Расколотые небеса - Андрей Ерпылев

— Слушай, Влас… Поставь им постоянную прослушку, а?

— Еще чего! Ты знаешь, сколько час работы микрофона стоит? Да и мало их… У меня вот всего восемь.

— Десять ведь было.

— Ага, десять… А профилактика? На будущей неделе обещали вернуть еще пару — тогда и приходи.

— Ну, все-таки!

— Тащи требование за подписью Табардина — поставлю. Хоть с двух точек, хоть круглосуточное. А так — извини.

— Ну, ты и гад, поручик!

— Подбирали бы выражения, штаб-ротмистр!

Влас протянул руку и тронул клавишу «Отбой». Нужная клетка экрана погасла.

«Бой» постоял еще пару минут за спиной упрямца, сжимая и разжимая кулаки, а потом вышел, мстительно хлопнув дверью, то есть, совершив деяние, которое поручик Констанди, равно как и все «слухачи», прямо-таки ненавидел всеми фибрами души. Сотрудники техотдела ему, штаб-ротмистру третьего отделения Колокольцеву, увы, напрямую не подчинялись.

Но отступать упрямый и деятельный жандарм не любил и не умел…

8

«Неужели я еще жив? На кущи небесные не похоже. На геенну огненную — тоже…»

Последним, что помнил Александр перед тем, как сознание окончательно его покинуло, был страшный удар, разом выбивший дух из тела и погасивший все краски. А перед ним — полубессознательное состояние, из которого вывела только ясная мысль: он падает. Падает в неуправляемом самолете, и до столкновения с землей, возможно, остаются секунды. И отчаянное, на пределе сил движение руки, масса которой, казалось, возросла многократно, к спуску катапульты… Взрыв пиропатрона под креслом снова вырвал недостаточно крепко держащееся сознание из тела, поэтому все, что было между, вспоминалось урывками: чередующаяся синь неба и буро-рыжая косая плоскость земли, свист ледяного ветра, старающегося сорвать комбинезон, оглушительный хлопок купола вверху…

«Успел я выбраться из кресла или нет, — почему-то крутилась и крутилась в мозгу мысль. — Наверное, успел… Только почему я всего этого не помню?…»

— Привет, — раздался где-то рядом голос, который Бежецкому показался странно знакомым. — С добрым утром!

Глаза открыть, хоть и не с первого раза, удалось. Но перед ними маячила лишь белая поверхность, и непонятно было — находится ли она рядом, или парит в недосягаемой высоте.

«Потолок, что ли… — с сомнением подумал Александр. — Хоть бы трещина какая или муха для масштаба… А может, и не потолок…»

Смотреть перед собой еще более-менее получалось, но вот малейшая попытка скосить глаза чуть-чуть в сторону — и голова взрывалась ослепительным фейерверком боли.

Но, как известно, если гора не идет к Магомету…

В поле зрения вплыло чье-то лицо. Сперва страдалец не мог различить черт: мешал контраст темного на фоне ослепительного потолка лица.

«Негр что ли…»

Но склонившийся над Александром человек оказался совсем не чернокожим…

— Что, близнец, не получилось у меня ничего?…

«Подумать только…»

Александр полусидел в кровати с высоко поднятым хитрой механикой изголовьем, глядя на экран портативного компьютера (так и крутился в мозгу термин «ноутбук»), удобно расположившегося перед ним на откидном столике. Конечно, с закованной в сложную конструкцию из сверкающих трубок и стержней левой рукой управляться с капризной клавиатурой было сложно, но разве можно отказать себе в возможности хоть чуть-чуть ознакомиться с отличиями этого мира от другого, только что покинутого. Ставшего за несколько лет почти родным…

Шок от встречи с самим собой уже прошел… Нет, не просто с близнецом, к общению с которым давно привык «по ту сторону» — именно с самим собой! Собой во плоти и крови, своим слепком, идентичной копией. Просто с собой.

Как ни крути, а свой «родной» близнец, оставшийся там, за гранью, не отличаясь ничем внешне, все равно был другим человеком. Воспитание, сорок лет, проведенные в своем мире, пресловутую генетическую память, наконец, нельзя заменить никакой подготовкой, пусть даже по изрядно отдающим мистикой технологиям незабвенного Полковника. Абсолютно одинаковые снаружи, они оставались разными внутри. Как, собственно, и любые близнецы, которых в мире миллионы: подсознательно любой из них старался походить на свое «отражение» как можно меньше. Похожи в тонкостях, предпочтениях и привычках лишь близнецы, не знающие друг о друге, разлученные с рождения… Но и тут слишком многое должно совпасть, чтобы они стали идентичными. Такого не свете не бывает. Или почти не бывает…

Но теперь перед ним при встречах (или свиданиях?) сидел он сам, без всяких сознательных или подсознательных заморочек, комплексов или фобий. Человек, неотличимый от оригинала (а оригинал ли он сам?) ни внешне, ни внутренне.

