Садовник (СИ) - Гавриленко Василий Дмитриевич

Эмбер молча натянула чулки, натянула платье, и сказав: «Ты мне не мать!» - ушла из квартиры, хлопнув дверью.

Так Эмбер Уоллис вступила на путь порока. Она знакомилась с мужчинами на улице, отдавалась им в укромных закоулках, в дилижансах и в автомобилях. У нее появились деньги, часть из которых девушка тратила на наряды, а часть – отдавала матери.

День, когда Эмбер исчезла, начался, как обычно. Отец сначала орал на мать, затем раздались глухие удары и стоны. «Опять у Клэр будут синяки по всему телу, - подумала Эмбер. - ну, да поделом ей».

Наконец, избиение закончилось. Теперь Эмбер слышала рыдания отца, который в очередной раз на коленях просил у матери прощения. А завтра он снова ее изобьет, и снова станет просить прощения.

Эмбер лежала на своей постели, глядя в потолок. Ее красивые, тонкие губы немного загибались вверх на краях так, что казалось, будто девушка слегка улыбается.

Эмбер, и правда, улыбалась. Сегодня она снова встретится с ним. С настоящим джентльменом, мужчиной, который не полез к ней под юбку после первых минут знакомства. И даже через час не полез. И вообще он не тронул ее даже пальцем. Они просто говорили, и это был упоительный разговор. Эмбер с детства любила читать, но до сих пор ей не приходилось встречать мужчину, который был бы столь увлечен литературой, поэзией. Да, он был гораздо старше ее, но девушка давно поняла, что нужно молодым джентльменам, и они ее не привлекали. Для ее нового знакомого Эмбер не была уличной девкой, годной лишь на то, чтобы слить в нее, как в помойное ведро, накопившееся возбуждение. Для этого джентльмена она была человеком.

В день знакомства они сидели в кафе в центре Лондона, мисс Уоллис жадно слушала об эмпирической традиции Фрэнсиса Бэкона, о философии здравого смысла и связи этического утилитаризма с эволюционизмом. Она и не подозревала, что человек может быть настолько умным. Его рассуждения, в которых она практически ничего не понимала, завораживали ее, казались чем-то вроде магических заклинаний, с помощью которых на спиритическом сеансе вызывают духов. Заклинания нового знакомого вызвали в Эмбер огромное желание учиться. Она поклялась себе, что в ближайшее время возьмет в библиотеке книги по философии.

В шесть вечера Эмбер поднялась с постели, быстро оделась и, не сказав отцу и матери ни слова, ушла. Дойдя пешком до Леман-стрит, она остановила такси.

Он ждал ее около входа в Берджесс Парк.

- Мисс Уоллис! – бросился ей навстречу, поцеловал руку в длинной лайковой перчатке. – Я так раз видеть вас снова, так рад!

- Я тоже рада видеть вас, сэр.

В его стремительных движениях присутствовало изрядное волнение, но Эмбер не придала этому значения. Они неторопливо пошли по тенистой аллее парка к пруду.

Василий Гавриленко

ТЕПЛАЯ ПТИЦА

роман

И сама та душа, что, пылая, ждала,

Треволненьям отдаться спеша,-

И враждой и любовью она изошла,

И сгорела она, та душа.

…

Не стучись же напрасно у плотных дверей,

Тщетным стоном себя не томи:

Ты не встретишь участья у бедных зверей,

Называвшихся прежде людьми.

А. Блок

                        Вместо предисловия

Надпись на стене одного из КТСМ

      «Путь – это просто шаги. Вперед или назад. Если ты шагаешь вперед, тебя ждут открытия, и вряд ли они будут приятными.

Так почему не идти назад, по знакомому пути?

В любом случае, выбирать тебе. И тебе шагать».

Часть первая

ДВА АНДРЕЯ

1

ПОСЛЕДНИЙ ПОЕЗД

      Ветви деревьев тянулись друг к другу, сцеплялись, образуя тоннель, из которого должен был появиться Поезд.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

      На Поляне нас собралось шестеро.

