Одураченный Фортуной - Рафаэль Сабатини

Его светлость был весьма раздосадован сообщением и хотел задержать ужин до прибытия мисс Фаркуарсон, однако этого не позволили ему гости. Говоря по правде, первого акта будущей пьесы не существовало в природе, ибо герцог еще не написал ни единой строки и едва ли намеревался делать это в будущем. Таким образом, ужину предстояло стать единственной процедурой приема, и следовательно, как бы поздно ни пришла Сильвия Фаркуарсон, она все равно застала бы собравшихся за столом. Ее опоздание ничего не меняло, и пустой стул справа от герцога терпеливо ждал почетную гостью.

Время шло, и веселая компания становилась "еще веселее. Разумеется, за столом присутствовал Этеридж, бывший подлинным организатором собрания. Этот талантливый и элегантный распутник уже тогда славился пристрастием к вину, которому предстояло свести его в могилу во все еще молодом возрасте. Неподалеку от него сидел Седли note 53, еще один одаренный повеса, чья хрупкая, почти женская красота составляла причудливый контраст с характером буйного гуляки. Юный Рочестер note 54 также находился бы здесь, если бы не попал в Тауэр за глупую попытку похищения мисс Мэллет два дня назад. Его место занимал сэр Харри Стэнхоуп – вернее, занимал лишь наполовину, так как в отличие от Рочестера, являвшегося не только развратником, но и весьма остроумным человеком, он был просто развратником. Кроме них присутствовали сэр Томас Огл, веселый собутыльник Седли, и еще двое, чьи имена до нас не дошли.

Дамы образовывали не столь выдающуюся компанию. Ослепительно белые плечи хорошенькой Энн Сеймур из Герцогского театра обнаруживало декольте, слишком смелое даже по тогдашней моде. Сидя между Стэнхоупом и Оглом, она, по мере того как они топили сдержанность в вине, превращалась в яблоко раздора между ними. Молл Дейвис из Королевского театра поместилась между герцогом и полностью поглощенным ею Этериджем. Смуглая и величавая Джейн Хауден расставила сети для сэра Чарлза Седли, выказывающего явную охоту в них угодить. Четвертая леди, сидевшая слева от Огла, делала отчаянные, но тщетные попытки отвлечь внимание сэра Томаса от мисс Сеймур.

Трапеза была достойной блистательного хозяина и великолепной комнаты с резными панелями и высоким потолком, покоившимся на изящных колоннах, освещенной сотней свечей в огромных позолоченных канделябрах. Вино текло рекой вместе с весьма солеными шутками, причем эта соль была отнюдь не аттическая note 55. По мере того, как иссякало остроумие, усиливался смех. Ужин завершился, но собравшиеся все ещё сидели за столом, потягивая вино и ожидая запоздавшую гостью, чье место оставалось свободным.

Рядом с этим пустым стулом возвышалась импозантная фигура герцога, облаченная в костюм из белого атласа с бриллиантовыми пуговицами, сверкавшими, словно капли воды. Восседавший на большом позолоченном стуле, как на троне, он казался отчужденным, задумчивым и раздраженным отсутствием леди, в чью честь было устроено это торжество, подобно зеленому юнцу, явившемуся на первое свидание.

Один из всей компании Бэкингем не злоупотреблял вином, снова и снова отмахиваясь от лакеев, приближавшихся, чтобы наполнить его бокал. Он редко улыбался, в то время как самая плоская шутка вызывала у его гостей взрывы хохота, видя покрасневшие лица присутствующих, постепенно отбрасывавших хорошие манеры по мере того, как оргия приближалась к кульминации. Герцогу хотелось сдержать их, но такое поведение по отношению к гостям было, по его мнению, нарушением приличий. Его взгляд мрачно скользил по столу, нагруженному золотыми и серебряными блюдами, сверкающим хрусталем и ароматными цветами и фруктами, которые уже использовались резвыми гостями в качестве метательных снарядов.

Взирая на собравшихся с высот необычной для него трезвости, Бэкингем находил их шумными и утомительными, их смех действовал на него раздражающе. Он перевел взгляд на занавесы, скрывающие высокие окна, тянущиеся вверх почти от пола до потолка, на голубовато-зеленой ткани которых сверкали золотые павлины, выделяясь на мрачном фоне стенных панелей. Герцог напрягал слух, стараясь уловить шорох колес во дворе, находящемся за этими окнами, и недовольно хмурился, когда очередной взрыв смеха заглушал все остальные звуки.

Седли запел плаксивым и пьяным голосом весьма сомнительную песню собственного сочинения, в то время как мисс Хауден разыгрывала комедию, делая вид, что пытается заставить его замолчать. Он все еще пел, когда Стэнхоуп, вскочив на стул, поднял изящную туфельку, сорванную с ножки мисс Сеймур, и громогласно потребовал вина. Малютка Энн попыталась вернуть украденную обувь, но была удержана Оглом, схватившим ее в объятия, в которых она извивалась, визжала и хихикала одновременно.

Лакей с серьезным видом, словно совершая вполне естественный поступок, налил вино в туфельку, протянутую ему Стэнхоупом, тут же предложившим тост, содержание которого я не намерен воспроизводить.

Он уже заканчивал, когда двойные двери за герцогом внезапно распахнулись, и голос камергера торжественно прозвучал над общим шумом:

– Мисс Сильвия Фаркуарсон, к услугам вашей светлости.

Последовала краткая пауза, после которой вновь раздались крики гостей, приветствовавших услышанное объявление.

Бэкингем вскочил и повернулся, несколько человек поднялись вместе с ним, дабы встретить должным образом долгожданную гостью. Стэнхоуп, стоя одной ногой на стуле, а другой на столе, отвесил вновь прибывшей поклон, взмахнув туфлей, из которой только что пил.

Сильвия Фаркуарсон, бледная и затаившая дыхание, застыла на пороге, в испуге глядя на представившуюся ее глазам сцену. Она видела знакомую ей Энн Сеймур, которая, смеясь, вырывалась из объятий сэра Томаса Огла. Она видела также хорошо известного ей Этериджа с красным лицом и поблескивающими от вожделения глазами, обвивающего рукой обнаженную шею мисс Хауден, чья красивая темноволосая голова покоилась на его плече. Она видела Стэнхоупа в съехавшем набок парике, бессмысленно кривляющегося и бессвязно сыпавшего непристойностями. Она видела остальных, чье поведение также соответствовало атмосфере, царившей на этой оргии.

Наконец девушка заметила приближающуюся к ней высокую фигуру герцога, облаченную в белое. Его глаза сузились, на полных губах играла улыбка, приветственным жестом он протягивал к ней руки. Бэкингем двигался с присущим ему изяществом, не обнаруживая признаков опьянения, которые демонстрировали другие участники этого пиршества Цирцеи note 56. Однако трезвость герцога не внушила девушке уверенности. Ее щеки, из бледных ставшие багрово-красными, вновь побледнели, на сей раз от ужаса и отвращения.