Гатчинский коршун - Андрей Величко

– Уже почти построено, за полтора месяца обернулись, – гордо сообщил я. – Это летающая подводная лодка. Ну, или ныряющий экраноплан… Правда, одноразовый.

– В каком смысле?

– Он сможет вынырнуть и взлететь. Потом сесть и утонуть. Все. Кстати, готовься еще к одному небольшому скандальчику, наверняка до тебя дойдет… Наш Максим Максимович Рейли недаром доил англов во все соски – ему удалось добыть сведения об основной продукции Николаевского завода. Вот об этой, что ты в руках держишь. Сейчас планируется – ими, в основном, я тут почти не вмешиваюсь – интересная операция. Пассажирский пароход с большим количеством иностранцев на борту малость отклонится от своего маршрута и пойдет через квадрат, где мы будем испытывать это чудо. Надеются, что вдруг что-то как-то и удастся увидеть…

– Интересно, что? – засмеялся Гоша.

– Сначала перископ, потом рубку, потом как эта хрень улетит, а посадку попозже еще кому-нибудь покажем. Ну, а потом начнется скандал. Они будут в двадцатимильной зоне, так что мигом примчатся «Машка» с «Герой», высадят на борт по взводу автоматчиков, и начнется шмон. Всех пассажиров построить, проверить документы, обыскать, фотоаппаратуру конфисковать.

– Всю?

– Почти. Так что придется нашим друзьям в наполовину построенный «Дредноут» опять изменения вносить, для борьбы с такими нашими вундервафельками… А может, и сами захотят повторить, тогда будет вовсе красота. Да, на всякий случай можешь где-нибудь случайно проговориться, что их у нас двадцать шесть штук.

– Почему именно столько?

– Чтоб легче запомнить, в том числе и тебе. Еще не забыл, что Маша жила на улице двадцати шести бакинских комиссаров?

– Название уже есть?

– Конечно – проект «Шпроты». Очень похоже – открываешь банку, и кажется, что там рыба, хоть и так себе с виду. Начинаешь есть – сушеная саранча в собственном соку!

– Ладно, – кивнуло величество, – но и мы с Машей тоже не лыком шиты. Операцию «Опа» можно начинанать раньше срока – у нас все готово.

Задумали мы это в те далекие времена, когда Гоша еще был высочеством, правда на редкость богатым, Маша – свежеобразованной княгиней, а я – вообще каким-то паршивым генерал-майором. Маша с Гошей зарабатывали деньги, я их тратил… В процессе зарабатывания, понятное дело, образовывалось и исчезало множество фирм-однодневок. И у меня возникла мысль – а почему бы, по примеру уже созданной нами оппозиционной партии, не создать и якобы конкурирующую с Гошиным финансовым концерном фирму? На постоянной основе. В случае прихода Гоши к власти она переходит в оппозицию, причем не вообще, а только ко мне.

Дело в том, что неэкстремистская оппозиция полезна – она обеспечивает обратную связь и не дает (в идеале, ясное дело) власти дуреть и зарастать салом. Но правил без исключения не бывает… Финансист, находящийся в оппозиции к государству – нонсенс, считал я. Точнее, грубая недоработка того самого государства, если он пребывает на свободе.

Рабочий, крестьянин, инженер и даже в какой-то мере интеллигент могут думать что хотят. Могут об этом говорить на кухнях – их дело. Могут организовать партию для защиты своих интересов – если она не занимается стрельбой и бомбометанием, так и ладно.

От финансиста же требуется абсолютная лояльность. Потому что по сути он прямой конкурент государства и, как показала история, компромиссы тут не получаются – либо финансовая олигархия подминает под себя государство, на это я насмотрелся в своей прошлой жизни, причем не только в России. Либо наоборот – такие случаи там уже давно были достоянием истории, но здесь наша команда была полна решимости не допустить этого исхода.

И вот молодой, но подающий надежды Машин референт Саша Самохвалов в один прекрасный день как-то незаметно превратился в Моисея Альперовича, выучил не только идиш, но и в какой-то мере иврит с талмудом, нашел своих родственников в Гродно, Баку и Одессе… Состояние он сделал во время войны – на поставках в армию. Пора было аккуратно начинать создавать ему ореол мученика на ниве борьбы с режимом. Трудность данного действа была в том, что оно вовсе не должно было привести к обнищанию фигуранта, а совсем даже наоборот – но это было вполне решаемо. Стратегией новой финансовой империи «Промфин» было выбрано изобретение Березовского, то есть покупка не компаний, а ключевых менеджеров в них.

