил все неврологические аргументы в пользу разумности дельфинов (Мозги Tursiops на 20 % больше наших! У их неокортексов более высокая складчатость и больше площадь поверхности!) Я читал книги Джона Лилли, принял его утверждения, что у дельфинов есть «дискретный язык», следил за его экспериментами, финансировавшимися флотом, во время которых люди плескались, погруженные по пояс, в специальных человеческо-дельфиньих обиталищах.

К тому времени как я начал свою магистерскую диссертацию (о морских свиньях – более тупых кузинах афалин), я сделался значительно скептичнее. Десятилетия исследований не привели ни к каким прорывам. Лилли полностью съехал с катушек и почти все свое время проводил, глотая кислоту в камерах сенсорной депривации и утверждая, что инопланетяне из «Галактического контроля совпадений» устраивают ему автокатастрофы. Даже научная фантастика охладевала к этой идее: в тех немногих книгах, где все еще фигурировали разумные дельфины («Кашалот» Фостера, серия о Возвышении Брина), они были искусственно усовершенствованными, а не природными гениями, которыми мы их когда-то считали.

Не думайте, мы не забывали, что китообразные все равно чертовски умны. Некоторые стратегии косаток по добыче корма – проявления тактической гениальности; дельфины успешно усваивают основы языка, если их обучать. С другой стороны, на это же способны и морские львы – а тот факт, что тебя можно обучить использованию орудия в неволе, еще не значит, что твой вид уже изобрел это орудие самостоятельно. Большая площадь поверхности дельфиньего неокортекса не выглядела настолько сверхчеловеческой, если учитывать, что плотность нейронов там была ниже, чем у нас, говорящих обезьян.

Поэтому я окончил аспирантуру, разуверившись в идее того, что дельфины – наши морские братья по разуму. Они были умны, но не настолько умны. Они могли выучить язык, но своего у них не было. И хотя я продолжал верить, что мы, ублюдки самодовольные, сплошь и рядом недооцениваем когнитивные способности других видов, но скрепя сердце согласился, что мы, видимо, до сих пор умнейшие ребята в городе. Это вызывало тоску – особенно если вспомнить, насколько чертовски тупыми мы выглядим бо́льшую часть времени, – но на это указывали данные. (Я даже написал еще один рассказ[46] о языке китообразных – более компетентный и гораздо более циничный – в котором мы в конце концов разобрались в языке косаток, только чтобы обнаружить, что они – совершеннейшие говнюки, которые построили свое общество на детском рабстве и с радостью готовы были продать своих детишек ванкуверскому Аквариуму за выгодную цену.)

Но теперь. Теперь Вячеслав Рябов – в журнале «Научно-технические ведомости СПбГПУ. Физико-математические науки» – утверждает, что язык у дельфинов все-таки есть.[47] Он говорит, что они общаются сентенциями длиной до пяти, а возможно,