Цепной щенок. Вирус «G». Самолет над квадратным озером - Александр Бородыня

Шлепая руками и медленно отдаляясь от берега, Ник повторял:

«Драться научился… А плавать не научился… Стрелять научился. Плавать не научился… Она могла бы научить меня плавать. Почему я знаю столько языков и не умею плавать?.. Если я утону, то сразу захлебнутся все мои языки. Вся работа над собой может просто так утонуть и умереть!.. — какой-то опытный пловец, веселым кролем обгоняя его, швырнул в лицо волну, и Ник наконец проснулся. Стряхнул с глаз жидкое стекло и с ним жар. — Если девочка Танечка сегодня не уедет, плохо ей будет… Нужно не забыть… Нужно проследить, чтобы она уехала… Нужно записать в дневник. Не забыть…»

Подобраться к краю волнореза оказалось нелегко. Круг все время сносило, зато здесь не было плещущихся тел. Те, кто плавать не умел, остались у берега, а те, кто умел, предпочитали глубину. Только сверху смотрели стоящие на бетонном краю какие-то молодые люди. Ник с трудом задрал голову. Девушки, стоящие на волнорезе, были в разноцветных купальничках. На одной желтый купальничек, на другой красный, как его спасательный круг.

Несколько раз больно ударившись, сперва плечом, а потом локтем, Ник зацепился наконец за какую-то торчащую из бетонной стены металлическую ржавую скобу. Он осмотрелся. И следа каменного болвана не оказалось. Сцепливая пальцы на металле, Ник висел в воде, и его покачивало. Здесь было довольно глубоко. Вообще, болван не мог здесь торчать, ему бы высоты не хватило, наверное. Одно из двух: либо не то место, либо море поднялось с приливом.

Опустил лицо в воду и увидел далекое дно. Дно расплывалось перед его раскрытыми глазами. «Нужно было, кроме круга, еще и маску попросить. Сквозь маску видно хорошо». Со второй попытки Ник все-таки разглядел его. Болван был тут. Он лежал в зарослях водорослей на дне. Вечером, во время отлива, его, понятно, было видно, теперь — нет. Также Ник рассмотрел, что в стене не одна скобка, скобок было много, они находились одна под другой. Конечно, можно набрать в грудь побольше воздуха и безопасно спуститься. Но от этой мысли его передернуло.

Ник глянул на берег. Ребенок, пожертвовавший доброму дяденьке свой круг, стоял в полосе прибоя. Совершенно голый трехлетний ребенок. Под ударами пляжных волейболистов летал над песком тугой пятицветный мяч. Ник устал, он уже нахлебался морской йодистой воды. Теперь нужно было плыть назад.

«Проще всегда плыть к человеку, смысла больше. Нужно сказать малышу что-нибудь хорошее. Я-то сам в этом возрасте хрен бы дал свой круг неизвестно какому доброму взрослому», — обнаружив среди толпы на мелководье маленькую грустную фигурку, подумал Ник.

Ребенок внимательно наблюдал за дядей, не умеющим плавать.

— Поберегись!

Сразу за криком (Ник не видел, как человек прыгнул с волнореза) в лицо ударил фонтан. Лихой ныряльщик, с силой работая ногами, пошел на глубину. Сквозь воду можно было разглядеть, как он приземляется среди водорослей, как хватается рукой за каменный нос болвана. И вдруг, судорожно оттолкнувшись, рвется вверх.

Стеклянный круг маски выскочил совсем рядом, наверное, в полуметре перед его лицом. Нос приплющен смешно, но и через мокрое стекло видны ошалевшие от ужаса глаза.

— Ты видал это? — спросил ныряльщик. Он, будто мгновенно разучившись плавать, схватился за скобку. Белая рука прицепилась рядом с рукою Ника.

— Ну и что, статуя под водой, — сказал Ник. — Это бывает.

— Статуя? — ныряльщик выплюнул воду. — Там не только статуя!.. — на губах его повисла коричневая слюна. Ник понял: у человека рвота, он ее с трудом сдерживает. — Боже! — сумасшедшие глаза за стеклом маски зажмурились, в воду потекло с его губ. Вязкая рвота смешалась с пеной. — Говно, — плачущим голосом сказал ныряльщик. — Говно какое…

Ветер чуть усилился, вода билась с силой о волнорез, шипела вокруг сжатой на скобке руки. За плещущими в лицо волнами малыша больше не удавалось рассмотреть. Ориентир потерялся.

Ник висел в грязной воде возле бетонной стены. Ему стало уже холодно, но теперь, не разобравшись, в чем дело, он не мог вернуться.

Он увидел, как ныряльщик выползает из воды — сгорбленная, жалкая фигура. Бредет по пляжу, покачиваясь, как пьяный.

«Придется посмотреть самому. Что там еще может быть, кроме статуи? Ли видела то же самое, что и этот. Ли ничего не сказала. Про записку на бирке от рубашки она не сказала и здесь не скажет».