Впрочем, «нас» - это сильно сказано. Я прежде не встречал никого из этих людей, да и уверенности в том, что передо мною люди, не было.

      Прислонившись спиной к покрытому мхом дереву, я сидел на толстом слое прелой листвы и наблюдал.

Крепкий игрок в рваной кофте опасен, а остальные – семечки. При условии, что они не атакуют вместе, но так ведь не бывает: Джунгли, как известно, полны одиночек.

Этот ли, тощий и желтый, - мне соперник? Я в одно мгновение вонзил бы в него заточку… Или тот, что нервно курит самокрутку из кленовых листьев?

Ну, самок в расчет не беру, тем более что одна из них, - старуха, с лицом, словно печеная картофелина. На что только рассчитывает на Поляне со своими тонкими, как ветки, руками?

       Вторая самка молодая и, должно быть, сильная, с копной ярко-рыжих волос… Но и ей едва ли что-то светит.

      Похоже, верзила в кофте оценил возможности собравшихся на Поляне примерно так же, как я, то есть своим главным конкурентом он назначил меня. Ишь, как смотрит! Изучает, сволочь.

-Слышь, долго еще?

       Желтый игрок уставился на меня. На Полянах не принято разговаривать, но этот калека, видать, не в курсе, - ничего, прозреет, когда заточка пронзит ему глотку…

-Понятия не имею.

      Желтый скрипнул зубами. Отвернулся.

Разумеется, я знаю, когда из тоннеля вынырнет голова Поезда, но сказать во всеуслышание – быть дураком.

      Мертвые листья кружатся в воздухе - прощальные письма. Кому-то придется их читать. Уж, конечно, не мне.

      Серый курильщик принялся ловить листья, чтобы снова свернуть себе косяк.

      Солнечный луч медленно начертил «ПОРА» на земле у моих ног, и я поднялся - пришло время облегчиться, тем самым получив дополнительный козырь.

       Мне доводилось видеть игроков, опорожнявшихся прямо на Поляне у всех на виду. Это их право, ведь речь идет о Последнем Поезде, и здесь не до цацканья.

      Но я за этим делом всегда ухожу в лес.

Запах прели щекочет ноздри; здесь надо быть начеку - в любой момент из-за дерева может выскочить тварь.

Вот удобная ложбинка. Я сбежал вниз, скользя по мягкой глине, и, спустив штаны, присел на корточки.

-А-а-а!

      От сильного толчка в спину я растянулся на дне ложбинки.

      Кривая заточка вонзилась в землю возле моей головы. Я откатился в сторону и вскочил на ноги, одной рукой выхватывая из нагрудных ножен заточку, а другой - натягивая штаны. Не дал посрать, сучий потрох.

       Верзила наступал, хрипло дыша, сверля меня красными глазами. Силен, как бык, но неповоротлив и медлителен.

      Я поиграл в воздухе заточкой перед его носом и ухмыльнулся - даже здесь, в лесу, она блестела. Недаром точил клинок белым камнем и натирал песком.

       Моя полуулыбка произвела на верзилу впечатление - он вскипел от ярости. В таком состоянии этот олух едва ли на многое способен - я уложу его, как котенка…

Он прыгнул.

      Широкое лезвие полоснуло по руке, я вскрикнул и несколько раз - снизу, в живот и меж ребер, вонзил в верзилу заточку.

      Он упал ничком в черные листья и, содрогнувшись, замер.

      Я вытер лезвие об его кофту и спрятал в ножны.

      Нужно идти на Поляну и ждать Поезд… Но, черт побери, как саднит рука. Я закатал рукав куртки и ужаснулся: из ровного и глубокого пореза лилась кровь, но самое скверное - рука немела. Этот мудак отнял у меня козырь! Я пнул распластанного верзилу и, слегка пошатываясь, стал выбираться из ложбинки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

      Из-за широкого ствола вышла рыжая самка. Значит, притащилась с Поляны посмотреть на схватку и добить того, кто победит. … Ну-ну…