Дети Шини - Ида Мартин

– Куда дели баблосы? Только давайте без пурги.

Мы в ужасе молчали. Тогда Шапка достал короткий нож и сунул Маркову прямо под нос.

– Будем ломаться?

– Нет ничего. Потратили, – нервно моргая, упрямо сказал Марков.

– Серега, объясни ребятам политику партии, – гнусаво проговорил Кепка.

Ублюдок в шапке – Серега – приставил свой перочинный ножик Маркову прямо к ноге и начал медленно на него давить. Марков тихо заскулил, а я похолодела от страха.

– Ну, что? – спросил Кепка. – Вспомнил? Серега, поднажми.

– Нет, – завопила я. – Хватит! Сколько вам нужно?

Парни загоготали.

– А нам все нужно, – хрюкнул жирный.

– Отпустите нас, а мы принесем, – пообещала я.

Они опять гадко засмеялись.

– Какая умная школота, – сказал Шапка. – Поступим так: мы отпустим очкарика, а ты посидишь тут. Кинет – расплачиваться будешь сама.

Они выпихнули Маркова на дорогу. Он немного постоял, пытаясь рассмотреть, что у него с ногой, но гопники открыли окно и стали подгонять. Тогда он медленно, даже припадая на ногу, двинулся в сторону нашей «Газели». Его яркая красная куртка была отлично видна в темноте.

– Вот и ладненько, – потер руки Кепка. – Давай тихонечко за ним.

Машина аккуратно тронулась с места и покатилась за Марковым.

– Но так нечестно! – не сдержалась я, чем сильно их развеселила. Все время, пока преследовали Маркова, они передразнивали меня, на все лады повторяя «так нечестно».

Когда Марков доковылял до наших, Петров и Настя вернулись и что-то оживленно обсуждали с Герасимовым. Судя по их удрученному виду, Якушина они не нашли, а увидев Маркова, бросились ему навстречу.

Гопники моментально подрулили и вывалились скопом из машины, даже молчаливый водитель, который оказался здоровенным амбалом.

Завидев их, ребята так растерялись, что никто дернуться не успел. Водитель и жирный согнали нас в кучу, а Кепка и Шапка по-хозяйски полезли в «Газель». Первым делом выковыряли оттуда Амелина и кинули к нам, а затем принялись доставать сумки. Возиться особо не стали, просто раскрывали одну за другой и вытряхивали содержимое на снег.

Мои деньги и карточку нашли первыми, завернутыми в тетрадный клетчатый лист. Кепка заикнулся про пин-код, но Шапка его одернул, мол, уголовка ему не сдалась. Однако карточку не вернули.

Деньги Герасимова лежали в кармане куртки, их забрал амбал. У Насти рассыпалась стопка сторублевок, уроды сгребли и их. Кроме того, они забрали все телефоны, карточки, ноут Петрова и планшет Герасимова. Наличность Маркова обнаружилась в носках. Бумажник Якушина Шапка, не раскрывая, пихнул себе в карман.

Напоследок они забрали пакет из «Макдоналдса» с тремя оставшимися гамбургерами и большой коробкой нагетсов. Мы остались стоять над кучей раскиданных шмоток, как бедные поселенцы после Мамаева набега.

Первой очнулась Семина и камнем бросившись на кучу, начала спешно собирать свои вещи. Наверное, потому, что сверху оказалось ее нижнее белье.

– Капец! Просто финиш! Полная задница, – впервые в жизни я видела на лице Герасимова столь бурное выражение эмоций.

– Откуда они взялись? – промямлил совсем сникший Петров.

– Прямо на улице заловили, – Марков, кажется, единственный сохранил присутствие духа. – Откуда-то знали, что у меня есть деньги.

– Ясное дело, откуда, – сказал Амелин, кутаясь в шарф. – Твои друзья – хорошие парни нашептали.

– Полицейские? – ахнул Марков. – Думаешь?

– Естественно. Не могли же они сами отнять у тебя деньги, которыми ты так лихо перед их носом размахивал.

Тут Петров неожиданно вскинулся, полез в машину, под переднее сиденье и с победоносным видом вытащил оттуда спрятанную мною камеру.

– Осеева, ты чудо!

– Капец, ну капец! – не унимался Герасимов.

Вдруг из снежной пелены нарисовался Якушин собственной персоной. Он шел не спеша, вразвалочку, спокойный и довольный, с широкой полоской белого пластыря на носу. И только с удивленным видом подошел, как мы все, словно по мановению дирижерской палочки, начали орать на него.

Якушин какое-то время терпеливо слушал, но вскоре не выдержал и тоже начал кричать, что он никому не навязывался и ничем не обязан. Хотя толком не понимал, что случилось.

Потом я наехала на Маркова, что он такой лопух и хвастун, а Марков ответил, что я сама согласилась сесть к ним в машину. Ко мне подключились Герасимов и даже Петров, мы все стали дружно орать на Маркова. Просто стояли над кучей шмотья и кричали на него.