Хватаясь за скобы, он уже медленно спускался вниз, к глубину (он не боялся воды, он просто не хотел глупо утонуть). С возрастающей силой круг тянул вверх, красный, он висел над головой, и за ним плескалось по поверхности кривое полуденное солнце. Ник знал, что может задержать дыхание почти на две минуты, он тренировался. Двух минут Должно была хватить, все-таки здесь не так уж и глубоко.

В полутьме, разгребая руками скользкие водоросли, он представил себе лицо Миры. Перед ним была затопленная голова каменного болвана. Сходство несомненно присутствовало: те же вздернутые уголки губ, те же выпуклые глаза. Он посмотрел вверх на солнце и увидел его сквозь темно-зеленую толщу, подтянул одной рукою круг, другая рука нащупала уже нижнюю скобу.

«Если я сейчас утону… — повторил он себе. — Если я утону, я забуду все языки…»

Он знал, что увидит. Он был готов, и когда увидел, не испытал ничего, кроме приятного возбуждения. Сердце уже так колотилось, что не смогло бы стукнуть еще сильнее. Он нырнул, не умея плавать, и нашел то, что хотел найти.

Из-под болвана, из-под темного коричневого камня, немного завалившегося набок, торчала человеческая рука. Ник склонился, разглядывая. Он все еще не испытывал недостатка в воздухе. Вероятно, весь человек находился внизу, под фигурой. Высунулись только его пальцы. Перед смертью он сделал последнее движение и вцепился в камень.

Водоросли колыхнулись, и на одном из пальцев Ник увидел кольцо. Кольцо показалось знакомым, но сразу вспомнить не удалось. Только минут через сорок, лежа под солнцем на песке, он восстановил в памяти, где же его видел. Эта рука с кольцом мелькала над столом, над разложенной калькой, там, в доме скульптора вчера днем. Эта рука принадлежала кому-то из гостей. Ник со всею ясностью вспомнил, когда он проходил мимо двери, эта рука держала на весу стакан, полный зеленого молодого вина. Веселое лицо грузина также сохранилось в памяти.

Воздух кончился. Ник выпустил изо рта пузырь. Грудь сдавило в холодных гибких тисках. Подтянул под себя круг, выпустил скобу…

…Было ли на самом деле, может быть, это только привиделось ему от кислородного голодания, но когда Ник уже повернулся, поднимаясь из зелени и мути, совсем с другой стороны глянуло еще одно знакомое мертвое лицо.

Долго он не мог отдышаться. Он видел людей, смотрящих на него с высоты волнореза, их лица. Он протер глаза. Девушки в ярких купальниках. Группа, стоящая на волнорезе, увеличилась. Рядом с девушками появились несколько подростков. Подростки были одинаково одеты: чистые белые рубашки, черные облегающие брючки и, несмотря на жару, коричневые, некрасивые, также одинаковые высокие ботинки на шнуровке. Они стояли и смотрели на него. Каждый маленький блестящий глаз похож на кончик торчащего штыка. Но Ник тут же забыл эти полудетские лица. Потерял…

Движение назад было медленным и приятным. Он бултыхал ногами, лежа на круге, он смотрел в небо, он отдыхал, все-таки его немножко подташнивало, но в отличие от чувствительного ныряльщика, никакой рвоты на губах, только горькая соль воды. Выбравшись на берег, отдал круг малышу.

Голова кружилась, и пляж слегка вибрировал, желто-голый, банановый, перед глазами. Сознательно покачивая головой, Ник поискал среди загорающих тел Ли, но не нашел. Ли куда-то делась. Ее темный купальник пропал, пропала ее плетеная сумка.

— Мальчик!..

Он зачем-то протянул руку к кругу, но ребенок оказался уже далеко в воде, подпрыгивал весело на своей красной подушке.

«Если она ушла купаться, — преодолевая головокружение, подумал Ник, — то где наша подстилка? Не могла она никуда уйти! Она видела эти пальцы. Она знала, что я там увижу… Она ждет где-то здесь… Вот же она!»

Ли подняла голову и приложила к уху часы. Он даже услышал их громкое тиканье. Она присела, подбирая ноги, и смотрела на него сквозь сверкающие черные стекла очков. Она разделась. Поэтому он и не заметил ее голой спины среди других голых спин. Ли сняла очки.

— Ма! — выдохнул он, падая в песок на колени прямо перед ней. — Спасибо!..

— Спасибо?

— Ты же знала, что я там увижу? Ты хотела, чтобы я не сблевал от страха…

Ли вернула очки на место.

— Прости, я не буду больше говорить гадости!

Руки его все еще дрожали. Он взял фотоаппарат.

— Можно?

Просыхающий, но еще влажный палец взвел затвор.

— Делай, что хочешь… — в ее голосе проскользнуло настоящее безразличие. — Снимай, как хочешь.