Стихотворения. Поэмы. Проза - Константин Случевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Качается лодка на цепи…»
Качается лодка на цепи,Привязана крепко она,Чуть движет на привязи ветер,Чуть слышно колышет волна.
Ох, хочется лодке на волю,На волю, в неведомый путь,И свернутый парус расправить,И выставить на ветер грудь!
Но цепь и крепка, и не ржава,И если судьба повелитПоплыть, то не цепь оборвется,А треснувший борт отлетит.
«Нынче год цветенья сосен:…»
Нынче год цветенья сосен:Все покрылись сединой,И побеги, будто свечи,Щеголяют прямизной;
Что ни ветка — проступаетВоска бледного свеча…Вот бы их зажечь! ЛюбаяЗасветила б — горяча!
Сколько, сколько их по лесу;Цветень пылью порошит!Только кто, чуть ночь настанет,Эти свечи запалит?
Низлетят ли гости с небаЧас молитвы озарить?Иль колдуньи вздуют пламяВ дикой оргии светить…
Все равно! Но только б света,Света мне — со всех ветвей!Только б что-нибудь поярче,Что-нибудь — повеселей!
«Как ты чиста в покое ясном…»
Как ты чиста в покое ясном,В тебе понятья даже нетО лживом, злобном или страстном,Чем так тревожен белый свет!
Как ты глупа! Какой равнинойРаскинут мир души твоей,На ней вершинки — ни единой,И нет ни звуков, ни теней…
«Вот с крыши первые потеки…»
Вот с крыши первые потекиПри наступлении весны!Они — что писанные строкиВ снегах великой белизны.
В них начинают проявлятьсяВесенней юности черты,Которым быстро развиватьсяВ тепле и царстве красоты.
В них пробуждение под спудомЕще не явленных мощей,Что день — то будет новым чудомЗа чудодействием ночей.
Все струйки маленьких потеков —Безумцы и бунтовщики,Они замерзнут у истоков,Не добежать им до реки…
Но скоро, скоро дни настанут,Освобожденные от тьмы!Тогда бунтовщиками станутСледы осиленной зимы;
Последней вьюги злые стоны,Последний лед… А по полямПобедно глянут анемоны,Все в серебре — назло снегам.
«Мои мечты — что лес дремучий…»
Мои мечты — что лес дремучий,Вне климатических преград,В нем — пальмы, ели, терн колючий,Исландский мох и виноград.
Лес полн кикимор резвых шуток,В нем леший вкривь и вкось ведет;В нем есть все измененья сутокИ годовой круговорот.
Но нет у них чередованья,Законы путаются зря;Вдруг в полдень — месяца мерцанье,А в полночь — яркая заря!
«Мысли погасшие, чувства забытые…»
Мысли погасшие, чувства забытые —Мумии бедной моей головы,В белые саваны смерти повитые,Может быть, вовсе не умерли вы?Жизни былой молчаливые мумии,Время Египта в прошедшем моем,Здравствуйте, спящие в тихом раздумии!К вам я явился светить фонарем.Вижу… как, в глубь пирамиды положены,Все вы так тихи, так кротки теперь;Складки на вас шевельнулись, встревоженыВетром, пахнувшим в открытую дверь.Все вы взглянули на гостя нежданного!Слушайте, мумии, дайте ответ:Если бы жить вам случилося заново —Иначе жили бы вы? Да иль нет?Нет мне ответа! Безмолвны свидетели…Да и к чему на вопрос отвечать?Если б и вправду они мне ответили,Что ж бы я сделал, чтоб снова начать?В праздном, смешном любопытстве назревшие,Странны вопросы людские порой…Вот отчего до конца поумневшиеМумии дружно молчат предо мной!Блещет фонарь над безмолвными плитами…Все, что я чую вокруг, — забытье!Свод потемнел и оброс сталактитами…В них каменеет и сердце мое…
«О, будь в сознаньи правды смел…»
О, будь в сознаньи правды смел…Ни ширм, ни завесей не надо…Как волны дантовского адаПолны страданий скорбных тел, —Так и у нас своя картина…Но только нет в ней красоты:Людей заткала паутина…В ней бьются все — и я, и ты…
«Всюду ходят привиденья…»
Всюду ходят привиденья…Появляются и тут;Только все они в доспехах,В шлемах, в панцирях снуют.
