Загадочное ночное убийство собаки - Марк Хэддон

А потом у нас с тобой случилась та ссора. Ты помнишь? В тот раз, когда я приготовила тебе что-то на ужин, но ты не стал есть. А до того ты не ел несколько дней и стал таким худеньким! И ты начал кричать, а я рассердилась и кинула эту еду через всю кухню. Я знаю, что не должна была этого делать. А ты схватил доску для рубки мяса, ударил меня по ноге и сломал мне пальцы. После этого мне пришлось поехать в больницу, и мне на ногу наложили гипс. А потом, дома, у нас с твоим отцом произошел жуткий скандал. Он обвинял меня в том, что я рассердилась на тебя. И он сказал, что я просто должна была дать тебе то, чего ты хотел, даже если это была бы всего-навсего тарелка салата или клубничный коктейль. А я объясняла, что должна была накормить тебя чем-то питательным. А твой отец сказал, что ты все равно не стал бы есть. И я ответила, ладно, я ничего не могла поделать и вышла из себя. А твой отец сказал, что если он может держать себя в руках, то почему, черт возьми, я не могу. И так далее, и все такое.

И потом целый месяц я не могла нормально ходить, а твой отец присматривал за тобой. Помню, как я смотрела на вас двоих вместе и думала, что рядом с ним ты совершенно иной. Гораздо более спокойный. И вы никогда не кричали друг на друга. От этого мне стало очень-очень грустно, потому что мне казалось, что я вовсе вам не нужна. И это было даже хуже, чем ссориться, потому что я будто бы сделалась невидимкой.

И вот тогда я решила, что тебе и твоему отцу будет лучше без меня. В этом случае он стал бы единственным человеком, который воспитывал бы тебя, — вместо двух.

А потом Роджер сказал, что он попросил банк о переводе. Это значит, что он спросил, не могут ли они перевести его на работу в Лондон. И он сказал, что уезжает, и спросил, не хочу ли я поехать с ним. Я очень долго думала об этом, Кристофер, честно. У меня разрывалось сердце, но в конце концов я решила, что, если я уеду, это будет лучше для всех нас. И я согласилась.

Я хотела с тобой попрощаться. Я собиралась зайти домой и собрать кое-какую одежду, когда ты вернешься из школы. И я намеревалась объяснить, что я делаю и почему. Я хотела сказать, что я буду приезжать и видеться с тобой как можно чаще и ты сможешь время от времени навещать меня в Лондоне и жить с нами. Но когда я позвонила твоему отцу, он не позволил мне прийти. Он был очень, очень зол. Он сказал, что запрещает мне с тобой разговаривать. Я не знала, что мне делать. Он сказал, что я эгоистка и что ноги моей больше не будет в этом доме. Вот почему я не приезжаю. Но вместо этого я пишу тебе письма.

Хотелось бы мне знать, сумеешь ли ты все это понять. Я знаю, это будет очень трудно. Но я надеюсь, что ты сумеешь понять хоть чуть-чуть.

Кристофер, я никогда не хотела причинить тебе боль. Я думала, что поступаю так, как будет лучше для всех. И я надеюсь, что не ошиблась. И я хочу, чтобы ты знал, что ты ни в чем не виноват.

Я надеюсь, что все будет хорошо. Помнишь, ты говорил, что хочешь стать космонавтом? Ну, вот, а я мечтала о том, как ты сделаешься космонавтом и тебя покажут по телевизору, а я буду смотреть на тебя и думать: «Вот какой у меня сын!» Интересно, чего ты хочешь теперь. Изменилось ли что-нибудь? Ты все еще занимаешься математикой? Надеюсь, что да.

Пожалуйста, Кристофер, напиши мне как-нибудь или позвони по телефону. Номера вверху письма.

Целую и люблю,

твоя мама.

Затем я открыл следующий конверт. Внутри было письмо.

18 сентября

Квартира 1, 312 Лаусанн-роуд

Лондон N8 5ВV

0208 756 4321

Дорогой Кристофер!

Я обещала писать каждую неделю и выполняю обещание. По факту это уже второе письмо на неделе, так что я делаю даже лучше, чем сказала.

Я получила работу! Я работаю в Камдене, в фирме «Перкин и Рашид», которая занимается оценкой недвижимости. Это значит, что люди из этой фирмы ходят и смотрят на дома и выясняют, сколько они могут стоить, и какую работу в них еще нужно сделать, и сколько будет стоить эта работа. И еще они определяют, сколько будет стоить построить новый дом, или офис, или фабрику.