Во исполнение этой задачи Альперович уже познакомился с Макаровым – вообще-то через Гошу, сам по себе адмирал не испытывал большого желания общаться с такими субъектами, и предложил ему помошь в освоении Севморпути. С Крыловым Саша законтачил сам, тот оказался несколько менее подвержен предрассудкам. Ну и генерал-адмиралу он тоже был представлен – чисто для престижа, с дядей Алексеем у меня давно сложились нормальные отношения.

Начиналась дележка большого пирога – флотского бюджета на пятилетку. Или, если быть точным, ее имитация, потому как на самом-то деле мы с Гошей при участии Эссена все уже поделили…

По результатам войны было проведено большое совещание флотских офицеров. Причем интересно – в этом мире никакой Цусимы не было, но итоги совещания остались теми же самыми – флотские хотели всего, и побольше. Они помнили, с какой легкостью Того от охвата хвоста их колонны почти перешел к охвату головы, и требовали скорости. Пушки японцев тоже произвели очень сильное впечатление, так что с неменьшим энтузиазмом народ хотел и сверхмощного вооружения. Правда, насчет брони выступали мало, а про дальность вообще почти не вспоминали. В общем, если бы мы начали выполнять эти требования, получились бы те же самые «Севастополи» – корабли с очень сильным вооружением, слабой броней и дальностью на одной заправке как у «Кошки». И весьма умеренной мореходностью до кучи. Меня еще удивило, что никто не предложил базировать их в Каспийском море – это было бы вполне логичным выводом из всеобщего плача. В общем, эти корабли впоследствии были охарактеризованы как «проект напуганных»…

Послушав ораторов, комиссия (Гоша, Крылов, Макаров, генерал-адмирал и Эссен) выдала требования. Они представляли из себя пересказ своими словами характеристик будущего детища адмирала Фишера – линейного крейсера «Рипалс», только что с двенадцатидюймовыми пушками. Теперь предстоял всемирный конкурс на лучший корабль для русского флота.

В связи с вышеизложенным Альперович собирался в Англию. По нашему замыслу, выигрыш в конкурсе должен был стать результатом не технического совершенства проекта, а величины взятки. С Америкой дело было уже на мази, и теперь предстояло закинуть удочку к берегам туманного Альбиона…

Конкурс превзошел самые смелые ожидания. Вообще-то изначально планировалось шоу, но чтобы такое…

Лучший проект представили немцы, «Блом и Фосс», но они отказались даже слушать намеки про подмазку некоего неизвестно откуда взявшегося лица неопределенной национальности, так что их детище даже не попало в полуфинал. Французы вопили, что не для того они ссужали русским деньги, чтобы те раздавали их черт знает кому (где тут логика, с изумлением думал я), но сильно жадничали – предложенную ими мелочь даже и взяткой-то назвать было неудобно. Основная борьба развернулась между английским «Амстронгом» и штатовским «Крампом». Происходила она под истошный газетный визг о новом фаворите Георгия, причем один желтый листок на полном серьезе утверждал, что Альперович спит с императрицей. За что весь состав редакции, включая курьеров, был основательно, с применением тяжелых предметов, бит бонапартистами…

И эта их выходка произвела даже больший резонанс, чем взрыв парижской штаб-квартиры Ротшильдов – все-таки во Франции влияние этой семьи было далеко от безграничного, многие восприняли случившееся с удовлетворением. Смерть же Густава Ротшильда в Австрии официально считалась естественной, а по сути привела к некоторым трениям между британской и австрийской ветвями банкирского дома.

Так что моего гостя даже не пришлось подвергать мерам физического воздействия – созерцание того, как на твоих глазах рушится дело всей жизни, а семья неуклонно сокращается в числе, повергло его в состояние мрачной апатии, еще и усиленное психотропными препаратами. И теперь бывшие его прииски и нефтепровод фактически уже стали нашими, а общая прибыль по операции приближалась к ста миллионам рублей.

Нобель же оказался очень умным человеком и сам предложил нам часть своих акций бакинского нефтекомплекса в обмен на долю в освоении только что открытых башкирских месторождений. В общем, вопрос, где в будущей войне Россия и ее союзники будут брать нефть, можно было считать практически решенным. Правда, оставшиеся пока неохвачеными Манташев с Гукасовым уже искали подходы к Альперовичу, но это на самом деле означало только то, что процесс их избавления от излишних денег будет происходить на основе самообслуживания.