Было время — вдоль по взморьюШедшим с запада сюдаГрозным рыцарям НароваПреградила путь тогда.
«Дочка я реки Великой, —Так подумала река, —Не спугнуть ли мне пришельцев,Не помять ли им бока?»
«Стойте, братцы, — говорит им, —Чуть вперед пойдете вы,Глянет к вам сквозь льды и вьюгиСтрашный лик царя Москвы!
Он, схизматик, за стенами!Сотни, тысячи звонницВкруг гудят колоколами,А народ весь прахом — ниц!
У него ль не изуверства,Всякой нечисти простор;И повсюдный вечный голод,И всегдашний страшный мор.
Не ходите!» Но пришельцамМудрый был не впрок совет…Шли до Яма и Копорья,Видят — точно, ходу нет!
Все какие-то виденья!Из трясин лесовикиНаседают, будто черти,Лезут на смерть, чудаки!
Как под Дурбэном эстонцыНе сдаются в плен живьемИ, совсем не по уставам,Варом льют и кипятком.
«Лучше сесть нам под Наровой,На границе вьюг и nypr!»Сели и прозвали замки —Магербург и Гунгербург.
С тем прозвали, чтобы внукиВновь не вздумали идтиК худобе и к голоданьюВдоль по этому пути.
Старых рыцарей виденьяХодят здесь и до сих пор,Но для легкости хожденья —Ходят все они без шпор…
«Вдоль Наровы ходят волны…»
Вдоль Наровы ходят волны;Против солнца — огоньки!Волны будто что-то пишут,Набегая на пески.
Тянем тоню; грузен невод;Он по дну у нас идетИ захватит все, что встретит,И с собою принесет.
Тянем, тянем… Что-то будет?Окунь, щука, сиг, лосось?Иль щепа одна да травы, —Незадача, значит, брось!
Ближе, ближе… Замечаем:Что-то грузное в мотне;Как барахтается, бьется,Как мутит песок на дне.
Вот всплеснула, разметалаВоды; всех нас облила!Моря синего царицаВ нашем неводе была:
Засверкала чешуеюИ короной золотойИ на нас на всех взглянулаЖемчугом и бирюзой!
Все видали, все слыхали!Все до самых пят мокры…Если б взяли мы царицу,То-то б шли у нас пиры!
Значит, сами виноваты,Недогадливый народ!Поворачивайте ворот, —Тоня новая идет…
И — как тоня вслед за тоней —За мечтой идет мечта;Хороша порой добычаИ богата — да не та!..
«Как эти сосны древни, величавы…»
Как эти сосны древни, величавы,И не одну им сотню лет прожить;Ударит молния! У неба злые нравы,Судьба решит: им именно — не быть!
Весна в цветах; и яблони, и сливыВсе разодеты в белых лепестках.Мороз ударит ночью! И не живыТе силы их, что зреть могли в плодах.
И Гретхен шла, полна святого счастья,Полна невинности, без мысли о тюрьме, —Но глянул блеск проклятого запястья,И смерть легла и в сердце, и в уме…
«Твоя слеза меня смутила…»
Твоя слеза меня смутила….Но я, клянусь, не виноват!Страшна условий жизни сила,Стеной обычаи стоят.
Совсем не в силу убежденья,А в силу нравов, иногда,Всплывают грустные явленья,И люди гибнут без следа,
И ужасающая драмаРодится в треске фраз и словНесуществующего срамаИ намалеванных оков.
«Какая ночь убийственная, злая…»