Все, кроме Амелина, который сел на корточки, чтобы вытащить из подвернутых штанин свой драгоценный плеер, но заметил среди вещей несколько прямоугольных белых карточек и, собрав их, принялся внимательно разглядывать.

Оказалось, это фотки Герасимова, и тот с такой злостью вырвал их, что они чуть не порвались.

– Это туда ты собрался ехать? – спросил Амелин.

Герасимов спрятал фотографии во внутренний карман куртки.

– Тебе какое дело?

– Прикольный дом. Можно с тобой? – Амелин умело изобразил святую наивность.

– Нельзя, – Герасимов стал собирать свои вещи.

– А что там? – Петров заинтересовался.

Мы все устали кричать.

Герасимов нехотя передал карточку Петрову. Я не удержалась и тоже заглянула.

Черно-белая фотография прошлого века, а на ней большой красивый дом с колоннами и балконом, настоящая усадьба.

– Это, наверное, какой-нибудь архитектурный памятник. Музей, – предположил Петров.

– Ничего подобного. Мой дядя там на самом деле живет.

А Марков даже не взглянул:

– Сторожем там работает?

– Это его собственный дом. Он его в девяностых выкупил и полностью восстановил, потому что там раньше была заброшенная больница.

– Ого! На какие шиши он все восстановил? Миллионер, что ли? – саркастично поинтересовался Марков.

– Думал, ты один такой в целом свете? – парировал Герасимов.

– В таком доме я бы спрятался, – с уважением сказал Петров.

– Покажи, – одновременно попросили Якушин и Настя.

– Комнат точно на всех хватит, – согласился Якушин.

– А правда, Герасимов, – начал Петров в своей подхалимской манере. – Давай мы с тобой поедем. Прежде чем меня насильно вернут обратно, я бы хоть одним глазком взглянул, как люди живут.

– Я сам там ни разу не был, – сказал Герасимов. – И дядьку видел только в глубоком детстве. Они в ссоре с моей мамой.

– Вот вместе и поедем, – продолжал окучивать его Петров. – Потому что денег на билет у тебя больше нет.

– Минуточку, – насторожился Якушин, – и как ты предлагаешь туда добираться?

– На машине, конечно.

– С этого места, пожалуйста, поподробнее. На какой это машине без денег он поедет? – произнес Якушин с нажимом, пристально глядя в глаза Петрову.

– Ну, как? – замялся Петров. – На твоей.

– То есть спрашивать меня, хочу я или нет, не нужно?

– Конечно, хочешь, – подключился Марков. – Только представь, как будет беспонтово, если тебя вернут на второй день.

– А вы в курсе, что это нереально далеко? – даже разозленный Якушин выглядел на редкость симпатично. – Очень далеко.

– В Интернете пишут, – откликнулся Герасимов, – что из Москвы дорога занимает семь-восемь часов, а отсюда наверняка часа на два меньше.

– Легко сказать – восемь часов. Я никогда столько за рулем не сидел.

– В Пскове тоже полиция есть. Если будет плохо, пойдем и сдадимся, – здраво рассудил Марков. – Они позвонят моему папе, и нас люксом довезут до Москвы.

В этот момент Якушин обнаружил, что его бумажник тоже забрали, и снова начал ругаться. Все опять завели старую песню. Оказалось, что в бумажнике, кроме денег, у него был паспорт, а теперь осталось всего три тысячи рублей и водительские права.

– Давайте, – вкрадчиво произнес Амелин, – решайтесь. Сейчас девять, если ехать часов семь, то к четырем-пяти утра приедем.

– С тобой я вообще никаких дел иметь не собираюсь, – ни с того ни с сего заявил Герасимов.

– Почему? – широко распахнутые глаза Амелина выражали искреннее недоумение.

– Потому что ты конченый придурок. Суицидник. Небось еще и наркоман.

Амелин равнодушно пожал плечами:

– А если наркоман, то что?

– Что, правда? – испугалась Настя.

– Думаешь, это я простыл? – сказал он доверительным тоном, подходя к ней вплотную. – Ничего подобного. Это у меня ломка такая. Мне очень плохо. Очень.

И вдруг, скрючив пальцы и скрестив на груди руки, он медленно опустился на колени, прямо в кучу с вещами. Немного постоял так с жертвенным лицом, а потом свалился набок и задергался, точно эпилептик.

Все в недоумении застыли, глядя на его тупое кривляние. А затем он вдруг перестал идиотничать, нормально сел и, глядя на нас снизу вверх, спросил:

– И что, вы теперь бросите меня на улице?

Мы были так удивлены, что и не знали, что ответить.

– Это правда? – настойчиво повторила я Настин вопрос.

Амелин сначала медленно и театрально обвел всех взглядом и лишь потом остановил его на мне.