Это очень милая фирма. Здесь есть еще одна секретарша, ее зовут Энджи. У нее на столе сидят маленькие медвежата и мягкие игрушки и стоят фотографии ее детей (так что я тоже поставила у себя на столе твою фотографию в рамке). Энджи очень милая, и мы вместе ходим на ланч.

Правда, я пока не знаю, останусь ли здесь надолго. Мне приходится много считать, когда мы готовим информацию для клиентов, а я не очень-то хорошо умею это делать (ты бы справился лучше, чем я).

Компанией управляют два человека, которых зовут мистер Перкин и мистер Рашид. Мистер Рашид приехал из Пакистана. Он очень строгий и все время требует, чтобы мы работали быстрее. А мистер Перкин немного странный (Энджи зовет его Педик-Перкин). Когда он приходит, становится рядом и задает мне вопрос, он всегда кладет руку мне на плечо и наклоняется так близко, что его лицо оказывается рядом с моим и я чувствую запах его зубной пасты. Мне неприятно, когда он так делает. Да и оплата здесь не очень высокая. Так что я буду искать что-нибудь получше, как только появится такая возможность.

Недавно я ходила во Дворец Александры. Это такой большой парк недалеко от нашего дома — прямо за углом. Этот парк представляет собой огромный холм, а на вершине у него — конференц-центр. И когда я была там, я подумала о тебе, потому что, если бы ты приехал ко мне, мы могли бы пойти в этот парк и запускать змеев или смотреть на самолеты, которые летят в аэропорт Хитроу. Я знаю, что ты это любишь.

Сейчас мне пора идти. Я пишу это письмо за ланчем (Энджи слегла с гриппом, поэтому я одна). Пожалуйста, пиши мне время от времени и рассказывай, как ты поживаешь и что делаешь в школе.

Надеюсь, ты получил подарок, который я тебе послала. Ты уже собрал его? Мы с Роджером увидели его в магазине в Камдене, а я ведь помню, что ты всегда любил головоломки. Роджер попытался ее собрать, прежде чем нам ее завернули, но у него ничего не вышло. Он сказал, что если тебе удастся это сделать, то ты гений.

Люблю тебя,

мама.

А вот какое было четвертое письмо:

23 августа

Квартира 1

312 Лаусанн-роуд

Лондон № 8

Дорогой Кристофер!

Прости, что не написала на прошлой неделе. Мне пришлось сходить к дантисту, и он вырвал мне два зуба. Ты, наверное, не помнишь, как мы водили тебя к дантисту. Ты не позволил бы никому засунуть руки тебе в рот, поэтому нам пришлось тебя усыпить, чтобы врач мог вырвать тебе зуб. Ну, меня они не усыпляли, а просто сделали укол, который называется местная анестезия. Это значит, что ты ничего не чувствуешь у себя во рту, и это очень хорошо, поскольку для того, чтобы вытащить зуб, нужно распилить кость. И мне было совсем не больно. На самом деле я смеялась, потому что дантист тащил и тянул с таким напряжением, что мне сделалось смешно. Но когда я вернулась домой, боль начала возвращаться, и мне пришлось два дня пролежать на диване и принять много болеутоляющих таблеток…

Потом я перестал читать письмо, потому что ощутил тошноту.

Моя мать не умерла от сердечного приступа. Мать не умерла. Мать была жива все это время. А отец обманывал меня.

Я задумался, нет ли какого-нибудь другого объяснения, но мне ничего не приходило в голову. А потом я уже вообще не мог думать, потому что мозги не работали так, как надо.

Я ощутил головокружение. Это было так, словно комната качалась из стороны в сторону, как если бы она располагалась на самом верху очень-очень высокого здания и здание качалось взад-вперед от сильного ветра (это тоже образное сравнение). Но я знал, что комната не может качаться, так что это, должно быть, происходило у меня в голове.

Я упал на кровать и свернулся клубочком.

У меня болел живот.

Не знаю, что случилось потом, потому что в памяти был провал, будто кто-то вырезал кусок записи. Но я знаю, что прошло много времени, потому что когда я открыл глаза, то я увидел, что за окном темно. И еще меня вырвало, потому что рвота испачкала всю кровать, и мои руки, и лицо.

Но еще раньше я услышал, что отец вошел в дом и зовет меня по имени, — и это была еще одна причина, по которой я знал, что прошло много времени.

Я чувствовал себя очень странно, потому что отец звал: «Кристофер! Кристофер!..» И когда он произносил мое имя, я видел его, будто оно было написано буквами. Я часто вижу слова, которые кто-то произносит, как бы написанными на экране компьютера. Особенно если тот, кто их говорит, находится в другой комнате. Но на этот раз это не был компьютерный экран. Я видел свое имя, написанное большими буквами, как реклама на стенке автобуса. И это был почерк матери, вот так: