Расколотые небеса - Андрей Ерпылев

— Я… — открыл рот Бежецкий, но князь мягко его перебил:

— Позвольте, я закончу, Александр Павлович.

— Конечно…

— Вы знаете, наверное, что я, по счастью, избавлен от предрассудков, присущих высшему свету, — улыбнулся Георгий Петрович. — Нашему высшему свету. Преимущества детства, проведенного вдали от двора, сравнительно вольное воспитание… Я слушал лекции в Гейдельберге, посещал Сорбонну… Понимаю, что это не слишком патриотично, но некий студент Романофф был замечен и в Кембридже… Так вот, я отвлекся, — перебил он сам себя. — Не хочу прослыть болтуном, разносящим слухи, но господин Ляхов имеет довольно влиятельных союзников наверху. Да-да, на самом верху. И когда поднятый этой весьма влиятельной когортой шум достиг ушей Его Величества, он просто не мог не отреагировать.

Сердце Александра упало.

— Еще год назад не нужно было слыть провидцем, чтобы предсказать, чем бы все это закончилось… Но, слава богу, теперь не прошлый год. Короче говоря…

Посланец Императора поднялся на ноги и прошелся по комнате, задумчиво кивая чему-то известному ему одному.

— Короче говоря, можете считать себя полновластным хозяином всей территории, заключенной внутри ограждения, возведенного по вашему же указанию. Я бы, мой друг, — изволил он пошутить, — на вашем месте проявил бы недюжинный аппетит и перенес колючую проволоку еще на десяток-другой верст по всем направлениям! Чем не достойная замена германскому княжеству, от которого вы столь опрометчиво отказались в свое время! Отныне и до того момента, когда в этом отпадет необходимость, вы вольны творить в своей вотчине все, что вам только заблагорассудится.

— А…

— А подопечным его высокопревосходительства и всех остальных внутри границ вашего «государства» отводится лишь сугубо наблюдательная функция. Непокорных же вассалов вы вольны карать и миловать самостоятельно… Вы что-то хотите спросить?

— А вне границ?

— Вне границ — все по-прежнему, — развел руками князь Харбинский. — Безопасность государства страдать не должна ни в коем случае.

— Естественно, — машинально согласился Александр. — Но…

— Вы имеете в виду верхнюю границу вашего, так сказать, суверенитета? — прищурился Георгий Петрович. — Да хоть до орбиты! Но не более! — шутливо погрозил он пальцем. — А то знаю я вас, военных: сразу заявите права на небесные светила!

Оба мужчины расхохотались, довольные друг другом.

— А теперь, — заговорщически оглянулся дядя императора, хотя в комнате кроме него и Бежецкого никого не было и быть не могло. — Поведайте-ка мне, как на духу, Александр Павлович: каково оно там — на Том Свете?…

— Конечно, генерал Бежецкий не самый худший из начальников, — поручик Кузнецов знал, что на земле его слышат, но всем своим видом давал понять, что ему на это наплевать. — Только по мне, так лучше уж подчиняться своему…

— Согласен, Кузнец! — послышалось в наушниках. — Лучше свой сукин сын, чем чужой.

— Второй, третий! — вмешалась далекая земля чуть искаженным помехами голосом полковника Гжарбиньского, которому, собственно, и адресовался диалог. — Прекратите засорять эфир!

— Не понял, земля, повторите, — продолжал придуриваться поручик, зная норов командира.

— Довольно молоть языком, Кузнецов! — рявкнуло в динамиках. — Пся крев!..

— Так точно, земля, — прекратить молоть языком!

— Лайдак… — Гжарбиньский отключился.

По совести, после формальной передачи второй эскадрильи авиаполка под непосредственное командование Бежецкого ничего не изменилось. Точно так же тройки «Сапсанов» сменяли друг друга, без устали барражируя вокруг замершего в поднебесье окна в чужой мир. Точно так же вечерами свободные от вахты пилоты сходились в «офицерском собрании». Точно так же флиртовали с «научными» дамами, обыгрывали ученых на бильярде, опрокидывали рюмку-другую после ухода командиров… Разве что пролегла между «летунами» и «пресмыкающимися» какая-то трещинка, которую обе стороны изо всех сил старались не замечать. Но она висела над всеми, словно знаменитый дамоклов меч или та самая пресловутая «дыра в никуда», зиявшая в поднебесье.

