Синий дым - Юрий Софиев

Мой путь

На туманные Крымские горыТихо падал сухой снежок,И чернели морские просторы —Это наш короткий пролог.А потом в прозрачной лазуриЯ увидел зелёный Босфор.Сердце радовалось до дуриТеплоте сиреневых гор.Загудели гнездом осинымЕвропейские города.Развернулись повестью длиннойПоучительные года.Время шло. В тяжёлой заботе —Легче летом, труднее зимой —Жизнь раскрылась мне в чёрной работе,Трезвой, честной, нелёгкой, иной.В эти жёсткие годы впервыеЖизнь увидел по-новому я.К трудовой потянулись РоссииЕё блудные сыновья.Так фабричный гудок и лопата,Трудный опыт, прошедший не зря,Нам открыли, жестоко и внятно,Смысл и чаянья Октября.

1936, Париж,

«Прекрасные руки твои на клавишах…»

Н.Ф.[27]

Прекрасные руки твои на клавишах.Ты играешь Шопена.По углам полумрак.Ты играешь Шопена,И так дико и странно,Что на свете сейчасСуществует война.Тысячи жизней,Чтоб могли быть счастливыми,Гибнут и падаютВ кровь и грязь…Ты играешь Шопена,А мне бы не надоСмотреть на прекрасные руки твои.

1939, Париж.

Другу

Ты помнишь, как бежали мы с тобойПо снегу рыхлому на шведских лыжах.Проваливался в снег по брюхо Бой —Твой пёс в подпалинах волнисто-рыжих.Стояли старорусские леса,Отягощённые мохнатым снегом.Белесые ложились небесаНад нашей жизнью и над нашим бегом.Потом мы юность провели в седле,В тулупе вшивом, на гнилой соломе,И, расстилая на сырой землеПотник, почти не думали о доме.Потом расцеловались на молуИ разошлись бродить по белу свету.И вдруг столкнулись где-то на углуПарижских улиц, через двадцать лет!Должно быть, для того, чтоб в тишинеЛовить приёмником волну оттуда.Тогда в жестоком кольцевом огнеЛежала Русса каменною грудой.Нас не было с тобой — плечом к плечу —Когда враги ломились в наши двери.И я, как ты, теперь поволокуДо гроба нестерпимую потерю.И только верностью родному краю,Предельной верностью своей стране,Где б ни был ты — в Нью-Йорке иль в Шанхае —Смягчим мы память о такой вине.

1946, Париж

«Географическая карта!..»

Географическая карта!Пески пустынь. Простор морей.С какой надеждой и азартомСклонялся в юности над ней!Воображеньем зачарован,Я странствовал по вечерамНад старым атласом, в столовойЗасиживаясь до утра.Бежали голубые рекиС вершин коричневых хребтов.Я полюбил с тех пор навекиТугие крылья парусов.За ученическою партойВдруг встали дальние края.Географическою картойРазвёртывалась жизнь моя.Простая, трудная, и всё жеСкитанья тешили меня.На угольной платформе лёжа,Иль грея руки у огняВ Албании или Тироле,Измучившись и сбившись с ног,И в трудной и счастливой долеЯ слушал вещий зов дорог.Не ущербляется с годамиВоображение моё.Всё те же бредни: ночь на Каме,Костёр, собака и ружьё.

Париж-Нью-Йорк, «Эстафета».

«Мы распрощались с другом на пороге…»

Мы распрощались с другом на пороге.— «До скорого!» И вот ночной Париж.От прежнего — неповторимы, строги —Остались только очертанья крыш.

И утомлённый болтовнёю праздной,Отравленный вонючим табаком,По этим улицам, пустым и грязным,Иду я медленно домой пешком.

Как холодно! Лет семь каких-нибудь,В такую ночь, каким огнём объята…Постой, постой, дружок мой, не забудь!— В тридцать девятом, а не в сорок пятом.

И ржавый, одинокий лист, шурша,Гонимый ветром, кружит по аллее.Как страшно мне, что нищая душаЕщё при жизни холодеет…

1947, Париж, «Орион».

На рыбалке[28]

Медлительное облаков движенье.Сияет осень, и несёт рекаМир тишины и зябких отражений,Заколебавшихся у поплавка.

Взлетев на воздух, описав кривую,Сверкнув на солнце мокрой чешуёй,Расплачивается за роковуюСвою ошибку окунь небольшой.

И кто-то, подошедший незаметно,Приветливо мне «здравствуйте» сказал.— Как нынче клёв? — с приветствием ответнымЕму я место рядом указал.

И выпустил табачный дым сквозь губы,О рыбной ловле, жизни и судьбеБеседует тепло и дружелюбно —Ещё вчера совсем чужой тебе.

Алма-Ата.

На охоте

Тростник и побуревшая осока,А под ногою ржавая вода.В осеннем небе, чистом и глубоком,Несмелая и ранняя звезда.

А горизонт, зарёй сожжён дотла,Рассыпался сиреневою пылью.Охваченный волнением всесильным,Я вскидываю два стальных ствола.

Тревожный крик взлетевшего бекаса.Свинцом горячим раненый в плечо,Он падает. Спешу по почве вязкой…Как птичье сердце бьётся горячо!

И на ладони, в буром оперенье,Комочек тёплый. А в душе моейКак непохожи эти два мгновеньяВ противоборствующей сущности своей.

«В окне “Орёл”, сверкая “Алтаиром”…»

В окне «Орёл», сверкая «Алтаиром»,Склоняется за снеговой хребет.В калейдоскопе пережитых летПеремещаются виденья мира.

Следя за дней стремительным разбегом,До зимнего рассвета не усну.Посёлок спит. Лишь резко тишинуНарушит лай, да скрип шагов по снегу.

Проходит жизнь, как на цветном экране —Моря и реки, страны, города,Сердца и лица, что моём скитаньиЯ накопил за долгие года.

Да, не в борьбе — в упорном созерцанье,И не вслепую, и не наобум,Но в жизнеутверждающем исканьиЯ закалял нелёгкую судьбу.

Я возвращеньем в дом судьбе ответил.Но очень поздно к дому подошёл.Я слишком много трудных лет провёлВ блужданиях по душам и планете.

Старая лодка

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});