История с кладбищем - Нил Гейман

Камень держали чёрные металлические зажимы, похожие на когти какой-то ползающей твари — вроде змеи, только многоголовой. Может, это и есть Слир при свете дня, подумал Никт.

Он спустился по холму, срезав путь через заросли плюща над склепом семейства Бартлби (там кто-то на кого-то ворчал: Бартлби готовились ко сну), и протиснулся сквозь ограду на землю горшечника.

Никт крикнул:

— Лиза! Лиза! — И завертел головой.

— И тебе здрасте, юный увалень! — послышался голос Лизы. Никт её не увидел, но заметил под кустом боярышника лишнюю тень. Когда мальчик приблизился, тень в свете раннего утра стала перламутрово-прозрачной. Похожей на девушку. Сероглазую. — Ты что куролесишь, людям спать не даёшь?

— Я про твой могильный камень! Хотел узнать, что на нём должно быть написано.

— Моё имя. Моё имя с большой буквы Э, Элизабет, как у королевы-старухи, что преставилась, как я на свет родилась, и большое Хэ, Хемпсток. А больше мне ничего и не надо, потому как грамоте я толком не обучена.

— А цифрам? — спросил Никт.

— Вилль-Гелль-Завыватель, тыща шестьдесят шесть! — пропел рассветный ветер в боярышнике. — Большое Э, всего делов-то. И большое Хэ.

— Чем ты занималась? — спросил Никт. — Ну, когда не была ведьмой?

— Стирала. — ответила покойница.

Тут пустырь залило утреннее солнце, и Никт остался один.

Было девять утра, когда весь мир спит. Никт, однако, твёрдо вознамерился не спать: его ждало важное дело. Ему было восемь лет, и мир за пределами кладбища нисколько его не пугал.

Одежда. Нужна какая-то одежда — Обычный серый саван, конечно, не подойдёт. Он годился для кладбища, потому что был того же цвета, что камни и тени, но за пределами кладбищенских стен Никт в нём слишком бы выделялся.

В крипте часовни была кое-какая одежда, только вот Никт не хотел туда спускаться даже днём. Перед мистером и миссис Оуэнс он ещё мог как-то оправдаться, но уж никак не перед Сайлесом. Одна мысль о гневе или, ещё хуже, разочаровании в тёмных глазах опекуна страшила мальчика.

В дальнем конце кладбища стоял сарай садовника — небольшое зелёное строение, пропахшее машинным маслом. Там ржавела газонокосилка в компании целой груды старых лопат и грабель. Сарай забросили, когда вышел на пенсию последний садовник (ещё до рождения Никта), и поддержанием кладбища в порядке занимались городской совет (раз в месяц с апреля по сентябрь они присылали человека, который стриг траву и расчищал дорожки) и местное Общество друзей кладбища.

Дверь сарая была заперта на огромный замок, но Никт давно обнаружил сзади расшатавшуюся доску. Иногда, когда ему хотелось побыть одному, он залезал туда, сидел и размышлял.

С внутренней стороны двери висела старая коричневая куртка — то ли её забыли, то ли оставили специально. — и джинсы с зелёными пятнами от травы. Джинсы были Никту очень велики, но он упорно подворачивал штанины, пока не показались ноги, а потом подпоясался коричневой бечёвкой. В углу нашлись сапоги, облепленные грязью и цементом и такие огромные, что мальчик едва передвигал в них ноги, а когда попытался шагнуть, сапог остался на полу сарая. Никт вытолкнул куртку наружу сквозь дырку в стене, протиснулся в щель сам, потом накинул куртку. Если закатать рукава, решил он, сойдёт. В куртке были большие карманы, и Никт гордо засунул в них руки.

Никт подошёл к кладбищенским воротам и выглянул через прутья. По улице с грохотом проехал автобус. Впереди были автомобили, шум и магазины. Позади — прохладная тень в зелени деревьев и плюща: дом.

С сильно колотящимся сердцем Никт шагнул в большой мир.

Эбинизер Болджер повидал на своём веку немало странных типов. Вы бы повидали не меньше, будь вы владельцем такого же магазина, как у Эбинизера. Находился его магазинчик в одном из проулков Старого города и напоминал то ли антикварную лавку, то ли логово старьёвщика, то ли ломбард (даже сам Эбинизер не сказал бы вам точнее). К этому магазину стягивались самые странные типы и тёмные личности: одни хотели что-нибудь купить, другие — продать. Эбинизер Болджер торговал и в открытую, но куда большую прибыль получал от сделок из-под прилавка и в задней комнате, где брал на продажу и незаметно сбывал вещи, не всегда приобретённые честным путём. Пыльный магазин был всего лишь верхушкой айсберга, и Эбинизера это вполне устраивало.

Эбинизер Болджер носил очки с толстыми стёклами, а на его лице была обычно написана лёгкая брезгливость: будто он ненароком влил в чай скисшее молоко и во рту у него до сих пор гадко. Такая мина была как нельзя кстати, когда ему пытались что-нибудь сбыть.

— Ну, знаете ли. — кисло говорил он. — эта штуковина вообще ничего не стоит. Дам что смогу, и то из сентиментальных соображений.

Если за свою вещь вы выручили у Эбинизера хоть приблизительно столько, на сколько рассчитывали, считайте, что вам очень повезло.

У кого только Эбинизер не скупал дорогие вещицы по дешёвке, но мальчик, пришедший в то утро, оказался, пожалуй, самым странным из всех: на вид лет семь, одет в дедушкины обноски и пахнет сараем. Мальчик мрачно смотрел из-под длинных нечёсаных патл, а руки засунул глубоко в карманы пыльной коричневой куртки (Эбинизер догадался, что в правой руке тот что-то очень крепко стиснул.)

— Простите. — сказал мальчик.

— Да-да, паренёк… — осторожно отозвался Эбинизер. Опять дети! Или что-то стащили, или пытаются продать свои игрушки. И тем и другим он обычно отказывал. Купишь краденое у малолетки — и тут же заявится рассерженный взрослый: ах, его Джонни или Матильдочке дали всего десять баксов за мамино обручальное колечко! От детей больше проблем, чем проку.

— Мне нужно кое-что купить для друга. — сказал мальчик. — И я подумал, может, вы купите то, что есть у меня.

— У детей не покупаю. — отрезал Эбинизер Болджер.

Никт вынул руку из кармана и положил брошь на грязную стойку. Болджер бросил на неё небрежный взгляд. Потом всмотрелся пристальнее. Снял очки. Вставил в глазницу монокль и включил настольную лампу.

— Змеиный камень?.. — Он обращался не к мальчику, а к самому себе, убрал монокль, надел очки и кисло сощурился. — Откуда у тебя эта вещь?

— Хотите купить?

— Ты её украл. Стащил из какого-то музея, так?

— Не так. — отрезал Никт. — Вам она нужна, или мне поискать другого покупателя?

Кислая мина Эбинизера Болджера вдруг сменилась широкой и дружелюбной улыбкой:

— Ах, прости, пожалуйста! Уж очень редкостная вещица! Для моего магазина редкая. Такие разве что в музее увидишь. Но я, конечно, не прочь её купить. Послушай… Давай выпьем чайку с печеньем — у меня в задней комнате целая пачка печенья с шоколадной крошкой — и решим, сколько такая штука стоит, а?