Порой Александр чувствовал мистический ужас, видя, как улыбается близнец, как приглаживает ладонью волосы, поворачивает голову. Он и не он одновременно…

А ведь был еще один близнец. Тот самый… И еще один — его копия — оставшийся по другую сторону границы миров…

Четверо…

От всего этого могла поехать крыша и у совершенно здорового, не пережившего неудачного катапультирования человека. И последующего жесткого приземления.

Какими они там с Маргаритой были идиотами, забрасывая этот мир зондами-ракетами… Никто, конечно, не пытал пришельца, не допрашивал часами, выуживая нестыковки и несообразности в его рассказе, никто, похоже, не подозревал в нем злоумышленника… Но палата без решеток на окнах с пуленепробиваемым стеклом тщательно охранялась. Об этом пациент-заключенный мог судить по доносящимся до него из коридора разговорам. Чем может заниматься столько мужчин возле больничной палаты, причем не только днем, но и ночью, как не охраной ее закованного в гипс и металлические клетки-растяжки «содержимого». И разумеется, не столько его, сколько от него…

«Понятное дело. — Бежецкий передвинул курсор на новый столбец. — Можно подумать, я бы поступил иначе. Ничего личного — работа есть работа…»

Судя по всему, тот, его мир, «отпочковался» от этого (или наоборот) совсем недавно. Самое большее — три года назад, то есть уже после его «заброски», и никак не менее года, поскольку в своем ни покушения на Государя, ни Челкина у кормила власти он что-то припомнить не мог. Тем более своего участия в перевороте, с целью оного рыжеволосого господина от упомянутого кормила отстранить. Да какое там «участия»… Близнец, по сути, возглавил заговор гвардейской элиты против зарвавшегося временщика. Или оба возглавили?… Невнятно это как-то звучало в новейшей, можно сказать, свежайшей истории государства Российского. Как, впрочем, звучало бы и в истории любого другого в подобной ситуации… Оценки и акценты расставляются спустя годы, если не десятилетия, а по свежим следам всегда все сумбурно, противоречиво и неоднозначно… Однако недаром на плечи здешнего бывшего майора ВДВ спланировали золотые парчовые полоски с крупными звездами, да и титулы даются неспроста…

Нет, Александр совсем не завидовал своему «отражению»: стремление сделать карьеру ему, как и любому нормальному офицеру, конечно, чуждо не было, но… Кому-то дано, а кому-то нет. Радоваться нужно, что местный его аналог оказался в нужное время в нужном месте, да при этом — не ударил в грязь лицом.

«А интересно: смог бы я совершить нечто подобное, случись и мне тоже? Это ведь не скипетр маленького европейского государства вернуть с извинениями — тут кое-что иное требуется…»

И уже знал ответ…

Бежецкий вздохнул и открыл другое окошко сайта, посвященного перевороту, который здесь пока был нейтрально окрещен «весенними событиями». Возможно, в будущем их назовут и «славными», может, даже «великими», но любое дело, а особенно такое деликатное, как коррекция или реставрация власти, должно улежаться, обрести незыблемость, эпохальность. Вполне возможно, что будущие биографы «великого Бежецкого» еще бегают в гимназию или того пуще — возятся в песочке под бдительным присмотром нянечек или гувернанток… А то и не родились еще на свет. Поживем — увидим…

Курсор пробежался по столбцу имен наиболее активных участников, порой замирая на знакомых.

«Ого! Кирилл-то Ладыженский получил, наконец, ротмистра!.. Молодец, тоже не упустил шанса… А Вяземский — полковник… Эх, жаль Ганевича, погиб… А это что?…»

Стрелка замерла на единственной женской фамилии в длиннющем списке.

«Лопухина, Анастасия Дмитриевна, княжна…»

Палец сам собой нажал на клавишу, обведенная жирной траурной рамкой строчка подалась под стрелкой, и перед Александром появилась совсем куцая статейка, предваряемая не очень хорошего качества фотографией и двумя скорбными датами.

С черно-белого, так же, как и нажатая ссылка, окруженного траурной каймой фото, на него спокойно и чуть устало глядела Маргарита. Моложе нынешней лет на пятнадцать, но несомненно она — Маргарита. Маргарита фон Штайнберг…