И как назло, после приказа атаковать вторгающиеся с той стороны предметы лишь тогда, когда они пересекут незримую черту в нескольких километрах от «портала», ни одного «нарушителя» не вываливалось из чистого неба. Не то терпение у «потусторонних» кончилось, чтобы швыряться недешевыми штучками, не то потеряли они интерес к «соседям», не то решили подождать, пока те проявят инициативу. Как бы то ни было, а граница миров оставалась ненарушенной.

Каждое дежурство походило на предыдущее, как две монетки, вышедшие из-под одного пресса, поэтому пилоты, отбывая скучную «повинность», развлекались кто как мог, и начальство им в этом не препятствовало. Да и какие кары способны остановить парней, которым сам черт не брат? «Небесные всадники» славились такими проказами, по сравнению с которыми безобидное зубоскальство казалось сущей ерундой. Да и в конце концов — не высочайших же особ поносят прилюдно? А кому не нравится — ритуал вызова на дуэль отработан до мелочей.

— Второй! До смены десять минут.

— Понял вас, третий. Ребята уже прогревают моторы?

— Что там прогревать?

— Не скажи…

И в тот самый момент, когда поручик Кузнецов открыл рот, чтобы выдать очередную непристойность, на которые был большим мастаком, перед ним внезапно возникла цель. И не какая-нибудь там приевшаяся уже «Сулица»…

— Вижу цель, — напряженно царапнуло по барабанным перепонкам.

— Сам вижу… — приоткрыв рот, Кузнецов следил за таким же, как и у него самого «Сапсаном», с точно такими же красно-сине-белыми кругами на крыльях и хвостовом оперении, несущимся по пологой траектории куда-то вниз и за границы их «зоны ответственности».

Более того, перед порядковым номером на фюзеляже красовалась оскаленная волчья морда — фирменный знак их полка!

— Неужто наш… Откуда он взялся?

— Откуда-откуда… Что, номер не видишь?

Вот тут-то у бывалого пилота чуть было не сдали нервы: на борту «нарушителя», четко различимые на камуфляжной краске, горели ярко-красной окантовкой белые цифры «33».

Машины с номером «три-три» в полку Гжарбиньского не было. Вернее, не было уже больше года, после того как этот самый «тридцать третий» превратился в облако пылающих обломков вместе с ротмистром Еремеевым — красой и гордостью воздушной гвардии. Тот «летный инцидент», когда без каких-либо видимых причин, среди бела дня, при отличнейших погодных условиях сорвался в смертельное пике лучший пилот полка, до сих пор отдавался болью в сердцах каждого из «небесных волков». Главное, что случилось это над городом и покинуть машину ротмистр так и не смог, до последнего пытаясь отвести летающую смерть от мирных кварталов. И ему это удалось. Ценой своей жизни…

— Призрак… — суеверно шепнул поручик, пытаясь перекреститься неуклюжей из-за компенсирующей перчатки рукой.

Сам не понимая, что делает, пилот пытался поймать чужую машину в рамку автонаводки, но раз за разом на панели вспыхивало одно и то же: «Сбой системы».

— Ей-богу призрак…

— Кузнец! Ты понимаешь что-нибудь? — раздался в наушниках голос «третьего», поручика Васкевича. — Я его в коробочку беру, а система сбоит! Чертовщина какая-то…

— Да у меня то же…

— Второй, третий! Что у вас? — вклинилась земля.

— Призрак у нас! — огрызнулся Кузнецов, пытаясь захватить цель в пушечный прицел с примерно тем же результатом. — Покойный Еремеев с того света пожаловал! С проверкой.

Земля поперхнулась:

— Кто?… Вы что, поручик, пьяны? Проверьте уровень кислорода в дыхательной смеси немедленно!

— Никак нет — я в порядке. Преследую «Сапсан» нашего полка с бортовым номером тридцать три! — отрапортовал поручик, переводя вооружение на ручной режим: погоня уже приближалась к границе «заповедной» территории. — Похоже, неуправляемый… Разрешите применить оружие.

— Не разрешаю, — буркнул Гжарбиньский. — Повторите, как поняли.

Но повторить Кузнецов не успел: преследуемый перехватчик как-то нелепо завалился на крыло и плавно, будто осенний лист, заскользил по плоской спирали к земле. Все повторялось до мелочей и так точно, что у Кузнецова, бывшего в том самом роковом полете напарником Еремеева, перехватило горло. Все то же самое, а главное — тоска от абсолютной невозможности помешать, предотвратить…

«Да это же мне снится! — чуть не заорал Кузнецов, внезапно озаренный догадкой. — Это же сон! Не бывает так…»

И действительно, словно во сне, в каком-то сюрреалистическом танце два истребителя сопровождали безвольно падающий третий…

Почти до земли…