Ружье - Эд Макбейн

– Что вы делали в квартире? – спросил Карелла.

– Пришла в гости к Уолли.

– К какому Уолли?

– К Дамаску.

– Кто дал вам ключ?

– Уолли.

– Когда?

– Давно, несколько месяцев назад.

Девушка была красива, знала об этом и пользовалась своей очаровательной наружностью очень умело. Волосы медно-красного цвета прекрасно контрастировали с белой кожей и большими зелеными глазами. Носик задорно вздернут, рот большой, губы крупные и ненакрашенные. Зеленое шерстяное платье удачно подчеркивало ее соблазнительные формы. Девушка сидела на стуле, закинув одну стройную ножку на другую, и ослепительно улыбалась детективам, заставив каждого пожалеть, что он не допрашивает ее один на один, подальше от похотливых коллег.

– Расскажите о ваших отношениях с Дамаском, – предложил Клинг.

– Сами знаете, – скромно потупилась она.

– Лучше вы нам все-таки расскажите, – попросил Браун.

– Мы часто встречаемся, – сказала Мэнди.

– Как часто?

– Очень часто.

– Вы живете вместе?

– Что вы хотите этим сказать?

Им никак не удавалось проявить необходимую строгость. Аманда Поп была так очаровательна и так по-женски хрупка, что им совершенно не хотелось не то чтобы разбить или поломать, но даже потревожить это произведение искусства. Они стеснялись убогой обстановки своего участка, светло-зеленых крашеных стен, обшарпанных столов, пыльного бачка с питьевой водой, ржавых решеток на окнах, унылых ящиков с документами, клетки для задержанных – к счастью, в данный момент пустовавшей. В это мрачное помещение красота заглядывала редко, и сыщики, задавая серьезные вопросы строгим тоном, чувствовали за собой какую-то вину.

– Так жили вы с ним или нет? – спросил Карелла.

– Мы жили в разных квартирах, – сказала Мэнди.

– Где ваша квартира, мисс Поп?

– Пожалуйста, зовите меня Мэнди.

Клинг откашлялся.

– Так где же находится ваша квартира? – спросил он.

– Мэнди, – добавила она таким тоном, каким учительница произносит трудное для маленького ученика слово.

– Мэнди, – послушно повторил Клинг и снова кашлянул.

– Я живу на углу Рэндал-авеню и Пятой улицы, – произнесла она голосом таким же нежным, как и ее личико. Она говорила отчетливо, но очень мягко, глядя на сыщиков снизу вверх и слегка улыбаясь, словно ведя светскую беседу с тремя приятными мужчинами за коктейлем.

– Послушайте, Мэнди, – сказал Карелла, – когда вы в последний раз видели Дамаска?

– На прошлой неделе.

– Когда именно? – спросил Браун.

– В пятницу вечером.

– Где вы видели его?

– Я заехала за ним в «Уютный уголок». Это ночной клуб. Он там работает. Вышибалой.

– Когда вы за ним заехали?

– В два. Перед закрытием.

– Куда вы поехали потом?

– К нему.

– Сколько там пробыли?

– У него?

– Да.

– Около часа.

– Чем занимались?

– Сами знаете, – снова сказала Мэнди, опуская глаза.

– А потом? – спросил Клинг.

– Отвезла его в одно место.

– Куда?

– На Саут-Энджелс-стрит.

– Зачем.

– Ему туда было надо.

– Он не объяснил зачем?

– Объяснил. Сказал, что хочет поиграть в покер.

– И вы его туда отвезли?

– Да.

– Значит, сначала вы поехали к нему на квартиру, где пробыли около часа, а потом отвезли его играть в покер?

– Да.

– Во сколько это было?

– Точно не скажу. Примерно между тремя и четырьмя утра.

– Вы его с тех пор больше не видели?

– Нет, он вышел из машины, и все.

– И после этого вы не встречались?

– Нет.

– И не разговаривали по телефону?

– Нет.

– Он вам не звонил?

– Нет, не звонил.

– И вы ему не звонили?

– У него нет телефона. – Мэнди помолчала и добавила: – Вообще-то, я звонила ему в клуб, но там сказали, что он не появлялся всю неделю. Вот я и решила заглянуть к нему, узнать, не стряслось ли чего.

– Он при вас не упоминал людей по фамилии Лейден?

– Лейтон? Нет.

– Лейден! Лейден!

– Нет, ни разу.

– Когда вы вместе выходили из его квартиры, он что-нибудь с собой взял?

– Что именно?

– Это мы вас спрашиваем.

– А что вас интересует?

– Оружие не брал?

– Вроде нет. Но пистолет у него есть. Маленький такой.

– Нас интересует ружье, мисс Поп.

– Мэнди.

– Мэнди. Вы бы обязательно его заметили.

