Невеста и Чудовище - Нина Васина

– Точно. Потом я поселилась здесь и последний месяц вижу ее почти каждый день. Истопник тоже ее видит, он с нею объясняется, поэтому пусть сравнят кровь истопника и кровь из банки.

– Да как я смогу взять анализ у моего сторожа? – взвился Бирс. – Пойти и попросить, чтобы он дал немного крови? Это бред!

– Не надо ни о чем просить, – успокоила я Бирса. – У меня есть его кровь. На полотенце. Я ударила его поленом по голове и потом стащила полотенце из корзины с грязным бельем.

После моих слов Бирс закрыл голову руками, а Байрон и доктор уставились на меня с приоткрытыми ртами. Доктор пришел в себя первым – специалист все-таки.

– Веня, – сказал он, вставая, – выйдем на минуточку.

И они вышли. Я спросила у Байрона:

– Что, напугала я тебя?

– Я тут вдруг подумал... – Байрон замешкался, опустив голову, и в каждую секунду его молчания мое сердце сделало по три удара.

Он поднял голову и посмотрел на меня решительно:

– Я подумал и вспомнил, как ты чувствуешь предметы. Ну, когда ищешь привязку к паролю.

– И что? – прошептала я.

– Текила, я тебе верю и сделаю все, что ты попросишь. Я сам отвезу материал в лабораторию, оплачу, сделаю все, что нужно – договорюсь, суну деньги, упрошу. Может, если бы я так верил матери в детстве, когда она меня просила... Ладно, это уже не в тему и поздно. Я все сделаю и порву пасть любому психиатру, который захочет...

В гостиную вернулись доктор с Бирсом.

– Ну уж сразу и насилие! – возмутился доктор. – Пасть! Неужели я так страшно выгляжу? Лилит Марковна, Байрон... – доктор кивнул нам по очереди головой, – сделаю, что смогу, и как можно быстрее, но деньги не помешают. Мне пора. Байрон, проводи.

Я подошла к окну. Доктора ждало такси. Истопник рубил дрова у беседки. Девочка сидела на пеньке и ковыряла красной туфелькой снег. Заячью муфточку она задрала на левой руке до локтя – мешает.

– Как вы уговорили доктора? – спросила я Бирса.

– Никак. Он понаблюдал за Кирзачом минут пять и заторопился.

Понятно. Кирзач наверняка разговаривал с девочкой и прогонял ее. Он даже мог запустить в нее поленом!

– То есть благодарить мне лично вас не за что? – уточнила я.

– Совершенно не за что. Не знаю, за что меня наказывает судьба подобным, но терпеть это еще и с вами я не намерен. Мне достаточно проблем с Лизаветой и ее призраками. Прощайте, Лилит. Постараюсь не видеть вас, по крайней мере до родов. Надеюсь, после них у вас будет много реальных земных забот, тогда и помогу, чем могу.

И тут он берет меня за подбородок, поднимает мое лицо, сам наклоняется и... целует меня в губы! Легко, почти неощутимо, но я все равно покрылась мурашками. И подбородку больно от сухих цепких пальцев. От ужаса я закрыла глаза. Пока приходила в себя, Бирс исчез. Быстро пошла в ванную и до возвращения Байрона успела помыть рот.

Лизавета

Дней через десять приехала Лизавета. Она радостно объявила с порога, что по календарю уже наступила весна, обошла дом, поговорила о чем-то с истопником в его пристройке, сходила в гараж. Я в гостиной слушала музыку и читала толстенный том «Средневековой Европы» из сундука Бирса, а страницы переворачивала пальцем, которым ела мед из небольшой банки. Лизавета присела ко мне на диван и смотрела, смотрела... загадочно улыбаясь, потом спросила:

– Не помешала? Я теперь буду часто приезжать. Венечка мне записку оставил, что не будет посещать это место до лета. Вот, привезла тебе Библию, – у моих ступней появляется небольшая толстая книжица.

– Бирс написал вам... тебе записку?

– Да, – просияла Лизавета, – он часто мне пишет. Девочка, кстати, тоже кому-то пишет. На снегу. Видела?

– Где? – подхватилась я.

– Сиди, сиди, – потянула меня за руку Лизавета, – в соснах пишет и вдоль дорожки. Там одно слово – «скоро». Кто-то его затаптывает.

– Это Кирзач, – уверенно кивнула я.

– Думаешь?.. Зачем ему? Странно как-то, – задумчиво заметила на это Лизавета.

Я устроилась в подушках и изучила усталое лицо Лизы, но все равно не сдержалась:

– Почему – странно? Он дикий совершенно, этот ваш истопник, и... душегуб!

– Ну-ну... – Лиза успокаивающе погладила меня по ноге.

– У него есть свой дом?

– Не знаю точно... – задумалась Лиза. – То есть почти наверняка – нет. Он пришел к нам работником в девяносто пятом? Нет, кажется, в девяносто третьем. Да-да, я помню, он снимал домик в деревне тут неподалеку у одинокой женщины с ребенком, а сам подрабатывал по дачам, а мы тогда как раз строились. Если бы не Кирзач, я бы никогда не достроила этот дом.

