Я — ярость - Делайла Доусон

с утра — уже ушел. Она почти уверена, что ей не приснилось, как ранним утром он сдернул с ее лица одеяло (как будто хотел проверить, что вышло из уколов ботокса), а она в ответ зарычала и с яростью выдернула ткань из его рук и накрылась. Даже во сне она подсознательно помнила о принятом решении и уже смирилась с ним.

Ну или думала, что смирилась.

Челси где-то читала, что женщины уходят от мужей-насильников с седьмой попытки. По ее мнению, это была крайне унизительная статистика. В чем проблема просто встать и уйти?

И вот наступило ее время.

Челси предприняла семь попыток за один день. Дэвид прислал ей сообщение, в котором требовал на ужин пожарить стейк, — и она вообразила, как подает ему вместо стейка сэндвичи из магазина. Он пришел домой и заявил, что выглядит она просто дерьмово и ботокс совсем не помог, и ей захотелось сказать, что проплешина между его собственными волосами и пересаженными растет с каждым днем. Он спросил, какого черта она не вытерла пыль с гребаной люстры, а она представляла, как перерезает цепи и люстра падает ему на голову.

Однако все это так и осталось мечтами. Челси великолепно пожарила стейк — как он любит. И сказала, что зато он выглядит замечательно, и надела кружевное белье, которое ему так нравится. И протерла люстру.

Так прошла неделя. Челси вела себя идеально, улыбалась и подчинялась, красилась и выщипывала брови, боясь, что он каким-то образом почувствует ее намерения, почует ее ярость, увидит стиснутые зубы за красным блеском губ. И за всю неделю не произошло ничего плохого, их жизнь напоминала пасторальные сценки настенного календаря. Все улыбались, смеялись и вели себя прилично.

А потом Олаф написал на любимые туфли Дэвида — и Челси пришла в себя после отключки на диване в гостиной. Открыв глаза и увидев Бруклин, которая стоит над ней и спрашивает, что случилось, Челси поняла, что должна действовать.

Это должно произойти.

Как только все начнется, пути назад уже не будет, а значит неважно, струсит она или нет.

Во второй половине дня Челси пытается досадить мужу любым, даже самым мелочным образом. На этот раз — правила долой. Когда двери гаража поднимутся, Дэвид увидит, что она припарковала свой минивэн на месте его машины. Иногда она делает это вынужденно (когда нужно разгрузить покупки, а на улице ливень), и Дэвид утверждает, что все нормально, — но Челси знает, что он бесится. Его машина лучше, а значит только он имеет право парковаться в гараже. Технически она могла бы вставать на второе место, но ведь оно необходимо для гольф-кара, а ее минивэн вовсе не надо прятать от дождя (в отличие от его «лексуса»). Сегодня погода ясная; Челси просто заезжает в гараж и тормозит, только когда капот утыкается в шину велосипеда Дэвида, который свисает с крюка на потолке.

Ему нравится, когда девочки, заслышав, как поднимаются двери гаража, приветствуют его в коридоре, веселые и улыбающиеся. Но сегодня никто не выходит ему навстречу: все трое свернулись в клубок и, сидя на большой кровати, смотрят фильм. Даже Элла, которая в последнее время держалась особняком, уютно устроилась под одеялом. Какой-то идиот на школьной парковке чуть не влетел в нее, сдавая назад, и она чудом выбежала из-под колес, отпрыгнула, упала и теперь вся в ссадинах. Бедная девочка была даже рада налепить одну из этих модных масочек на лицо и спрятаться в темноте, хоть и не пришла в восторг от выбранного фильма.

Челси слышит, как Дэвид хлопает дверью, чертыхается, снимает ботинки и ставит их на полку. Мысленно улыбается: сегодня в коридоре она наступила прямо в какашку, оставленную Олафом, и не убрала. Коричневые пятна на белом кухонном полу приведут мужа в ярость. Он громко вздыхает — будто очень расстроенный ребенок — и Челси с трудом удерживается от смешка.

На кухне он обнаружит открытую коробку с холодной пиццей, раковину, в которую навалена грязная посуда, а также всякий мелкий мусор, оставшийся после Бруклин, — она мастерила что-то из серии «сделай сам» прямо на стойке. И все это вместо вылизанной до чистоты кухни, к которой он привык.

— Кто-нибудь? — раздраженно зовет Дэвид. — Есть кто дома? Нас что, ограбили?

— Мы наверху! — кричит в ответ Челси вместо того, чтобы торопиться в кухню (чего он, несомненно, ждет). — Фильм смотрим!

Его шаги — будто предупреждение: он шагает медленно, твердо, неумолимо, как Минотавр, выходящий на охоту в лабиринте. Олаф вскакивает на кровати и, скуля и писаясь, бежит прятаться в стенном шкафу в комнате Бруклин. Но Челси на этот раз не боится мужа. Пусть приходит. Кровь у нее кипит от возбуждения.

Дэвид разъяренной тенью застывает в дверях комнаты. Челси улыбается ему, сидя на кровати с девочками в куче одеял и подушек: все трое надели пижамы средь бела дня. Элла замирает, слишком поздно осознав, что назревает скандал, а вот Бруклин поднимает голову и щербато ухмыляется.

— Привет, папочка! — вопит она, совершенно не подозревая, что папочка от ярости уже скрипит зубами. — Мы заказали пиццу! И смотрим фильм! О медведях!

Элла тихо говорит: «Привет, папа», но не улыбается и не машет рукой. Никто не встает с постели. Челси тоже улыбается. У всех троих на лицах — косметические маски из зеленой глины, которые Дэвид ненавидит, так что он вряд ли жаждет, чтоб они его целовали.

— Привет, милый. Как работа сегодня? — интересуется она. Чертовски самоуверенная.

— Нормально, — огрызается он. — А вот дом такой, что в него не хочется возвращаться. Ты что, заболела или что еще?

Челси мотает головой.

— Да нет, просто решили устроить ленивый вечер. Пиццу можешь погреть в микроволновке. Ну, или съешь остатки вчерашнего ужина… Знаешь, так классно иногда полениться!

Девочки сидят по обе стороны от нее, и Челси крепко обнимает их. Бруклин хихикает и лезет обниматься в ответ, а вот Элла настороженно, как кошка, смотрит на отца. Она сообразительная девочка (пусть и перестала делиться всем с матерью), и только что до нее дошло, что все ингредиенты для дурного вечера уже засыпаны и кипят на медленном огне.

— «Полениться», — медленно повторяет Дэвид, будто размышляя. — Да, хотелось бы мне! Но некоторым из нас