– Ружье? Нет, ружья не было. Да и зачем оно ему?

– Вы знаете, как оно выглядит?

– Ну да. Вернее нет. В общем, как винтовка?

– Примерно.

– Нет, ружье я бы заметила.

– У него было с собой что-нибудь большое?

– Нет.

– Что-нибудь похожее на завернутое ружье или ружье в футляре?

– Нет, в руках у него ничего такого не было. Да и зачем ему брать ружье, если он собирался играть в покер?

– Но может, он не собирался играть в покер, мисс Поп?

– Мэнди.

– Может, он поехал в город, чтобы кого-нибудь убить, а?

– Нет!

– Например, Розу и Эндрю Лейденов.

– Нет, – еще раз сказала Мэнди.

– Вы уверены, что не встречались с ним после пятницы?

– Вполне. Он не давал о себе знать. Это так не похоже на Уолли. Он всегда звонит мне три-четыре раза в неделю.

– Но на этой неделе он не позвонил ни разу?

– Ни разу.

– Он не говорил, что собирается уехать из города?

– Куда ему ехать?

– Это мы у вас хотим спросить.

– Некуда ему ехать. Тут у него работа. Зачем ему уезжать?

– Если он кого-то убил, то мог решить, что лучше на время уехать.

– Я уверена, что он никого не убивал.

– Вы с ним когда-нибудь вместе уезжали?

– Нет.

– Есть ли у него где-то родственники?

– Не знаю. Он не говорил.

– Мисс Поп, если вам вдруг...

– Мэнди.

– ...позвонит или напишет Дамаск, тут же дайте нам знать. Я предупреждаю вас, что он подозревается в совершении нескольких убийств, и если вам известно что-то о его местонахождении в настоящее время или...

– Мне ничего не известно.

– ...или вы узнаете об этом в будущем и утаите информацию от полиции, то вы будете считаться его соучастницей...

– Я уверена, что Уолли никого не убивал, – вставила Мэнди.

– ...а это правонарушение, караемое по Уголовному кодексу. Мисс Поп... Мэнди... Соучастником считается лицо, укрывающее или оказывающее иную помощь преступнику, с тем чтобы тот мог избежать ареста, судебного разбирательства или понесения наказания, а также лично знающее или имеющее основание подозревать, что данный человек – правонарушитель, разыскиваемый полицией. Вы это понимаете?

– Да, но Уолли...

– Мы только что довели до вашего сведения, что собираемся арестовать его, как только обнаружим. Так что вы в курсе, – сказал Браун и замолчал, давая ей возможность подумать. – Вы знаете, где он сейчас?

– Нет, к сожалению, не знаю.

– Вы нам позвоните, если что-то узнаете?

– Конечно. Но вы ошибаетесь. Уолли никого не мог убить.

– Ладно, мисс Поп, то есть Мэнди, вы свободны, – вздохнул Карелла.

– Проводите ее кто-нибудь, – сказал Клинг.

Провожать вызвался Браун.

Глава 9

Каждый проводит субботу по-своему.

Мейер и Хейз отправились слушать стихи, Карелла получил по голове, а Берта Клинга избили.

Суббота выдалась на славу.

Поэтический утренник должен был начаться в помещении Ассоциации молодых христиан на Батлер-стрит в одиннадцать, но начался в четверть двенадцатого. На сцену из-за занавеса выбрался статный молодой человек с бакенбардами-котлетками в коричневом костюме и сообщил собравшимся (а всего в зале было человек пятьдесят), что, как известно, сегодняшняя встреча посвящается памяти Маргарет Ридер, похороны которой состоялись в пятницу. Затем статный молодой человек довел до сведения присутствующих, что десять поэтов – ближайших друзей Марджи – написали элегии в ее честь, каковые будут исполнены авторами в сопровождении гитары Луиса-Йосафата Гарсона. Собравшимся представили Гарсона, желтолицего джентльмена в темно-сером костюме. Гарсон с мрачным видом уселся на черную табуретку в левой части сцены, после чего раздвинулся занавес, появился первый поэт и начал читать свою элегию.

В зале стояла траурно-праздничная атмосфера. Первый поэт читал свое произведение с драматическим накалом, сравнивая Марджи Ридер с воробьем, столкнувшимся с загадочным объектом, который покалечил ее тело, отобрал жизнь и возможность летать. «Теперь летать, – завывал он, – придется лишь во сне, в бескрайнем вечном сне». Он опустил рукопись и потупил взор. Наступило молчание, которое, как опасался Мейер, взорвется овацией. Собравшиеся порадовали Мейера, не наградив поэта ни единым хлопком. Второй поэт озаглавил свое творение «Голос» и рассказал в нем о неописуемо прекрасном голосе, который трагически замолчал навеки.

Возопим же, крикнем во всю мочь!

Поднимем голос против мерзкой стали смерти,