– Почему?

– Потому что муж мой... умер, – Лизавета запнулась и закрыла глаза на секунду, – я осталась одна с маленьким ребенком – не до строительства было, лишь бы выжить. А Кирзач попросился остаться жить в нашем недострое и ничего не брал за работу. Женщина, с которой он жил в деревне Выселки – от нас километра три, – продала дом и уехала. Ему надо было или снимать, или – сразу поселиться там, где работа. Я согласилась, мы тогда все равно на даче отдыхать не могли – не достроена. Кирзач сделал пристройку, сначала с печкой, переселился в нее и потихоньку, потихоньку... Беседку вот сделал. Я как-то намекнула, что это муж хотел большой дом, а мне за городом летнего домика и беседки достаточно – приехать, посидеть, попить чаю и посмотреть на залив. Через два месяца меня ждала беседка.

– А по паспорту он женат? Дети есть? Где прописан?

Лизавета удивилась.

– Лилечка!.. Это же неприлично просить у человека паспорт и смотреть его семейное положение! Я взяла Кирзача плотником, когда он уже года два проработал в этих местах.

– Ну тогда, конечно, – вздыхаю я. – Даже удивительно, что вы знаете его фамилию.

– Фамилию?.. – Лизавета впала в сильную задумчивость. – Не могу точно вспомнить, но, по-моему, он дал записку со своим именем, когда пришел наниматься. Помню только – он пришел босиком, а на палке за плечом у него болтались сапоги. Кирзовые. Может быть, Кирзач – это прозвище?

Я опять вздохнула – чем дальше, тем стра́ньше. Пошарить, что ли, в вещах Кирзача, поискать паспорт?

– Кто трогал мою машину? – вывела меня из раздумий Лизавета.

– Я, то есть... Байрон учил меня водить.

– И как, получается?

– Нет, не получается. Пару раз мы с ним проехались, а потом мне стало в ней неудобно – то ли живот мешает, то ли я просто боюсь ответственности.

– Вот это ты хорошо поняла, ты молодец, – опять погладила меня по ноге Лизавета. – Автомобиль – это прежде всего ответственность. Не надо трогать чужое и ездить без профессиональной подготовки. Почитай Библию, почитай, это всегда помогает.

И удалилась в гараж. Я заглянула туда часа через два, Лизавета в рабочем комбинезоне и перчатках ковырялась в моторе. Вариантов было два – она решила продать «Москвич» или уехать на нем в ближайшее время.

Проснулась ночью от близкого дыхания. Надо мной стоит Лизавета в длинной ночной рубашке и со свечкой. Она наклонилась, закрывая пламя ладонью. Глаза – безумные. Шепотом, чтобы не испугать ее, интересуюсь:

– Вам плохо?

Лизавета выпрямилась, поставила свечку в стакан и зябко обхватила себя за плечи.

– Растущая луна в Стрельце.

– И что нужно делать? – Я села.

– Что тут сделаешь?.. Света нет. Кирзач проверил пробки – все в порядке. Значит, авария на линии. Я тебе свечку принесла. – Она посмотрела на меня. – Ты ничего уже не можешь сделать. А я – могу. Я могу, понимаешь?

– Нет.

– Не важно, потом поймешь. Люди не знают, что могут сами себе помочь. Чуть-чуть изменить направление судьбы.

– Зачем? – тихо спросила я.

– Чтобы избежать ужасных бед! – возбужденно прошептала Лизавета.

– А как? – я тоже перешла на шепот.

– Ко-о-ма-а-а! – пропела Лизавета. – Маленький перешеек между жизнью и смертью. Все попадают туда перед смертью, многие по нескольку раз при жизни, но не знают, что нужно делать.

– Лизавета, ты хочешь сейчас поменять направление судьбы? И что-то выпила для этого, да? – я похолодела от мысли, что придется спасать Лизавету от очередной попытки суицида в этом доме, без Байрона и электричества.

– Сейчас?.. – Лиза подумала и покачала головой: – Нет, сейчас у нас Луна в Стрельце, это совершенно бесполезно. Раз уж я тебя разбудила, пойдем вниз к камину пить коньяк. Огня хочу.

Сидим у камина. После третьей рюмки Лизавета вдруг выдает:

– Я могла придушить тебя. Там, наверху. Придавить бьющуюся жилку на шее. Немножко.

– Почему немножко?.. – равнодушно интересуюсь я.

После двух больших глотков коньяка я стала совершенно спокойной.

– Чтобы ты потом очнулась, и мы поговорили.

– О чем?..

– Как это было у тебя, и вообще. Можно рискнуть сделать это самой, если рядом будет кто-то, кто выведет потом наружу.

– А-а-а... – я понуро киваю.

Бедный Байрон! Вот для чего он нужен мамочке. Я задумалась, а зачем я нужна Примавэре? Зачем вообще нужны дети, и как человек в здравом уме может захотеть ребенка и всех свалившихся с ним неприятностей – как от меня, например. Потом я переключилась на заморочки Лизаветы и все-таки решила кое-что выяснить: